Альфред Мэхэн - Роль морских сил в мировой истории

• Название: Роль морских сил в мировой истории
• Автор: Альфред Мэхэн
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-9524-3590-2

Известный историк и морской офицер Альфред Мэхэн подвергает глубокому анализу значительные события эпохи мореплавания, произошедшие с 1660 по 1783 год. В качестве теоретической базы он избрал наиболее успешные морские стратегии прошлого – от Древней Греции и Рима до Франции эпохи Наполеона. Мэхэн обращает пристальное внимание на тактически значимые качества каждого типа судна (галер, брандер, миноносцев), пункты сосредоточения кораблей, их боевой порядок. Перечислены также недостатки в обороне и искусстве управления флотом. В книге цитируются редчайшие документы и карты. Этот классический труд оказал сильнейшее влияние на умы государственных деятелей многих мировых держав.

---

Французский коммодор всерьез и, видимо, справедливо сердился на нерадивость нескольких своих капитанов. Он жаловался министру на своего заместителя: «Находясь в голове колонны, я не мог хорошо видеть, что происходило в арьергарде. Я приказал господину де Тромелену подавать сигналы кораблям, которые могли оказаться рядом с ним, он лишь подтвердил получение моего сигнала, не выполнив моего распоряжения в отношении других кораблей». Эта жалоба вполне справедлива. 6 февраля, за десять дней до боя, он написал своему заместителю следующее письмо: «Если нам выпадет удача быть на ветре, то, поскольку у англичан не больше 8 или как максимум 9 кораблей, я намерен поставить их арьергард между двух огней. Предположим, ваше подразделение окажется в арьергарде. Со своей позиции вы увидите, какое число кораблей перекроют неприятельскую линию, и подадите им сигнал совершить обход (то есть вступить в бой с подветренной стороны)… фигура на плане 14 показывает линию баталии, замысленную Сюффреном для этого боя. Каждый из 5 арьергардных кораблей противника должен был иметь вблизи себя 2 соперников. Головной французский корабль, с наветренной стороны, должен был держаться поодаль так, что, атакуя шестой английский корабль, он мог «сдерживать» корабли авангарда, если бы те попытались прийти на помощь арьергарду, сделав поворот оверштаг. Во всяком случае, прошу вас приказать своему подразделению совершать те маневры, которые посчитаете наиболее подходящими для успеха боя. Необходимость захвата Тринкомали (на Цейлоне) и Негапатама, а возможно, и всего Цейлона должна заставить нас искать решительного сражения».

В последних двух предложениях обнаруживается собственная оценка Сюффреном военной обстановки в индийских морях, которая требовала в первую очередь вывода из строя неприятельского флота, а затем захвата определенных стратегических портов. То, что эта оценка правильна, так же очевидно, как и то, что она отходит от общепринятых французских формул, которые выдвигают в качестве первоочередных целей порты, а флотам придают второстепенное значение. Сюффрен нуждался больше всего в генеральном сражении. Поэтому можно смело говорить, что для Хьюджеса первоочередной целью было избежать такого сражения. Соответственно, он правильно пытался выбраться на наветренную позицию. И так как в феврале морские бризы у Мадраса примерно с 11 часов утра начинают дуть с юго-востока, он, вероятно, поступил правильно, когда взял курс в этом направлении, хотя в результате оказался разочарован. Де Гишен в одном из своих сражений с Роднеем вел свою эскадру таким курсом, при помощи которого рассчитывал выйти на ветер с вечерним бризом. И ему сопутствовал успех. О том, какую пользу извлек Хьюджес из преимущества наветренной позиции, можно судить только из его собственных слов. Он говорит, что добивался этой позиции для боя с близкой дистанции. В этом высказывании нет признаков умелого использования тактического преимущества.

