Петр Елисеев - Привал на Эльбе

• Название: Привал на Эльбе
• Автор: Петр Елисеев
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: О войне
• Год: 1960

Над романом «Привал на Эльбе» П. Елисеев работал двенадцать лет. В основу произведения положены фронтовые и послевоенные события, участником которых являлся и автор романа.

---

— Богаче? — воскликнул Кузьма Макарович. — О нет! Вы, Миша, еще не знаете Урала. Здесь добываются все виды металлов, драгоценных камней. Кремлевские рубины тоже у нас выплавлялись. К тому же и природа у нас щедрая. В сорока километрах от Свердловска есть озеро Таватуй. В него впадают тридцать горных рек. Где еще такая красота есть?

— Это очень интересно, — заметил Михаил. — Но реки красны другим: пароходами, рыбой, пристанями. В этом отношении Дон побьет все на свете. К его водным вокзалам причаливают морские пароходы. А берега — мечта. Плывешь летом — везде навалены горы арбузов, дынь, огурцов, помидоров, яблок, груш и всякой всячины. А рыбы! Белуга, севрюга, сазан, лещ, судак. А донская сельдь! Такой вкусной нет нигде.

Пермякову приятно было слышать эти хвалебные слова казака о Доне, и, чтобы не огорчить его чувство любви к родной стороне, уралец стал спорить осторожнее:

— Опять-таки птицы больше у нас, на уральских просторах. Утки остаются даже на зимовку в теплых водах. Сколько этой дичи! Наши люди летом расставляют гнезда и собирают корзинами утиные яйца.

— Ладно тебе хвалиться, душа уральская, — перебила его хозяйка. — Зови гостей за стол.

— С этим я согласен, Никифоровна. — Кузьма Макарович слегка обнял жену за плечи. — Прошу за стол, ребята. Пельмени хороши горячие. А перед ними полагается и по чарке — за победу над гитлеровцами.

— Я же сказал, что на Урале пельмени варят на закуску, — сказал Тахав, вооружившись вилкой. — Скажи, Михал, есть у вас на Дону такой человек, который не любит пельмени?

— Не знаю, есть ли такой человек на Дону, а в Башкирии, кажется, есть один такой джигит, который любит есть пельмени только в гостях, — сострил Михаил.

— Попадись тому джигиту в дом, который стоит над рекой Белой, — нашелся Тахав, — он поставит перед тобой вот такую чашку бишбармака, — развел руками Тахав. — Если все не съешь, остаток положит тебе за пазуху.

— А ты подожди глотать. Сначала надо выпить.

— Не тужи, Михал, — оправдывался Тахав. — Я умею есть и до стопки и после. Салям уральским друзьям! — взял Тахав в одну руку пельмень, в другую — стопку водки.

— За ваше скорое возвращение домой, — подняла и хозяйка рюмку. — Как там наш сынок-то? Небось голодает. — Она поднесла к глазам платочек. — Бывало, дома не дозовешься к столу, все занимался.

— И там, на фронте, такой, — поддержал ее Михаил. — Обед иногда на книгу меняет.

— Да, насчет пищи у него действительно нехорошая привычка, — пожаловался Тахав. — Я его ординарец, знаю: не возьмет в рот крошки, пока не поедят бойцы…

— Вот это хорошая привычка, Тахав, суворовская, — сказал хозяин.

— Суворова он хорошо знает, всегда ссылается на его ученье, — добавил Михаил.

— Ишь какой! — не то с удивлением, не то с гордостью сказал Кузьма Макарович. — А вообще как он командует?

— Бойцы любят его, хотя он и строгий. Это я на себе испытал, — чуть не проговорился Елизаров.

— Вы хвалились, — обратилась хозяйка к Тахаву, — что способны есть и до и после стопки. Кушайте, остывают пельмени.

— В этом деле он силен, — улыбнулся Михаил. — Бывало, на фронте во время обеда раза три бросается в атаку на кухню. Один раз восстание ординарцев поднял. Хорошо, что вовремя урезонил его товарищ Пермяков.

— Виктор? — насторожился Кузьма Макарович.

— Ну да! — оживился Тахав. — У каждого кавалериста один конь, а у нас, ординарцев, по два: свой и командирский. Пока вычистишь — все бойцы уже поедят. Мы приходим к кухне — обеда уже нет. «Почему не оставили? — спрашиваю. — Вари еще», — говорю. Другие ординарцы тоже требуют. Шум, спор. Идет товарищ Пермяков и говорит: «Тахав, там, на КП, котелок с обедом». Для меня, ординарца, командир обед взял. Вот это командир! Такому командиру ничего не жалко, и, когда в походе я что-нибудь достану в обозе и несу товарищу Пермякову, начальник штаба завидует. «Вот это, — говорит, — ординарец». А я ему: «Долг платежом красен».

— Чуткий, значит, Виктор Кузьмич? — спросила Галина Николаевна.

