Гилберт Адэр - Закрытая книга

• Название: Закрытая книга
• Автор: Гилберт Адэр
• Издательство: АСТ
• Жанр: Современная проза
• Год: 2001
• ISBN: 5-17-011065-0

Перед вами — книга, жанр которой поистине не поддается определению. Своеобразная «готическая стилистика» Эдгара По и Эрнста Теодора Амадея Гоффмана, положенная на сюжет, достойный, пожалуй, Стивена Кинга…

Перед вами — то ли безукоризненно интеллектуальный детектив, то ли просто блестящая литературная головоломка, под интеллектуальный детектив стилизованная.

Перед вами «Закрытая книга» — новый роман Гилберта Адэра…

---

— Я уже говорил вам, инспектор, я не вправе возражать вообще. Это же не мой дом. Я даже не представляю, кому он принадлежит теперь, когда сэра Пола уже нет в живых; безусловно, я препятствовать вам не могу. Да и в любом случае не стал бы.

— Вы, случайно, не знаете, он не оставил завещания?

— Ну, отчего же не оставил? А впрочем, понятия не имею.

— Известно вам что-нибудь о его родственниках?

— Мы о его семье никогда не говорили.

— Ясно, ясно. Ну, давай, сержант. Пошарь-ка, только аккуратно.

— Есть, сэр.

— Я понимаю, мистер Райдер, все это вам, наверное, кажется бессмысленным, но… тут ведь никогда не угадаешь.

— Я старался без нужды ничего не трогать. Так ведь полагается вести себя в подобных случаях, верно?

— Если совершено убийство — да, правильно. Но здесь-то просто несчастный случай. Однако же продолжайте. Что вы хотели сказать?

— Простите, о чем бишь шла речь?

— Сэр Пол искал человека, который помог бы ему писать книгу, да?

— Правильно. Приватного секретаря. Который писал бы под его диктовку. Он поместил в «Таймс» объявление, я его увидел, откликнулся, и, признаюсь, к великому моему удивлению — честно говоря, я считал, что у меня нет ни малейшей надежды, — я ему вроде как понравился; вот с тех пор в общем-то я здесь и живу.

— Приятная была работа?

— А вы не были знакомы с сэром Полом?

— Нет, сэр, не имел удовольствия.

— Ну, не уверен, что слово «приятная» здесь вполне уместно. Впрочем, это не совсем справедливо. Нет, я бы сказал, что это было чрезвычайно благодарное занятие.

— Благодарное?

— Да, благодарное. Чувствовать, что книга постепенно приобретает форму, и сознавать свою к этому причастность. Для такого человека, как я, это захватывающее ощущение.

— Да. Да, наверное, даже очень. Я-то сам, честно сказать, ни одного его романа не читал. Стивен Кинг больше в моем вкусе. Как вы считаете, книга могла выйти хорошая?

— Это был не роман, а нечто вроде автобиографических мемуаров.

— Ах да, конечно. Вы же говорили.

— Учтите еще, что написана лишь малая часть…

— И все-таки. Какое-то мнение у вас сложилось?

— Ну… Могу лишь сказать, что в книге встречались странные пассажи, причем мы их, по настоянию сэра Пола, оставили, хоть я и противился. Не то чтобы впрямую с ним спорил — просто не посмел бы, — но, признаюсь, так до конца и не уразумел, в чем тут смысл.

— Не очень улавливаю, сэр. Что вы имеете в виду?

— Ну, были у него свои причуды: скажем, приходит ему в голову какая-то фантастическая идея, ни на чем в реальности не основанная, и он, несмотря на абсурдность, упрямо использует ее в книге. Придает ей, так сказать, символический смысл.

— Например?

— О господи, почему-то всегда трудно бывает привести конкретный пример. Нет, погодите, один припоминаю. Пустой пьедестал, пустой постамент на Трафальгарской площади. Да, у нас с сэром Полом тут возникла настоящая дискуссия.

— Разъясните, пожалуйста, сэр.

— Как вы знаете — а, может быть, и не знаете, вы же не лондонец, — по четырем углам Трафальгарской площади стоят постаменты. Однако статуй всего три. Четвертый постамент пустует. Причем уже десятки лет. Короче говоря, до сэра Пола дошли какие-то слухи о том, что там-де могут воздвигнуть памятник Диане, понимаете? После ее гибели в автокатастрофе. И хотя никакой статуи там не ставили и, если хотите знать мое мнение, никогда не поставят, он упорно писал об этом так, словно статую уже воздвигли. В книге целая глава посвящена Трафальгарской площади и Национальной галерее, только не спрашивайте меня почему. В общем, он продолжал упорствовать и в конце концов описал площадь так, будто статуя там уже стоит. Не стану утверждать, что я пытался его отговорить: я не вправе спорить с великим писателем, но все же я взял на себя смелость выразить… ну, скажем, выразить некоторые сомнения в разумности такого шага, и сэр Пол воспринял это очень отрицательно. Чуть ли не приказал мне тут же сложить вещи и убираться восвояси.

— Тем не менее вы остались.

