Виктор Степанов - Юрий Гагарин

• Название: Юрий Гагарин
• Автор: Виктор Степанов
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1987

В немеркнущем созвездии героев нашего народа ослепительно ярко сверкает короткая жизнь первого космонавта планеты — Юрия Алексеевича Гагарина. Книга построена на обширном документальном материале, важное место в котором занимают свидетельства близких друзей и соратников Юрия Гагарина, а также собственные воспоминания автора, лично знавшего первопроходца космоса.

Рецензенты: дважды Герой Советского Союза, летчик-космонавт СССР П. Р. Попович; первый заместитель председателя Федерации космонавтики СССР И. Г. Борисенко.

В книге использованы фотографии: П. Барашева, А. Моклецова, И. Снегирева, А. Софийского, М. Харлампиева, В. Шмакова, А. Щекочихина.

---

Но вот что больше всего волновало Юру и во что не верилось, когда он всматривался в старую фотокарточку: дядя Сережа и тетя Маша видели Ленина!

После того обыска Сергей Матвеев был уволен с Путиловской верфи с пометкой в документе: «Приему не подлежит». Пытался устроиться на работу в Сестрорецке — не удалось. Теперь он исчезал из дому на неделю и больше. Сергей становился профессиональным революционером. Однажды появился на час — возбужденный, обнял сестренок: «Потерпите, скоро прогоним царя!» Шел февраль семнадцатого, наступил октябрь. Советы взяли власть, но за нее еще надо было сражаться. Сергей ушел на фронт. Добровольно вступила в Путиловско-юрьевский партизанский отряд Мария Матвеева. Санитарке семнадцать лет…

Тут, наверное, было самое интересное, о чем Юра, встречаясь с Марией Тимофеевной, расспрашивал всякий раз. «Всего два дня ушло на подготовку отряда, — вспоминала она. — А затем красногвардейцам выдали оружие, шинели, нам санитарные сумки с медицинскими материалами, и мы отправились к Смольному… Прибыв к месту назначения, увидели много вооруженных людей, которые грелись у пылающих костров.

Сделали перекличку. После этого ко мне подошел слесарь нашего завода Андрей Васильев. «Я сейчас иду с путиловцами в Смольный. Берем и тебя», — сказал Васильев.

Предъявили часовому пропуск, поднялись на второй этаж… За столом сидел человек в военной форме и разговаривал по телефону. Один из путиловцев сказал, что отряд прибыл, и попросил доложить об этом Владимиру Ильичу…

Видимо, получив разрешение, военный открыл дверь, и мы вошли в кабинет Ильича.

Когда я увидела Ленина, то очень разволновалась. А он встал, поздоровался… Затем стал расспрашивать о подготовке отряда, вышел из-за стола, прошелся по кабинету.

— Сейчас, товарищи, будет митинг. После чего — сразу на вокзал. Все готово? Имейте в виду, отправка в семь часов вечера…»

Сергей Тимофеевич и Мария Тимофеевна с винтовками в руках, крест-накрест перехваченные патронными лентами. Удивительно даже не то, что они видели Ленина. Ленин видел их! Этим нельзя было не восхищаться. Видел и доверял…

Юрий не знал ни дядю Сережу, который умер в 1922 году от тифа, ни деда Тимофея Матвеевича, скончавшегося в родном селе Шахматове в 1918 году. Останутся лишь старая фотокарточка да рассказы матери и ее сестер.

В один из ноябрьских дней 1954 года возле Смольного можно было встретить коренастого паренька в светлом габардиновом плаще, в темно-синей фуражке с «молоточками» на околышке. Он задумчиво прохаживался по дорожкам, посматривал на ограду, на окна старинного здания в розоватом блеске заката.

Потом его видели возле проходной бывшего Путиловского, а теперь Кировского завода. Вытягивался как мог, силясь заглянуть за высокий забор. «Эй, парень, ты что там высматриваешь?» — пригрозил вахтер. Юра отступил, сконфуженный.

Он долго искал Богомоловскую, которая оказалась улицей Возрождения. Здесь все уже было другим, новым, непохожим на то, о чем говорила мать. Даже Анна Тимофеевна, посетившая много лет спустя эти места вместе с сестрами Марией и Ольгой, лишь по единственной примете — развалинам Путиловской церкви — узнала улицу, где бегала девочкой, а по трем старым большим деревьям, что росли когда-то во дворе, определила, где стоял их домик.

Но повстречайся тогда Юрию у проходной какой-нибудь старичок, он мог бы припомнить Матвеевых. Оставили они о себе хорошую память, рабочую.

Вот от какого корня рос Юра. «По происхождению я рабоче-крестьянский», — говорил космонавт. «Отец мой — Алексей Иванович Гагарин — сын смоленского крестьянина-бедняка. Образование у него было всего два класса церковноприходской школы. Но человек он любознательный и многого добился благодаря этому. Слыл мастером на все руки… Строгий, но справедливый, он преподал нам, детям, первые уроки дисциплины, уважения к старшим, любовь к труду… Соседи любили и уважали его; в правлении колхоза считались с его мнением».

