Иван Барков - Девичья игрушка, или Сочинения господина Баркова

• Название: Девичья игрушка, или Сочинения господина Баркова
• Автор: Иван Барков
• Издательство: Ладомир
• Жанр: Поэзия
• Год: 1992
• ISBN: 5-86218-014-1

Иван Барков (1732–1768) — легендарный русский поэт, давший имя целому направлению отечественной словесности. Сегодня, пожалуй, не найти мало-мальски грамотного человека, кто не слышал бы об этом литераторе XVIII века. Но, несмотря на столь широкую известность, абсолютному большинству читателей, интересующихся личностью стихотворца и его наследием, приходится довольствоваться лишь досужими вымыслами.

Вот, что, в частности, написано о Баркове в «Энциклопедическом словаре» Ф. Брокгауза и И. Эфрона (1891 г.): «Всероссийскую славу стяжал он себе тоже стихотворными, но не печатанными „срамными сочинениями“, в огромном количестве списков разошедшимися среди российских любителей пикантного чтения. Слава эта так велика, что создался особый термин „барковщина“ и Баркову сплошь да рядом приписываются вещи, которые совсем ему не принадлежат».

Дорогой читатель. Вы держите в руках научное издание сочинений Ивана Баркова, публикуемое впервые за 225 лет со дня его смерти.

http://ruslit.traumlibrary.net

---

1.

По резолюции Канцелярии Академии Наук велено мне быть в доме коллежского советника и профессора господина Ломоносова для переписки Российской грамматики, которая мною и переписана уже дво-екратно; да сверьх того разных его сочинений в стихах и в прозе том вторый, також и других его дел немалое число.

2.

А ныне оной господин советник и профессор приказал мне переписывать набело взятую им из академической библиотеки книгу, называемую Нестера Печерскаго летописец, коего уже близ половины мною и переписано, токмо продолжать впредь оную без особливаго Канцелярии Академии Наук повеления опасаюсь, особливож, имея от оной Канцелярии порученное мне от давнаго времени другое дело, а именно Малороссийские права, которая книга мною токмо начата, но за отлучкою моею от Академии в дом его господина Ломоносова продолжаема поныне не была, и ныне находится у меня в целости.

Того ради Канцелярию Академии Наук всепокорно прошу, дабы по-велено было в рассуждении многих имеющихся у меня разных дел, а особливо для беспрерывных и крайних повсядневных моих трудов, ныне быть мне при Академии попрежнему, да и впредь от Академии не отлучать; а ежели Канцелярия Академии Наук за благо рассудить соизволит оныя его господина советника Ломоносова впредь мне отправлять, тоб повелено было при Академии ж, а не у него господина советника, дабы Канцелярии Академии Наук об означенных моих трудах всегда известно было. И на то сие мое прошение ожидаю милостивой резолюций.

1756 года мая 2 дня.

К сему доношению копеист Иван Барков

руку приложил[51].

Данное доношение чрезвычайно любопытно. Его мотивы, как нам кажется, могут быть истолкованы двояко: с одной стороны, в доношении явно выражено желание Баркова покинуть дом Ломоносова: он согласен продолжать переписку его бумаг, но только «при Академии ж, а не у него». Напрашивается мысль о несложившихся отношениях у Баркова с Ломоносовым, причем «страдающей стороной» при этом выступал копиист, иначе Ломоносову ничего не стоило отослать от себя неугодного помощника, и так имеющего дурную репутацию. Другой мотив допускает относительное взаимопонимание между Ломоносовым и Барковым, но предполагает вмешательство какой-то третьей силы, например, Миллера, оказывавшего давление на Баркова с целью вернуть его в распоряжение Канцелярии. Уговоры Миллера, возможно, подкреплялись определенными обещаниями, и, кроме того, сам Барков находил мало удовольствия в бесконечном механическом переписывании ломоносовских бумаг, не оставлявшем ему времени и сил для самостоятельных литературных занятий, на что он жаловался Канцелярии.

Вопрос о взаимоотношениях Баркова с Ломоносовым был ключевым в освещении его биографии. В работах советских исследователей он все более последовательно интерпретировался в общественно-политическом плане, в контексте противостояния Ломоносова партии академиков-немцев в борьбе за национальную русскую науку и просвещение. Собственно, такой подход со всей определенностью был сформулирован еще в анонимном очерке для несостоявшегося издания «Вакханалический певец Иван Семенович Барков» (ЦГАЛИ). Если дореволюционные биографы, указывая на зависимость Баркова от Ломоносова, пользовались терминами «протеже», «пюпиль», то затем эти отношения стали определять понятиями «ученик», «последователь», «соратник».

Действительно, общение Баркова с Ломоносовым было самым длительным (с 1748 г. до смерти последнего в 1765 г.) и интенсивным; бесспорно, под влиянием Ломоносова отчасти определялись литературные интересы и замыслы Баркова. Предание (но, может быть, уже как чистое мифотворчество) фиксирует и их близкие личные отношения, причем сближение мыслилось на характерной почве. Ссылаясь на утраченную рукопись XVIII в., неизвестный автор упоминавшегося очерка рассказывал: «Барков был хорошо знаком с Ломоносовым и даже под конец его жизни сдружился с ним. Ломоносов любил его за постоянную веселость, резкость мнений и неистощимое остроумие, которым он так и сыпал в разговоре, тонко задевал смешные стороны тогдашних членов Академии и писателей… Незадолго до своей смерти, как известно, Ломоносов стал сильно пить, и в подобных возлияниях Бахусу непременно уж ему аккомпанировал Барков.

