Владимир Новиков - Александр Блок

• Название: Александр Блок
• Автор: Владимир Новиков
• Издательство: Молодая Гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-235-03362-7

О величайшем поэте XX века Александре Блоке (1880-1921) существует огромная литература - биографическая, исследовательская, художественная; каждое поколение по-своему пытается толковать жизнь и творчество гения. Известный литературовед Владимир Новиков предлагает собственную версию судьбы поэта и его времени. Серебряный век представлен в книге замечательной эпохой, а Блок ("трагический тенор эпохи", по слову Ахматовой) - мастером вдохновенного "жизнетворчества", когда поэтическая работа, дружеские связи и любовные переживания образуют прекрасное целое: поэзию. Подробности богемной жизни поэта, его необычные отношения с женой, нервная, но литературно плодотворная дружба с Андреем Белым равноправно поставлены в центр жизнеописания наряду с позицией Блока-гражданина. В полемическом режиме "поэтического заблуждения" рассматриваются автором такие блоковские темы, как интеллигенция и революция, знаменитое стихотворение "Скифы". И в лирике, и в вершинной поэме Блока "Двенадцать" Владимир Новиков прежде всего видит художественную энергию, передающуюся и сквозь толщу века, а соглашаться с авторской концепцией или спорить с ней - это уже привилегия читателя.

---

(«Ты прошла голубыми путями…»)

Вернемся к стихотворению «Предчувствую Тебя. Года проходят мимо…», с которого мы предлагаем вести отсчет блоковских легендарных шедевров. В Полном собрании стихотворений Блока, выстроенном В. Н. Быстровым в хронологическом порядке (в соответствии с блоковскими тетрадями беловых автографов), это произведение значится под номером 333 [11]. То есть Блоку необходимо было написать более трех сотен стихотворений (это только начиная с 31 октября 1897 года, а в общем их было гораздо больше), чтобы его поэтический голос зазвучал в полную силу

Иногда приходится слышать, что у Блока слишком много стихов и среди них встречаются проходные, «никакие». Думается, такие суждения обусловлены нетщательным чтением. Действительно, стихи у Блока, как у всякого поэта, разной силы; концентрация индивидуальности в них неодинакова. Но пустыми они не бывают никогда: где нет остроты мысли и образной парадоксальности, это компенсируется эмоциональностью, простотой и достоверностью чувства. К механической версификации Блок был органически не способен.

Может быть, тихая музыка первой книги стихотворений отчетливее усваивается, если читатель открывает ее после знакомства со второй и третьей книгами. Путь поэта — не прямая линия, а своего рода круг: конец сходится с началом. Можно входить в поэтический мир с любой временной точки. К примеру, Пастернака многие начинают понимать и любить с поздних циклов «На ранних поездах» и «Когда разгуляется», после которых легче раскрывается прихотливая образность «Сестры моей — жизни». То же с Заболоцким: принявшие душой позднюю риторику автора («Некрасивая девочка», «Не позволяй душе лениться»), получают заряд доверия к сложности «Столбцов». И Мандельштама, и Цветаеву тоже обычно начинают осваивать с их поэзии 1920—1930-х годов, только здесь уже получается движение от большей сложности и многозначности к относительной простоте «Камня» и «Волшебного фонаря». И с Блоком необязательно взаимодействовать в строго хронологическом порядке. Раздел «Ante lucem» может сказать больше, если мы наперед знаем, что он написан автором «Шагов Командора» и «Соловьиного сада».

Товарищ Блока по юридическому факультету Александр Гиппиус той же весной 1901 года показывает ему альманах «Северные цветы», только что выпущенный издательством «Скорпион». Блок читает стихи Валерия Брюсова – это имя входит теперь в сознание Блока-поэта. Брюсов – во многом противоположность Соловьеву, он – эстет и рационалист. Но для Блока плодотворным будет и такой творческий импульс. Внимание к стиховой технике, склонность к рассчитанному образному эффекту, увлеченность магией города – в этом Блок долго еще будет перекликаться с мэтром русского символизма.

Владимир Соловьев плюс Валерий Брюсов – обратим внимание, что выйти на собственную дорогу юному Блоку помогают сразу два поэтических ориентира. И здесь действует главный закон блоковского творчества и жизнетворчества – музыкальное сопряжение противоположностей.

Конечно, для такого способа поэтической работы нужен изначальный собственный музыкальный импульс, и притом гениально-неповторимый, но все же блоковский стратегический опыт, полагаем, актуален для современного поэтического сознания и поучителен для юных стихотворцев нашего времени. Ориентация на один вектор, на одну авторитетную индивидуальность неизменно ведет к бесплодной вторичности: это мы видим на бесславном примере целой армии эпигонов Бродского. Между тем сам Бродский в этом отношении шел путем типологически сходным с блоковским. Уже начав слагать стихи, он познакомился с творчеством Мандельштама и Цветаевой и стал искать способ сопряжения мандельштамовской пластичной образности с нервным цветаевским синтаксисом. По-видимому, такое сочетание контрастных традиций вообще характерно для масштабной поэтической деятельности.

Из событий «мистического лета» необходимо еще упомянуть следующие два.