Рассказывают, что, когда в Гжатск в подарок Анне Тимофеевне привезли гипсовый бюст Тимофея Матвеевича, изготовленный по старой фотографии ленинградским скульптором, Алексей Иванович после внимательного одобрительного разглядывания глотнул махорочного дымка из самокрутки и не без ревнивинки в голосе заметил:

— Конечно, славная история. А покопаться в нашем корне, там тоже нашлось бы немало интересного. Нас у отца с матерью было восемь душ — шестеро братьев и две сестренки. Я самый меньшой из братьев. Мать, Настасья Степановна, — местная, смоленская. А про отца, Ивана Федоровича, разное говаривали. Будто пришел он в наши края откуда-то с Волги, вроде как из Костромы. По-уличному звали его Иван Гагара. Отца мы любили, хоть видели редко. Был он мастером по плотницкой части. Топор так и играл в его руках. Никто не мог быстрее да ладнее, чем он, срубить хоромину, овин или какую другую постройку. Вот и был, как говорится, нарасхват. Туда попросят приехать, там надо подсобить. Отказывать людям отец не умел. Бывало, неделями не ночевал дома, а вернется, не забудет нам, детям, гостинцев захватить.

От крепкого ли, въедливого дымка прищурился Алексей Иванович и ненароком вроде бы смахнул что-то с глаз: кто их запомнил, родные лица, по второму колену, а по третьему — что и говорить, фотографий в деревне не делали. Да что фотографий! Попробуй найди теперь хоть могилу на старом погосте — деревянные кресты давным-давно рассыпались, холмики осели, выровнялись, позаросли.

Но не зря говорят в народе: имя человека добрым делом славится. В памяти стариков еще живет на клушинской земле Иван Гагара — статный, кудрявый добрый молодец с мягкой русой бородкой. Войдет в хату — под притолокой согнется, а сядет в красный угол, расправит усы, глянет васильковыми глазами… Что там греха таить — не одну молодку в себя влюбил.

— Хочешь, просто избу, а хочешь, терем срублю?

Не только во внешности, в руках его красота была. И все всегда при нем, нехитрый, но творивший чудеса инструмент — хоть в своей деревне работал, хоть за двести верст уходил. Топор, долото да нитка с отвесом.

«Столяры да плотники от бога прокляты. А за то их прокляли, что много лесу перевели». Это о нем с подначкой и уважением. А любя: «Плотники-бестопорнички срубили горенку безуголенку».

До сих пор еще бродит по смоленской земле молва, будто Иван Гагара на спор брался за одну ночь избу по бревнышку разобрать, а к вечеру сложить заново. И не раз выспаривал.

А уж свою избу под солому срубил как игрушку. Восемь ребятишек усаживались за стол, пока гремела ухватами у печи его жена Настасья, — сыновья Николай, Павел, Михаил, Иван, Савелий, Алексей — будущий отец Юрия и две дочери — Прасковья и Дарья.

Трое старших — Николай, Михаил и Иван, — уедут в Питер на заработки. И пойдут разговоры, что среди забастовщиков они не последними выступали там против фабрикантов. Разговоры сторожкие, и как знать, быть может, шли братья в той обреченной колонне 9 января 1905 года рядом с Тимофеем Матвеевым, а то и с Сергеем брались за винтовки. Следы Михаила и Ивана в Питере теряются. Николай после революции вернулся в деревню один. Павел станет красным кавалеристом, выучится на ветеринара, спасет в войну колхозное стадо. С Юрием у него сложатся отношения взаимной симпатии на почве неуемных фантазий взрослого человека и мальчика.

Савелий Иванович приютит Юрия в Москве, пока тот, приехав из Гжатска, будет поступать в ремесленное училище.

Так что очень трудно определить, ростки какого корня более всего развивались в характере Юрия: матвеевского или гагаринского.

Последний раз Ивана Гагару видели году в четырнадцатом, перед империалистической войной. Он оставил детям в наследство топор, отвес и хорошую память о себе.

И первые строки своей автобиографии Юрий Гагарин посвятит не просто отцу, а его делу, мастерству.

«До сих пор помню желтоватую пену стружек, как бы обмывающих его крупные рабочие руки, и по запахам могу различить породы дерева — сладковатого клена, горьковатого дуба, вяжущий привкус сосны, из которых отец мастерил полезные людям вещи.

Одним словом, к дереву я отношусь с таким же уважением, как и к металлу».

Не в этом ли признании самое ценное: переплелись, срослись два корня — каленый стальной и звонкий кленовый.

На дворе двадцать третий год. В деревеньке Шахматово, похоронив отца, брата и мать, осталась сиротой в свои неполные девятнадцать лет с двумя младшенькими на руках девушка Нюра Матвеева.

«Но горевать было некогда, — вспоминала Анна Тимофеевна, — деревенская жизнь остановки не знает. Сев проведешь, а там уж сенокос, сено уберешь — другая работа ждет не дождется: картошку окучивать надо, огород поливать, полоть. Глядишь — время жатвы настало. Это уж не говоря о том, что каждый день поутру встань корову подоить, в стадо ее выпустить. За повседневными заботами горе чуть отпускало сердце. И молодость брала свое».