Татьяна Соломатина - Папа

• Название: Папа
• Автор: Татьяна Соломатина
• Жанр: Современная проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-9955-0297-5

Ожидаемое время поступления электронной книги – сентябрь.

Все чаще слышу от, казалось бы, умных женщин: «Ах, мой отец, когда мне было четырнадцать, сказал, что у меня толстые бедра! С тех пор вся моя жизнь наперекосяк!» Или что-нибудь в этом роде, не менее «трагическое». Целый пласт субкультуры – винить отцов и матерей. А между тем виноват ли холст в том, что картина теперь просто дырку на обоях закрывает? Но вспомните, тогда он был ПАПА. А теперь – отец.

Папа – это отлично! Как зонтик в дождь. Но сами-то, поди, не сахарные, да? Желаю вам того изначального дара, по меткому замечанию Бродского, «освобождающего человеческое сознание для независимости, на которую оно природой и историей обречено и которую воспринимает как одиночество».

Себя изучать интереснее. Винить, что правда, некого… Что очень неудобно. Но и речь ведь идет не об удобстве, а о счастье, не так ли?

Желаю вам прекрасного одиночества.

---

Викин папа не был ни капитаном, ни старпомом, ни стармехом. Он был хуже – помполитом. Сейчас таких должностей на судах нет. Но когда Вика была маленькой, такие должности на судах были. Помполит – это помощник по политической подготовке. Комиссар. Стукач. Следящий за тем, чтобы моряки не особо распространялись о том, что в самом лучшем в мире государстве у человека в квартире есть только туалет и совсем нет ни душа, ни ванной. Да и сам дом, где есть две большие комнаты и отдельная светлая кухня, – аварийный. И лет пятьдесят уже как предназначен на снос.

Викин папа был очень хорошим помполитом. Он всегда опускал в отчётах куда следует, что Иванов с Петровым и Сидоровым собирались в порту Сан-Франциско больше трёх (четвёртым был именно Викин папа) и бродили куда не следует – в бордель. Не попользоваться, упаси боже! Только на двери заведения поглазеть. И не потому, что «облико морале», а потому что соу икспенсив фор рашн сейлор. И лучше купить джинсы жене, дочери и на продажу, чем воспользоваться услугами жриц любви. Но интересно же! Ещё он опускал в отчётах, что принайтованного на палубе груза – чуть больше положенного, хотя чёрт его знает, что капитан собирается делать с этим старым «Крайслером» с американской помойки в стране, где детали даже для отечественных «Жигулей» – проблема.

В общем, помполитом Викин папа был отменным, всегда щедро налево и направо разливал культфондовское спиртное и культфондовские бабки тратил по прямому их целевому назначению – на «куда следует», на таможню и на санэпидконтроль. И экипаж просто обожал своего помполита и ни за что на свете не променял бы его на другого. Стеной, горой и прочими укреплениями экипаж стоял за своего помполита. Хороший комиссар – это или мёртвый комиссар, или ещё большая редкость, чем яйцо Фаберже, изготовленное для дома Романовых на Рождество.

Ближе к приходу судна информация жёнам моряков поступает чаще и становится разнообразнее. Жёны моряков перезваниваются, приходят друг к другу пить кофе-чай чуть не по нескольку раз в день, и наконец поступает самая проверенная информация, самая точная информация, самая последняя информация! Тогда-то, во столько-то, к причалу такому-то! Хватайте себя, детей, торбы с горячими пирожками, собираемся в полдень у бюста Вакуленчуку. С собой – паспорта и свидетельства о рождении. Иначе на территорию порта не пустят. Это дополнительно сообщают начинающим жёнам моряков жёны бывалые.

И вот тогда-то, во столько-то, у главного въезда в торговый морской порт большого южного приморского города толпится стайка нарядно одетых, красиво причёсанных женщин с нарядно одетыми, красиво причёсанными карапузами, детьми и подростками. Они в радостном возбуждении. Ещё бы! Они не видели мужей и пап три, четыре, пять месяцев. Полгода. И даже месяцев восемь!

В час им позволят пройти проходную!

В два им сообщат, что причал не тот, что запланирован.

И вообще, пока судно на рейде. Там «власти». В три на судне ещё кто-то. В четыре изрядно помятые карапузами, детьми, подростками и ожиданием жёны обновляют макияж. Потому что все уже немного расстроились и даже поплакали. Отлично, что жена помполита гримёрша. Никто не умеет обновлять макияж так умело и быстро, как она. Причём любыми подручными средствами, иногда даже пальцами. И с собой у неё есть помады всех оттенков, на всё, простите, братство моряцких жён. С учётом не только цвета волос, одежды, но даже и времени года и суток. И освещения.

Где-то к шести вечера объявят, что вот-вот подойдёт автобус, который отвезёт жён моряков к совсем другому причалу где-то на самой далёкой окраине огромной территории порта. «Власти» дали добро.

К восьми жёны похожи на сбесившихся марионеток.

К десяти, сидя кто с сигаретой, а кто и с флягой под бюстом матроса Вакуленчука, жёны моряков, смеясь, смотрят на где попало упавших карапузов, детей и подростков – и им уже всё равно. Потому что полгода и даже восемь месяцев пережить можно. Но последние десять часов… Это невыносимо!

– Зачем я вышла замуж за моряка, дура?! – говорит капитанша. – Сватался ко мне хороший парень. Сейчас директор завода. Каждый вечер дома. Ну, пусть не каждый. И не нужен он мне каждый вечер дома. Достал бы меня этот директор завода, если бы каждый вечер являлся, как поц, домой. Но вот это… – тычет капитанша труднодоступной простым смертным курящим женщинам сигаретой в сторону главных ворот на территорию торгового морского порта, – уже слишком.