— Душа человек! А вот вы, — посмотрел Тахав на ее полную стопку, — вы только губы мочите. Нет, так не годится. — Взял он стопку и поднес ее Галине Николаевне по башкирскому обычаю с песней:

Как птичье молоко, в рюмке этой
Капли душистые вина.
В честь дружбы, песнею согретой,
Просим выпить вас до дна.

— Теперь уж полагается выпить, — поддержали Тахава и родители Пермякова и Михаил.

Галина Николаевна выпила.

Тахав разгулялся. Он всем подносил вино, напевая любимые песни.

— Слов много, — говорил он хозяевам дома, — а не хватает, чтоб сказать спасибо за такое гостеприимство. Сравнить бы его с солнцем, не светит оно ночью, сравнить бы с медом — приедается он.

Тахав много хороших сравнений привел и, наконец, сказал от всей души:

— Ваше гостеприимство как весна. Весна дает жизнь. Ваши слова, угощенье дают мне силу.

Башкиру хотелось сказать искреннее слово и Галине Николаевне. Он призвал всю свою память. Что-то ему вспомнилось из песен, из сказок о красавицах.

— Сравнил бы ваше лицо с розой, — не стесняясь и не льстя, начал он, — у розы жизнь коротка; сравнил бы со звездой — далека она; сравнил бы с золотом — сияет, да не греет оно. Сравню вас с песней о победе, которая будет самой приятной для нас!

Тахав попрощался с хозяевами, Михаилом и «самой красивой девушкой Урала», как назвал он невесту Пермякова, и отправился на вокзал.

Галина Николаевна и Михаил ушли в другую комнату, стали перебирать альбом с фотокарточками. Галина Николаевна объясняла:

— Это наш драматический театр. А это — оперный. Стоило бы вам сходить разок.

— Отпустите? — улыбнулся Михаил.

— Скоро мы вас совсем отпустим.

— Тогда и пойду. Хочется послушать «Ивана Сусанина». Может, в знак доброй памяти вместе сходим? — сказал Михаил и покраснел.

— Мне трудно урвать время. Я сейчас работаю над рефератом.

— Ученым доктором хотите стать? — удивился Михаил.

— Я Да, я в аспирантуре, — подтвердила она, смутив этим Михаила. Девушка, с которой он ведет себя так просто, скоро станет кандидатом наук!

Никифоровна принесла чайник. Галина Николаевна достала черемухового варенья на меду. Мать Пермякова расспрашивала казака о жизни на Дону, о занятии родителей. Михаил рассказывал с увлечением. Вспомнил он о фронте, о пережитых муках с Верой в плену и расстроился. Галина Николаевна пыталась отвлечь его от тяжких мыслей.

— Михаил Кондратьевич, у вас же день рождения. Поздравляю вас, — вспомнила она и положила перед ним носовой платок с вышитой шелком розой. — Это вам от меня.

Михаил был взволнован. Чем заслужил он такое внимание? Это не простая чуткость врача, а что-то большее. Михаил понимал, что Галина Николаевна так относится к нему потому, что он сослуживец ее друга, но зачем же такой подарок?

— Большое спасибо за честь, Галина Николаевна, но… не надо, — отодвинул он подарок и тихо пояснил: — Ведь вы вышивали для Виктора Кузьмича.

— Виктору я пошлю другой. А этот — вам.

Михаил запнулся. Что сказать на это? Галина Николаевна сложила платок и сунула ему в нагрудный карман гимнастерки.

— Если товарищ Пермяков вызовет меня на дуэль, когда я покажу ему этот платок, вы будете причиной моей смерти, — шутя сказал Михаил.

— Обязательно покажите ему! — улыбнулась Галина. — Пусть он представит себе, как я вышивала эту розу, и пожалеет, что так редко отвечает на мои письма…

Распрощавшись с родными Пермякова, Михаил покинул их гостеприимный дом.

Несколько дней спустя, выписавшись из госпиталя, Елизаров по рекомендации комиссара попал в Свердловский военкомат, где получил направление в военное училище.

Часть вторая

1

Станица казалась пустынной. На зимних улицах не было видно ни людей, ни животных, ни птиц. Глинобитные хаты и кирпичные дома, летом утопавшие в садах, выглядели теперь заброшенными. Лишь кое-где из труб поднимался робкий дымок. Многие ставни окон забиты. Видно, хозяева, убежавшие от немцев, еще не возвратились. Но военная жизнь в станице кипела. Кавалеристы, укрыв коней в сараях, скрытно готовились к предстоящей битве за родной Дон.

В хату, где проживал эскадронный, вошел младший лейтенант Елизаров, только что приехавший с Урала. Пермяков не верил своим глазам;

— Елизаров, друг, вернулся!

Михаил от радости не мог выговорить ни слова. Обняв командира, волнуясь, он передал привет от родителей, от Галины Николаевны. Пермяков жадно расспрашивал, как живут его родные уральцы.

— Трудная жизнь на Урале, — рассказывал Михаил. — День и ночь дымят трубы старых заводов, растут новые, вывезенные из западных районов страны.