Светлана Хмельковская - Запах вечера

• Название: Запах вечера
• Автор: Светлана Хмельковская
• Издательство: Зодиак
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2006
• ISBN: 966-96615-6-0

Горький запах одиночества

Чем пахнет вечер? Чем пахнет Венеция? Чем пахнет Цвингер в Дрездене? Чем пахнет древний Квидленбург? Чем пахнет Вена? Чем пахнут роскошные отели и украше­ния от Swarovski? Чем пахнут брейгелевские "Охотники на снегу"? Чем пахнет сентябрь? Чем пахнет любовь?

Они пахнут одиночеством. Они пахнут одиночеством героини книги Светланы Хмельковской «Запах вечера».

Нет, естественно, Лиля, героиня книги, современная молодая женщина, искушена и в тонких изысканных за­пахах знаменитых венских кафе, и рыбном запахе ресто­ранчиков у моста Pиальто в Венеции, и в едва уловимых запахах дорогих вин и духов, и в настоянных на древности запахах старинных европейских городов, запахах пред­рождественских базаров. Кажется, что это одна из са­мых дорогих ее коллекций — коллекция запахов.

Какое эстетское гурманство — коллекционировать запахи, отправляться за запахами в путешествия!

Путешествовать с героиней Светланы Хмельковской интересно и увлекательно. Она вдумчивый и несуетный спутник. С ней хорошо постоять перед «Мадоннами» Беллини и перед «Мадонной» Pафаэля, с ней хорошо, не торопясь, проходить узкими улочками европейских го­родов и слышать шелест весла гондольера по темной воде венецианских каналов. Любоваться уверенностью, с которой она входит в импозантные отели и примеряет элегантные платья и украшения...

Так что это — очередная книга о скромном обаянии буржуазии? Гламурный дамский роман?

Даже если бы только этим ограничился текст, пред­ложенный Светланой Хмельковской, можно было бы сказать: «Ну, что ж, спасибо за умело и увлекательно на­писанный роман-странствие, включающий перечень го­родов, музеев, отелей, вин, изысканных блюд!..». Но мало ли такого увлекательного чтива появилось в последние годы в виде книг, разворотов в глянцевых журналах?

А состязаться молодой писательнице с авторами «Писем Асперна» или «Смерти в Венеции» в описании волшебного города — напрасный труд. Да она на это и не претендует. У ее героини своя Венеция и своя забота.

Есть в этой книге под блеском материальной со­стоятельности, возможности загадывать и исполнять дамские прихоти и желания, нечто задевающее, как не­кая заноза, не отпускающее читателя. Некий нерв. Это бесприютная душа героини. И чем благополучнее тело, чем большие возможности открываются в будущем — в благоустроенной, улыбчивой, источающей изыскан­ные запахи Европе, — тем больше сопротивляется это­му неприкаянная душа Лили.

Собственно, повесть — это монолог, исповедь ге­роини Светланы Хмельковской, обращенная к самой себе. «Оргазм души», по ее же определению. Кстати, эта формула, удачно найденная автором, относится и к восприятию красоты, искусства.

Обласканному европейским комфортом телу в не­равном поединке противостоит мятущаяся мысль ге­роини, устремленная и пребывающая там, дома, где неулыбчивы прохожие, где грубости больше, чем хо­лодноватой учтивости, где она обречена на житейские заботы, еще более унизительные после европейской устойчивости и уверенности...

Но там, дома, — мама, там единственные в мире по­други. Там родной город с его запахами моря, акаций, вос­поминаниями детства.

Там единственная и горькая любовь...

Человек, обладающий правом выбора, свободен.

Но как мучительна свобода выбора! И если бы толь­ко между поединком тела и души. А тут еще и тело начи­нает сопротивляться, не хочет обладания чужим чело­веком, чужих объятий, чужих ласк, официально узаконенных, дающих единственную возможность остаться в европейском благополучии...

Что же так неймется этой привлекательной и бла­гополучной женщине? Что разрывает ее между двумя мирами — своим, неухоженным, беспокойным, с житей­скими проблемами, с неуверенностью в завтрашнем дне, и европейской налаженностью бытия, с рассчитанным на годы вперед порядком, уверенностью, стабильностью?

Что выберет она, в конце концов, — свой дом или огромный ухоженный, но не ставший для нее родным отчужденный мир?..

Я взял в руки рукопись первого в жизни романа Свет­ланы Хмельковской, открыл наугад, и мне захотелось прочесть всю, от первой до последней страницы.

Захотелось увидеть эту рукопись книгой. Первой книгой Светланы Хмельковской.

И пожелать и книге, и ее автору успеха.

Евгений Голубовский

---

Надо было что-то решать. Заказывать билеты, рассчитываться с отелем, лететь назад в Рим — там бесконечные часы в шумном аэропорту, самолет домой. Время, выторгованное у судьбы, заканчивалось, деньги тоже.