– А я каждый раз, как этот дурак уходит в рейс, затеваю ремонт. Ни одного ремонта эта скотина мне не помогла сделать! – злится старпомша. Причём непонятно, на кого она злится. Не то на самом деле на «этого дурака» умницу старпома, или на курящую капитаншу. Старпомша, видите ли, считает курение капитанши куда большим смертным грехом, чем её, старпомши, блядство. – Он там с буфетчицей кувыркается, гад, а я ремонты делаю, как идиотка! – Старпомша нервно теребит в руках измочаленный в клочья носовой платочек.

– Ты не пробовала делать ремонт, когда он дома? – уточняет жена помполита, наша славная гримёрша. – Он бы тебе с удовольствием помог.

– Не-е-ет! – Старпомша расплывается в счастливой улыбке. – Когда он дома, я хочу, чтобы он был со мной. В красоте, чистоте и уюте. Чтобы мы просто любили друг друга. Чтобы отдыхали. Когда он дома, я хочу в Ялту, и в Москву, и в Питер, и на Алтай уже пару лет собираемся. Делать мне нечего – делать ремонт, когда он дома! – Она снова озлобляется. – Чёрт побери! После всех трудов по этому ремонту я ещё сижу тут как кретинка и жду этого гада! Утку с яблоками оставила на подоконнике, потому что она была горячая. А теперь как бы не скисла, пока эта тварь никак к причалу не подойдёт! – Старпомша плачет.

– Девочки, девочки! Успокойтесь! – стармехша. – Вы хоть своим рога ставите. А я знаете, какая голодная? Я его в тряпки порву. И пусть он мне только посмеет сказать, что он устал…

– Или у него голова болит! – подхватывает помполитша-гримёрша.

Женщины заливаются смехом.

Карапузы, дети, подростки на газонах, скамейках, торбах с давно остывшими пирожками протирают сонные глазки и начинают канючить: «Мама! Пошли домой!»

Женщины яростно накидываются на карапузов, детей, подростков с воплями о том, что папа по полгода болтается в море-океане, чтобы ты, бездельник, жил как у Христа за пазухой, а тебе папку в падлу лишний часок подождать?

Как хорошо, что у нас есть дети! У нас не сносит крышу, потому что всегда есть предохранительный клапан для спуска раздражения – наши любимые, дорогие дети.

И только гримёрша никогда не ругает свою Вику.

Первый раз Вика была в порту и у папы на судне в возрасте девяти месяцев. Она ничего об этом не помнила. Но ей рассказывали, что мама-гримёрша забыла Викино свидетельство о рождении, а без него на территорию торгового морского порта никак. И никак не оставишь девятимесячного ребёнка на скамейке или газоне под бюстом матроса Вакуленчука. И потому капитанша тогда, дымя своей вечной иностранной сигаретой, наказала маме-гримёрше упаковать Вику в большую вместительную сумку капитанши, откуда та выкинула все в очередной раз остывшие пирожки. И Вика впервые посетила территорию большого южного морского торгового порта во вкусно пахнущей сумке капитанши. Иностранной сумке со змейками. В такой сумке, что надо – маленькая, а если что – например, упаковать девятимесячного карапуза, – то большая. Девятимесячная Вика ехала в сумке в автобусе. А потом, когда оказалось, что судно ещё не причалило, а всё ещё на рейде, то девятимесячная Вика шла в сумке на катере и поднималась в сумке по штормтрапу. Боцман никак не мог понять, почему этот слабосильный колобок, жена помполита, и так-то не слишком владеющая искусством подъёма по штормтрапу, сжимает – до окончательного побеления костяшек – в правой руке какую-то здоровенную торбу, неумело карабкаясь чуть не зубами.

– Кинь мне сумку! – кричал боцман. – Кинь мне сумку, балда!

Но «балда» не хотела кидать ему сумку и только слабо перехватывала левой-правой, левой-правой. Особенно слабо и особо бережно перехватывала правой.

– Давай мне сумку! – орал боцман, подавая ей руку. – Что у тебя там такое, ёлки-палки?!

Наконец боцман, кряхтя и стеная, вытащил Викину маму за талию на борт и, вытирая от испарины лоб, сказал ей:

– Скажи мне, что у тебя там что-то очень и очень дорогое. Иначе я тебя отшлёпаю, не посмотрю, что ты жена помполита.

– У меня там не просто очень и очень дорогое. У меня там – самое дорогое! – смеясь и плача, сказала Викина мама и поцеловала взмокшего боцмана.

Вика об этом своём вояже знала всё. И ей иногда было очень обидно, что она о нём только знает, но ничего не помнит.

В девять лет уже всё помнишь.

Помнишь, что мама, капитанша, старпомша и стармехша, наплакавшись и насмеявшись вдоволь, уже собираются отчаливать по домам и завтра снова сюда. И вдруг делают стойку покруче любых охотничьих собак куда-то в темноту, из которой ты ничего не видишь, ничего не слышишь и ничего не вынюхиваешь, и… И они все вместе, разом забыв и о слёзах, и о смехе, и о карапузах-детях-подростках, срываются и несутся к проходной главного въезда в морской торговый порт большого южного приморского города. И через минуту возвращаются, хватая свои и не свои – там, на месте, разберёмся! – торбы и отпрысков в охапки и несутся к автобусу.