Наталья Романова - Дайте кошке слово

• Название: Дайте кошке слово
• Автор: Наталья Романова
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Домашние животные
• Год: 1992
• ISBN: 5-08-001437-7

Книга «Дайте кошке слово» состоит из рассказов и повестей, написанных в разное время и в разном жанре, однако она едина по мысли и композиционно.

Через всю книгу проходит образ героини, довольно рано нашедшей свое призвание, которое она сумела пронести через всю жизнь.

Если в начале книги — в повести «Ливень» — показана девятиклассница, в которой только пробуждается творческое начало, то в дальнейших рассказах и повестях раскрывается «особое видение» героини. Ее наблюдения всегда неповторимы, потому что они личностны.

В силу своей специальности (героиня — биолог) она наблюдает за всем, что происходит вокруг: в лесу, в реке, на поляне и дома. А дома живет кошка. Сначала одна, затем вторая. Повести об этих двух кошках, Уте и Коте, — это повести, с одной стороны, обыкновенного любителя кошек, а с другой — это пристальное наблюдение биолога, вначале бессознательное, затем все более и более направленное на проникновение внутрь, в глубь жизни животного, которое живет рядом и которое ты можешь познать, изучить.

Научный консультант доктор биологических наук Г. М. Длусский

Художник С. Яровой

---

Один английский ученый сказал: «Мотивация — это «корзина», в которую бросают все, что науке еще не известно». Возможно, это слишком сильно сказано, но попробуем, в таком случае, забросить в нее и механизм рассудочной деятельности (вот уж что точно пока покрыто тайной), но, «забросив» его туда, мы тем самым расширим понятие мотивации, превратив его в пусковой механизм не только подсознательной жизни животного, но и сознательной. Ведь решение животным логических задач разве не связано с «мотивационным состоянием»? И разве оно не есть результат наивысшего проявления реакции организма на сложную ситуацию, возможно требующую от животного в естественных условиях мгновенного и правильного ответа, от которого, может быть, зависят жизнь и смерть — думается, мотив достаточно веский.

А тогда вопрос стоит так: может ли включиться для уменьшения мотивации и удовлетворения потребности в решении задачи этот второй (так будем его называть), разумный способ, имеющий свои механизмы и свои пути? (Крушинский, 1986.) Может?! Это, во-первых, зависит от уровня того, перед кем встала задача. Но если может, то, во-вторых, — нужно ли? Тот ли это жизненный случай, достаточно ли велика и важна причина, достаточна ли мотивация, достаточно ли переполнен ею (потребностью в решении данной задачи) весь организм, чтобы пустить в ход не только привычные инстинктивные и рефлекторные процессы, но и разумные.

А вот если это тот случай, то можно говорить об инсайте, как о механизме для решения животным особо сложных задач. И тогда мотивация не только не будет противоречить инсайту, но будет связана с ним причинно-следственными отношениями.

Котя решил усыпить наше внимание. Он перестал рваться в мою комнату, ходил, спал, ел, был спокоен и уравновешен. Глядя на Котю, действительно можно было поверить, что он смирился, понял, что туда нельзя, привык к новому положению дел и всем доволен. Ну а то, что «там» живет скворец, это его мало трогает, да он и забыл про это совсем, у него много и других дел.

Расценивайте Котино поведение как хотите, я ни на чем не настаиваю, но, глядя назад, вспоминая, как это все было, понимаю, что предположение, будто скворец вдруг перестал интересовать Котю, когда его интересовали даже птицы за окном, поймать которых было невозможно, что такое предположение менее правдоподобно, чем то, что Котя решил нас обмануть, особенно если учесть, что кошки умеют притворяться; это я наблюдала не раз.

Как бы то ни было, но мы поверили (ибо люди, во-первых, доверчивы, а во-вторых, скорее поверят во что угодно, нежели в то, что животное решило их обмануть). Итак, мы поверили, что Коте скворец безразличен, поверили, успокоились и ослабили внимание.

И тут вдруг однажды, когда мы сидели за столом в кухне и пили чай, мы услышали душераздирающий крик: «А… А… А!» Так мог кричать только человек, если на него внезапно напали и ему грозит смерть, и, ничего не соображая от страха, он может только кричать призывно, требовательно, страшно!

Мы вбежали в комнату и увидели орущего скворца и виновато-удивленного Котю. Котя был не менее нас поражен человеческим криком скворца.

Котю выставили за дверь, сильно отшлепали, громко отругали. Все это делалось для Коти, для того, чтобы его наказать, проучить, вразумить наконец. Но вот именно это и произвело впечатление, только не на Котю (плевал он на наши «шлепки», прекрасно знал, как мы его любим), а на скворца!

Так укрощают диких слонов. Дикие слоны не хотят подчиняться человеку. И когда ничего не помогает (ни ласка, ни еда, ни время), тогда устраивают инсценировку. Слона связывают, бьют, не кормят, а потом приходит избавитель, он развязывает веревки, лечит раны и дает поесть. Вот этого освободителя слон и начинает любить.