Византийские иконы. Сколько им лет? Лилю окружала вечность. Тут даже неуместно было говорить о красоте, это само собой разумеется. Просто ощутимое присутствие святого и одухотворенного, и в то же время близкого и родного. Ты с ними говоришь, и они тебя хранят, благословляют. В путь?

Самолет в Рим улетал на следующий день. Это означало, что выезжать нужно было сегодня поездом и провести последнюю ночь в столице Италии.

Она вернулась в отель. Взвизгнула молния дорожной сумки — стала укладывать вещи. А не хочется. Сколько же нужно было пробыть здесь, чтобы сполна насладиться этим городом и счастьем своего уединения в нем! Что успела она переосмыслить за это время, в чем разобраться — ведь это было ее целью? Ничего. Ничего не изменилось, она просто плыла в ленивой неге по каналам и не хотела анализировать то, что было и есть, опять за что-то ругать себя, к чему-то возвращаться в мыслях. Может быть, этого не будет даже потом. Она просто, сидя в лодке, смотрела, как красота окружающего мира проплывала мимо нее. Декорации лечат практически от всего.

Она подписывала чек у стойки Reception, сумка касалась ее колен. Она не хотела сходить с мягкого бархата ковра, покидать отель. Касалась еще и еще, уговаривала подумать... Подъехал катер-такси, пререкавшийся багаж равнодушно перенесли. Еще менее стойкая поверхность... Колебания. Лиле помогли переступить в покачивающуюся лодку. Все решено.

Поезд мчался к Риму, который уже не удастся увидеть. Поезда и самолеты почти одинаково хорошие по всей Европе (не у нас!) встретят, примут, отвлекут формальностями и суматохой, что-то предложат: кофе, магазины, сверкающее табло отправления и прибытия. Сколько же их было в ее жизни? Почти всегда легкое расставание с прошлым, со вчерашним днем. Только на­стоящее, только сегодня, день, час, миг.

Багаж сдан. Магазины duty free. Давно ли тебя стал интересовать в них только отдел мужской одежды? Что еще можно ему купить? Вот так, вот в последний момент, еще, под влиянием эмоций еще красивее, качественнее, дороже. Ты равнодушно проходишь мимо женских бутиков, а в отделе парфюмерии ноги несут тебя к стенду с Dior. Ты берешь заветный бело-серый флакон. Пара капель на запястье, ты подносишь руку к губам. Вы не знали, что запах можно пить?

Мир отходит на второй план, он ненавязчиво шелестит фоном где-то рядом. Теплая волна желания и воспоминаний поднимается откуда-то из глубины. Запах драгоценных мгновений. Его запах. Расстегнутый ворот рубашки. Желание в глазах. Зеркальный потолок его спальни. Иллюзия, что это не закончится никогда. Бредовая иллюзия, что именно сегодня все по-особенному. Самая бредовая иллюзия, что все это что-то значит.

Иллюзия улетучивается, как запах с запястья, — в конце концов, он сходит, особенно если сунуть руку под холодную воду. А еще лучше голову, девочка, голову. Здесь нет холодной воды, здесь есть облако любимого и дорогого запаха, и ты опять подносишь руку к губам. Ты уже не слышишь даже шелест фона. Хорошо. Откуда-то к тебе пробивается голос молоденькой продавщицы: «Саn I hеlр уоu?». Я могу вам чем-нибудь помочь? Нет. Вы ничем не можете мне помочь. К сожалению, то, что я хочу, — купить нельзя. Блеск в глазах не продается. Блеск в любимых глазах не продается, он бесценен и либо достается даром, либо... его в них нет, ты в них не отражаешься...

В иллюминаторе плыла ночь, внизу мерцали огнями далекие неизвестные города. Большинство пассажиров спало. Она вообще удивлялась умению людей впадать в такое редкое, по ее представлениям, состояние, как сон. А сон в самолете? Поезде? Мир покачивается, но не отпускает тебя. И нет даже зыбкой границы, есть четкая реальность передвижения в транспорте.

Над ее сидением горел свет, она писала в самолете. Любила писать. Но для себя. Ей не приходило в голову, что кому-то кроме нее это может быть интересно или — еще более высокая ступень — нужно. Бред, поток сознания, отсутствие действия, копание в себе — медицинская карточка обследующегося у психотерапевта... или все-таки? А может быть, ты попробуешь? Ведь не страх, что кто-то заглянет в твою душу, останавливает тебя, а страх, что никто не захочет в нее заглянуть... Равнодушие и непонимание в ответ на твою обнаженность. Или это уже было?

Самолет коснулся колесами земли. Как всег­да радостно замерло сердце. Родина. Нетерпеливые пассажиры повскакивали с мест еще до официального разрешения. Включаются мобильные телефоны. «Мы уже приземлились. Я скоро выхожу. Жду. Целую». Лиля чувствует, что ее пронзает какая-то тоскливая жалость к самой себе, когда она наблюдает, как девушка в джинсах щебечет это, прижимая телефон к уху.