Сюффрен своими словами, обращенными к Тромелену, тоже демонстрирует свое понимание обязанностей заместителя командующего, которое можно сравнить с пониманием этого Нельсоном в его знаменитом приказе перед Трафальгарским сражением. В этом первом сражении Сюффрен осуществлял главную атаку сам, оставив руководство тем, что можно назвать резервом (во всяком случае, второй половиной атакующих сил), своему помощнику, который, к несчастью для него, был не Коллингвудом и совершенно не смог ему помочь. Вполне возможно, что Сюффрен возглавил атаку не из-за того, что следовал какой-то конкретной теории, но из-за того, что его корабль был лучшим ходоком в эскадре и что поздний час и слабость ветра вынуждали навязать бой противнику как можно скорее. Но здесь выявляется ошибка со стороны Сюффрена. Его поведение лидера включает (не обязательно, но вполне естественно) личный пример. И удерживание своего корабля поодаль от линии противника, в силу блестящих тактических замыслов, заставляло следовавших за ним французских капитанов, естественно чуть ли не в качестве оправдания, держаться на такой же дистанции, несмотря на его сигналы. Противоречие между приказами и личным примером, которые так своеобразно обнажились во время нашей Гражданской войны, в Виксберге, породив недопонимание и отчужденность между двумя отважными офицерами, не должно допускаться вновь. Обязанность начальника – предупредить такие недоразумения дотошным предварительным разъяснением буквы и духа своих планов. Особенно это важно для морского сражения, где дым, слабый ветер и такелаж делают затруднительным распознавание сигналов, хотя они и являются почти единственным средством связи. Так было в практике Нельсона, не чужд этому был и Сюффрен. «Следует тщательно согласовывать диспозиции с теми, кто будут их исполнять», – писал он д'Эстену тремя годами раньше. Оправдание, которое можно найти для тех, кто следовал за командующим и вступил в бой, не может относиться к кораблям арьергарда и, особенно, к заместителю командующего, который знал планы Сюффрена. Он должен был заставить корабли арьергарда занять подветренную позицию, показав, если необходимо, личный пример. Ветер позволял это сделать. Ведь два капитана вели бой с подветренной позиции, причем один из них без приказа, действуя по личному побуждению и храбрости. Как говорил Нельсон: «Не может совершить большой ошибки капитан, который ставит свой корабль борт о борт с кораблем противника». Заместитель получил конкретные рекомендации от Сюффрена, что само по себе является честью и наградой. Для военного историка не важно, была ли нерадивость столь многих сослуживцев Сюффрена связана с непрофессионализмом или с разладом в экипаже и нелояльностью, однако она обратит на себя внимание французских офицеров, неравнодушных к чести своего флота. После нескольких неудач недовольство Сюффрена сильно возросло.

«Мое сердце, – писал он, – истерзано вопиющими нарушениями долга. Только что я потерял возможность уничтожить английскую эскадру… Все, да, все могли бы сблизиться с противником, поскольку мы были на ветре и впереди, но ни один не сделал этого. Некоторые среди них смело вели себя в других боях. Я лишь могу отнести этот страх желанию закончить крейсерство, слабоволию и небрежению, потому что не смею заподозрить нечто худшее. Результат был ужасен. Должен сказать вам, монсеньор, что офицеры, которые долго служили на острове Иль-де– Франс, – не моряки, не военные. Не военные, потому что не служили в военном флоте, а меркантильность, своевольное и не признающее субординацию поведение абсолютно несовместимо с воинским духом».

Это письмо, написанное после четвертого боя с Хьюджесом, следует принять во внимание. Выясняется, что не только сам Сюффрен, проявлявший спешку в последнем сражении из-за своей горячности, отчасти нес ответственность за беспорядок в своей эскадре, но были и другие обстоятельства, и прежде всего поведение некоторых порицавшихся офицеров, что делало жалобы на общее неподчинение чрезмерными. С другой стороны, остается верным, что после четырех крупных сражений, с превосходством сил французов под водительством талантливого и пылкого Сюффрена, английская эскадра, по его собственной печальной констатации, «еще существовала». И не только существовала, но не потеряла ни одного корабля. Единственный вывод, который можно сделать, выражен французским морским историком: «Количество уступило качеству»[164]. Не важно, была ли неудача следствием непрофессионализма или нелояльности.

Непрофессионализм, который обнаружился на поле боя, не влиял на общий ход кампании, где определяющее значение имели лишь качества флотоводца. Сражение 17 февраля закончилось со сменой ветра на юго-восточный в 6 часов вечера после двухчасового боя. Англичане, благодаря этому, оказались в наветренной позиции, а корабли их авангарда смогли принять участие в бою. После наступления ночи Сюффрен в 6.30 утра привел свою эскадру к ветру и лег в бейдевинд на правый галс, курсом на северо-восток, в то время как Хьюджес направился курсом на юг на малых парусах. По словам капитана французской эскадры Шевалье, Сюффрен намеревался возобновить сражение на следующий день. В этом случае он должен был принять меры, чтобы держаться вблизи английской эскадры. Хьюджес слишком явно стремился воздерживаться от боя в условиях отсутствия каких-либо преимуществ, чтобы предполагать, что с выходом из строя одного его корабля, Exeter, в результате нападения на него многочисленных врагов, он будет спокойно ожидать атаки. Это так же очевидно, как и предположение, что Сюффрен усматривал достаточную причину в неблагоприятных результатах сражения для своей эскадры и неправильном поведении своих офицеров, чтобы не желать немедленного возобновления сражения. На следующее утро враждебные эскадры находились вне видимости друг друга. Непрекращавшийся северный ветер и плачевное состояние двух кораблей заставили Хьюджеса идти в Тринкомали, где защищенная бухта позволяла произвести ремонт. Сюффрен тревожился за свои транспорты. Он отправился в Пондишери, где встал на якорь вместе с ними. Он хотел продолжить кампанию нападением на Негапатам (Нагаппаттинам), но командир десанта предпочел предпринять атаку на Куддалур. После переговоров и договоренностей с Хайдаром Али войска высадились к югу от Порту-Нову и совершили марш к Куддалуру, который 4 апреля сдался.