Таким освободителем по отношению к скворцу неожиданно оказалась я. Несколько раз я выставляла Котю за дверь, прибегая на крик скворца. И скворец вдруг стал доброжелательнее ко мне. Он метался по клетке, когда я сыпала ему корм, но не с таким неистовством. Он прижимался к прутьям, но не разбивался о них в кровь. Он боялся, как боялся мой папа, когда ему капали в глаза, и жмурился, хотя знал, что ничего плохого ему не сделают. Рефлекс страха при приближении — неосознанный инстинкт. Такой рефлекс очень трудно погасить, он природный, врожденный, глубокий. Как ни хочешь не бояться, как ни понимаешь, что вокруг «свои», все равно боишься. А то, что скворец способен воспринимать доброжелательное отношение, так это понял даже Котя. Вот уж когда он сообразил! Вот где его поведение дошло до невероятной сознательности!

Котя больше не врывался в комнату, не подбегал к клетке со скворцом. Более того, он даже не притворялся, что скворец ему безразличен, не притворялся ни перед нами, ни перед скворцом. Напротив, и вот тут начинается самое главное: Котя входил в комнату и всем своим видом, то есть выражением «лица», движениями, всем своим обликом, а также поведением, стремился показать, что он уважает страх скворца перед ним и никоим образом не хочет причинять скворцу хоть какой-нибудь вред. Для этого он идет не обычным путем, а вдоль стены, самой дальней от скворца, разыгрывая немую сцену, как самый лучший актер, который должен показать этюд на тему, как убедить другого, который тебя боится и сидит в комнате, что тебе в эту комнату необходимо зайти, но он тебя не должен бояться, так как ты ничего плохого не собираешься ему делать и испытываешь к нему лишь самые добрые чувства.

И скворец, на понимание которого это было рассчитано, «понимал» это. И не кричал. А взволнованно, напряженно смотрел на двигающегося по направлению к дивану Котю и ждал. Чего же кричать, когда на тебя явно не собираются нападать. Это как-то не солидно для умной птицы!

Кот прямо-таки дрессировал скворца. Он приучал его к себе. Котя сидел на диване и смотрел на скворца спокойно и доброжелательно. Котя уходил, и опять приходил, и опять сидел спокойно. Мы перестали волноваться, поскольку знали: в опасный момент скворец нас позовет. Но скворец не звал. Он тоже смотрел на Котю. Казалось, они очень интересуются друг другом.

Казалось, между ними есть какая-то связь. Связь двух живых существ, не похожих на людей. Вроде бы им даже вдвоем было веселее. Во всяком случае, Котя делал вид (или на самом деле так было), что ему скучно без скворца и просто интересно смотреть, как тот прыгает, клюет червяков и пьет воду. Скворец же, когда не было на диване Коти, был сильнее обеспокоен: он вытягивался на длинных ножках, стараясь заглянуть под клетку — не там ли Котя?

Не знаю, чем бы это все кончилось, если бы не случилось несчастье.

Несчастье

Возможно, это была случайность. Но теперь вспоминается, что и ножка у Коти была к тому часу больная. Вроде бы накануне мама наступила на нее, и Котя вроде бы захромал, заплакал. Никто тогда не обратил внимания, потому что и раньше Котя, разлегшись на полу совершенно беззаботно, подставлял то хвост, то лапы.

Но теперь кажется, что от этого все произошло, потому что ведь и раньше Котя иногда обманывал нас и, подкараулив, когда мы откроем форточку, мчался к окну. Возможно, и погода всему соответствовала, и подоконник обледенел. Но теперь и другое думается, что какие-то мы были все-таки обалделые от этого сочетания: скворца и Коти.

Как всегда, я, прежде чем открыть форточку и проветрить комнату, отнесла Котю на кухню и закрыла дверь. Так я всегда делала зимой, хотя понимала: Коте нужен воздух. Но что поделаешь, когда живешь на девятом этаже. Открыв форточку, я пошла к двери, чтобы выйти из комнаты. В тот миг, когда я открывала дверь комнаты, открыли дверь в кухню. А может, за секунду до этого. И Котя, который все видел и только ждал момента, надеясь именно на такой случай, выскочил из кухни и бросился без остановки в комнату. Он бежал так поспешно, так боялся, что сейчас, когда все складывалось удачно, все рухнет, что я не решилась его остановить, побежать за ним, напугать. Заметив, что он поскользнулся на повороте, когда, влетев в комнату, повернул к окну, я затаила дыхание, боясь напугать его еще больше и надеясь на то, что, успокоившись, он разумно использует свою возможность и, как всегда, тихо посидев за закрытым окном на узком скользком железном подоконнике, вернется обратно.

Уже потом я поняла, что поскользнулся на ровном полу он не только от волнения, что помешают задуманному, но и от того, что ножка у него была ушиблена.

Я тихо прикрыла дверь и ушла. Когда вернулась, чтобы посмотреть, нагулялся ли Котя и можно ли закрывать форточку, увидела — подоконник пуст.

Но ведь так бывало: Котя забирался под диван, а то и в шкаф или еще куда-нибудь. А может, я не заметила, и кто-то другой, заходя в комнату, выпустил Котю из комнаты?

Я сказала только мужу. И на всякий случай он побежал вниз. А я продолжала искать Котю под кроватями и столами.