Первое — это августовская поездка Блока в Дедово к Соловьевым: Михаилу Сергеевичу — брату философа и поэта и его жене Ольге Михайловне, двоюродной сестре матери Блока. После этого Ольга Михайловна в письме Александре Андреевне сообщает, что стихи ее сына понравились не только ей, ее мужу и сыну Сереже, но и Боре Бугаеву. Тому самому, который по совету Михаила Сергеевича Соловьева скоро назовется Андреем Белым.

Второе — это созревшее у Блока в августе решение оставить юридический факультет и перейти на историко-филологический, 29 сентября он подает соответствующее прошение.

Осенью Любовь Дмитриевна, почти случайно оказавшись в Казанском соборе, начинает туда часто захаживать и однажды встречает на пути Блока. Они сидят в соборе вместе, на каменной скамье возле скромной иконы, у которой теплились две-три свечки. Это происходит 17 октября, потом этой датой помечено стихотворение «Медленно в двери церковные…», написанное Блоком от женского лица.

Встречи делаются частыми. Блок поджидает Любовь Дмитриевну после ее занятий декламацией на курсах Читау. Затем они идут вместе от Гагаринской улицы к Казанскому или Исаакиевскому собору. Говорят о Владимире Соловьеве, о душе мира, о блоковских стихах. «Уже ясно было, что в них я, что связаны они со мной», — напишет Любовь Дмитриевна в «Былях и небылицах». Однако если мы обратимся к текстам стихов, написанных к тому времени, то это высказывание предстанет явным преувеличением. Роль Прекрасной Дамы — еще впереди. Серьезное объяснение происходит однажды, когда они вдвоем переходят Введенский мостик у Обуховской больницы. «…Спросил Блок меня, что я думаю о его стихах. Я отвечала ему, что я думаю, что он поэт не меньше Фета. Это было для нас громадно. Фет был через каждые два слова. Мы были взволнованы оба, когда я это сказала, потому что в ту пору мы ничего не болтали зря. Каждое слово и говорилось и слушалось со всей ответственностью».

Это свидетельство Любови Дмитриевны чрезвычайно важно. Она поверила в Блока как в великого поэта, а он готов за это полюбить в ней женщину. Еще нет никакого культа Прекрасной Дамы. Есть общая для двоих вера в поэзию. Прочная основа для отношений, которые продлятся двадцать лет, до самого конца жизни одного из них.

Да, эта любовь — изначально литературная. Но это не значит, что надуманная, не настоящая.

Искусство — не приложение к жизни, а неотъемлемая ее часть. Так было, в общем, всегда, но особенно проявилось в эпоху модерна, начало которой в России почти совпадает с началом XX столетия (а конец, по-видимому, — с завершением этого столетия). Блок и Любовь Дмитриевна — участники грандиозного духовного эксперимента, цель которого — стереть границу между творческим и житейским.

Стратегия земной любви — телесное наслаждение и продолжение рода. Стратегия «литературной» любви — создание новых литературных ценностей. Резонен вопрос: а нельзя совместить эти два импульса? Наверное, можно, но абстрактный ответ ничего нам не дает. Продолжим разговор о конкретном случае.

За «литературным» сближением осенью 1901 года «земного» сближения не последовало. Это раздражает Любовь Дмитриевну, и в январе наступившего года она свое недовольство обнаруживает, начинает избегать встреч. 17 января 1902 года Блок пишет ей короткую записку, начинающуюся словами «Если в один из трех дней Вы не будете у собора от 8—10 вечера, Вам угрожает тоска на всю жизнь без оправданий». Тем не менее 29 января Любовь Дмитриевна с Блоком «порвала», по ее собственному слову. Встречает его на Невском «с холодным и отчужденным лицом» и демонстративно прощается. У нее приготовлено письмо, которое она не решается отдать Блоку и в котором высказывает резкие претензии: «…Вы навоображали обо мне всяких хороших вещей и за этой фантастической фикцией, которая жила только в Вашем воображении. Вы меня, живого человека, с живой душой, и не заметили, проглядели… <…> Я вижу теперь, насколько мы с Вами чужды друг другу, вижу, что я Вам никогда не прощу то, что Вы со мной делали все это время — ведь Вы от жизни тянули меня на какие-то высоты, где мне холодно, страшно и… скучно».

Письмо адресату передано не было, а выраженные в нем эмоции оказались искренними, но поверхностными. Девушка бунтует, требует к себе «простого», «земного» отношения, а личность ее тем временем живет другими, более глубокими упованиями.

Блок после злополучной встречи пишет три взволнованных и запутанных письма, которые тоже остаются неотправленными. У них с Любовью Дмитриевной пока нет общего языка, нет взаимопонимания. Но возникло между ними нечто таинственное, неподвластное рациональному объяснению. Оно и будет руководить действиями обоих. А пока — долгая пауза в отношениях. Формальные встречи на людях.

Весной 1902 года начинается вхождение Блока в литературный мир. 26 марта он направляется в дом Мурузи на Литейном проспекте, в квартиру, где живут Зинаида Николаевна Гиппиус и Дмитрий Сергеевич Мережковский. Здесь проходят религиозно-философские собрания, создается «новая Церковь»: Мережковские вместе с критиком Дмитрием Владимировичем Философовым («третьим Мережковским», как его иногда именуют заглазно) молятся втроем по специально созданному ритуалу. Нестандартный союз этих трех людей — загадка и для современников, и для исследователей нескольких поколений.