Она выходит из самолета последней. Автобусик бодро прыгает по родному разбитому летному полю. Иностранцы недоуменно переглядываются, Лиля улыбается ощущению того, что она уже дома.

Паспортный контроль, сумка уже в руках, бессмысленные вопросы таможенников. Все. Она свободна. И почему-то ее охватывает тяжелое чувство. Она медленно идет к двери, в ко­торую то и дело высовываются любопытные го­ловы встречающих. «Девушка, такси?» — «Да». Ей хочется поскорее пройти сквозь эту назойливую толпу, где все кого-то ждут. Она искренне желает им дождаться, всем, и таксистам тоже. Только бы побыстрее уехать отсюда. Девушку в джинсах забрал парень с букетом роз. И что? Как тебе не стыдно? Тебя ли отсюда не забирали с букетами? Сотни раз, и даже Он. Домой. Таксист поставил ее сумку в багажник и открыл дверь. В воздухе разливалось замечательное сентябрьское тепло родного города. Так она еще застала это? Замечательно.

Домой. Ты ведь сама решила никому не говорить, когда приезжаешь. Зачем? Чтобы испытать, каково, когда тебя никто не встречает. И как? Ты себя к чему-то готовишь.

Машина подъехала к ее подъезду. Ключ радостно повернулся в замке. Дома. Несмотря на поздний час, она долго распаковывала сумку, раскладывала вещи по местам. Откладывала подарки в нарядных кулечках, радовалась им, предвкушала радость от вручения, радость от реакции.

Как ни странно, вода ночью была. Хотя после Европы она забыла удивляться этому невиданному проявлению комфорта. Она стояла в душе, и усталость от перелетов и переездов струилась вниз вместе с водой. Завернувшись в полотенце, Лиля пошла в спальню. Теплый уют квартиры, оранжевый бархат стен, расстеленная постель. Я одна. Это мой выбор. Я так хочу. Это не уговоры самой себя, это действительно так.

Приоткрытое окно. Дом напротив обрадовался, что она наконец-то заметила его, замигал ей глазами окошек. Она улыбнулась ему. Телефон звонил долго. Она стояла и не могла поверить, что ночную тишину пронзает эта божественная трель. В этот час. Никто другой на свете.

— Да, я слушаю.

— Привет. Уже несколько дней безуспешно пытаюсь к тебе дозвониться. Гуляла? Уезжала? Как дела?

Лиля ласково гладила рукой свой абрикосовый плед, выводила на нем какие-то узоры, прижимала трубку к уху. Она поймала свое выражение лица в зеркале напротив. Глаза смеялись детским звонким смехом, они хотели шалить и проказничать, они хотели жить. «Да, представляешь, совершенно одна. Да, только Венеция. Рим — всего полдня, а вот там... Там было так хорошо! Я пыталась решить свои проблемы. Да нет, не работа, более нереально, - душа. Смех. Да нет, не решила... Смех...»

Она проснулась, когда солнце уже, очевидно, давно и безуспешно пыталось зажечь золотистым блеском багрянец плотных штор. Осень?

Она раздвинула шторы и толкнула дверь на балкон. Непривычная тишина. Город не ворвался в ее жизнь смелым утром. «Наверное, выходные», — пыталась вспомнить Лиля. Лучи солнца добрались до любимых оранжевых стен. Пожар осени. Она дома. Ура?! Тепло, еще совсем тепло.

Лиля стала спешно собираться. Белый купальник, голубое полотенце. Она выскоч­ла из дома. Безлюдно. Рано. Я в родном городе. Дорога к морю. Ветер шелестит опавшей листвой на лесенке, уходящей вниз. Шум моря вдали. Звуки природы. Лиля сбегает по ступенькам. А листья — осенние, некоторые успели скрутиться и постареть после праздника листопада, сверху упали новые, чтобы проделать тот же путь. Немного грустно. Картина моря выплеснулась перед ней за поворотом из-за деревьев — и вот оно. Ты, кажется,, ждала встречи с ним — наслаждайся!

Полотенце легло на еще прохладный после ночи песок. Раздеваться, честно говоря, не хотелось. Она подошла к воде. Волны накатывали одна за другой, но несерьезно, несильно, не терзали, а ласкали берег. Не раздеваясь, она легла на полотенце, подставила лицо солнцу. Любимое занятие — смотреть на него сквозь приспущенные ресницы. Оранжево-розовое зарево где-то там впереди. Нежность. Теплело. Она все-таки сбросила одежду, перевернулась на живот, открыла Мураками. «Дэне, дэнс... дэнс, Лиля!»

Через час зазвонил мобильный, ее просили заехать на работу. Все. Началось. Потом еще один звонок по поводу перевода.