Ломоносов ценил Баркова, признавая в нем богатые способности; часто он говаривал ему: — „Не знаешь, Иван, цены себе, поверь, не знаешь!“[52]». Так же и Сумароков называл вместе имена Ломоносова и Баркова, как двух известных академических пьяниц[53].

Работа у Ломоносова вывела Баркова на поле занятий русской историей. В 1756–1757 гг. он сделал для Ломоносова копию Кенигсбергского (Радзивилловского) списка летописи Нестора, в 1759 г. «ежедневно после полудня» ходил к Ломоносову для переписывания его «Древней Российской истории», тогда же сверял изготовленную летописную копию с подлинным Кенигсбергским списком. Позже им были осуществлены две самостоятельные исторические работы: написан очерк русской истории от Рюрика до Петра I, вошедший в книгу «Гилмара Кураса. Сокращенная универсальная история <…> с приобщением Краткой российской истории вопросами и ответами в пользу учащегося юношества» (СПб., 1762)[54], и осуществлено издание Несторовой летописи по списку, обрабатывавшемуся им под руководством Ломоносова. Это издание вышло в 1767 г. как первая часть «Библиотеки российской исторической, содержащей древние летописи и всякие записки…» (подготовка велась с 1759 г.). Руководил печатанием советник академической Канцелярии И. И. Тауберт. Издание этого важнейшего памятника русской историографии подверглось уничтожающей критике известного немецкого ученого А.-Л. Шлецера, много десятилетий занимавшегося историей России, в частности, летописью Нестора. Суровый приговор Шлецера на долгие годы определил отношение к редакторско-издательскому труду Баркова. Шлецер назвал Баркова «подделывателем» и утверждал, что подллинной летописи читатель так и не получил, ибо «не русский летописец XI столетия лежал перед ним, а русский канцелярист XVIII столетия Барков». Причины неудачи с изданием Шлецер объяснял как тем, что был избран далеко не лучший список Нестора (Кенигсбергский), так и тем, что работали над ним непрофессионалы: руководил «Тауберт, не истинный ученый по профессии», «Печатание, корректуру и все дело он передал не ученому (однако знающему по-латыне) академическому канцеляристу Баркову. Несчастный выбор, потому что этот человек, сверх недостатка учености, имел еще и ту слабость, что часто бывал нетрезв. И — что еще более увеличило зло — Тауберт позволил, или лучше сказать, приказал этому издателю 1) изменять старую орфографию или подновлять ее; 2) пропускать целые отрывки не исторического содержания <…> 3) непонятные места изменять по догадкам и делать их понятными; старые, обветшалые слова заменять новыми по соображению; 4) пробелы пополнять из других списков.

Такого издания древних, важных летописей XVIII столетие не видало ни у одного просвещенного народа!»[55]

Суровый приговор Шлецера был на долгое время канонизирован в России в авторитетном «Опыте краткой истории русской литературы» Н. И. Греча (СПб., 1822)[56], но в советское время эта оценка во многом пересмотрена; не отрицая допущенных просчетов, за изданием признают ценность приоритетной публикации важнейшего исторического источника[57].

Кроме этого, Баркову принадлежит перевод с латинского «Сокращения универсальной истории» Л. Гольберга (СПб., 1766), он же редактировал перевод «Натуральной истории» Ж. Бюффона и по поручению Тауберта правил «Скифскую историю». А. Лызлова. Но это уже были труды 1760-х гг.

В мае 1756 г. академическая Канцелярия удовлетворила просьбу Баркова и «ему приказано было данные от сов<етника> и проф<ессора> гдна Ломоносова дела переписывать в Канцелярии, а не у него на дому, и от Академии бы его никуда не отлучать»[58]. Однако перепиской ломоносовских бумаг Барков занимался и далее. Пожалуй, самое красноречивое свидетельство доверия, оказываемого ему Ломоносовым, это привлечение Баркова к переписке сочинявшейся Ломоносовым в июле — августе 1764 г. «Краткой Истории Академической Канцелярии», документа злободневного и острого, раскрывающего академические интриги и подводные течения.

С 1756 г. Барков стал вести письменные дела президента Академии наук К. Г. Разумовского, но уже в январе следующего года «за пьянство и неправильность» был от них уволен. «Срывы» Баркова продолжались и позднее: в 1758 г. он на несколько недель исчез из Академии и не появлялся на службе, так что его даже пришлось разыскивать через полицию[59]. Но при этом постепенно расширяется объем литературной деятельности Баркова, больше он занимается редактированием и переводами. Так, в том же 1758 г. он готовит «Переводы с латинского и шведского языков, случившиеся во время имп. Марка Аврелия римского и Каролуса XII шведского» (издано было лишь в 1786 г.).