— Да. Он, очевидно, передумал. Но эпизод с четвертой статуей все же сохранил. В книге, в той части, что уже написана, есть множество других мелких… как бы поточнее выразиться… мелких странностей. Я больше с возражениями, как вы понимаете, не выступал. И если бы мы книгу закончили и она вышла, наверное, именно они, эти маленькие странности, и вызвали бы острый интерес у критиков.

— М-м-м. Чудные они типы, эти критики. Я сам их писания никогда не читаю. Почему-то мне заранее ясно, что именно мне понравится, без всяких рекомендаций со стороны, понимаете?

— Прекрасно вас понимаю.

— Так. Значит, сэр Пол бывал сварлив?

— Порой — да, безусловно. Однажды я не выдержал и рассмеялся.

— Над чем?

— Понимаете, он как-то сказал мне, что из-за своей слепоты превратил себя, как он любил выражаться, в «соль земли». То есть неизменно был подчеркнуто обходителен с окружающими, даже если не имел к тому ни малейшего желания, и все оттого, что зависел от них и боялся, что без этой его любезности люди не станут ему помогать. «Соль земли»! Представляете? Если это он называл солью земли, один бог знает, каков же он был до катастрофы.

— Трудненько с ним было?

— Н-ну, временами — да. Впрочем, когда он бывал в ударе, то умел блеснуть остроумием.

— Хороший рассказчик?

— Да, но в определенных пределах. Он часто повторялся. Я, если можно так выразиться, ловил каждое его второе слово.

— Ха, ясно. В общем, человек весьма переменчивого нрава.

— Вот именно. Но, знаете, если вспомнить, что ему пришлось перенести, то судить его слишком строго невозможно. На его месте я попытался бы покончить с собой.

— Самоубийство? Слепому не так-то просто его совершить.

— Верно. Но я бы нашел способ.

— А вам не приходило в голову, что это и было самоубийство?

— Что? Смерть сэра Пола?

— Угу.

— Ни в коем случае. Абсолютно исключено.

— А вы все же подумайте, сэр. Все обычные пути для него закрыты… он впадает в отчаяние…

— Уверяю вас, инспектор. Он с собой не кончал.

— Почему вы так в этом убеждены?

— Потому что я его хорошо знал. Потому что при нашем знакомстве он чуть ли не сразу сообщил мне, что безумно боится темноты.

— Боится темноты? Слепой боится темноты?

— Нелепо, я понимаю. Но сэр Пол сам мне об этом сказал. Он страдал сильнейшей клаустрофобией. «Я и во Вселенной боюсь замкнутого пространства», — говорил он. Конечно, это преувеличение, очень для него типичное. Он, знаете ли, многое говорил просто для вящего эффекта. Но на самом деле, узнав его поближе, я пришел к выводу, что в этой фразе больше правды, чем кажется на первый взгляд.

— Так, так, так.

Но тогда, мистер Райдер, кое-что здесь меня удивляет.

— Что же именно?

— Если вспомнить все, что вы тут говорили, бросается в глаза одна странность: зачем ему понадобилось ставить на дверцу шкафа такую сильную пружину?

— Вам это кажется странным?

— Ну да. Странно, что человек, который, по вашим словам, страдает сильнейшей клаустрофобией, идет на такой риск; ясно же, чем это может кончиться. Именно тем, чем в результате и кончилось. То есть дверца захлопнулась, и он оказался в западне.

— Да, вы правы… Я об этом как-то не подумал.

— Он, вероятно, тоже. Поразительно, какое легкомыслие и беспечность проявляют люди там, где им грозит как раз то, чего они больше всего боятся. Кстати, на вид она совсем новая.

— О чем вы?

— Да пружина на дверце шкафа. Такое впечатление, что ее сменили совсем недавно. Слегка испачкана кровью, но видно, что новая.

— И на самом деле новая. Собственно, я ее и сменил.

— Вы?

— Я.

— По просьбе сэра Пола?

— Естественно.

— А с какой стати он решил менять пружину?

— Насколько я знаю, защелка там всегда была неисправна. Дверца как следует не закрывалась, и пару раз сэр Пол на нее натыкался. Он же не подозревал, что дверь шкафа распахнута, и, знаете ли, довольно сильно ушибался. Собственно, то же самое случилось на днях. Он ударился об нее головой. Посадил себе большущий синяк. По-моему, у него на лбу до сих пор виден кровоподтек.

— Да, мы заметили.

— Словом, он рассказал, как это все произошло, и я предложил: если, мол, хотите, я поставлю новую пружину. Так называемый доводчик. С бытовыми мелочами я справляюсь неплохо.

— И он указал именно такой тип пружины?

— Да. Это я помню точно.

— Понятно. Но зачем же тогда, по-вашему, сэр Пол, при своей-то клаустрофобии, сам залез в шкаф, да еще в такой узкий?

— Вот тут я вам, инспектор, помочь не могу. Разве только…

— Да?

— Ну, как вы сами можете убедиться, у сэра Пола было много всякой одежды. Полный шкаф. Полагаю, он был изрядным щеголем до… гм… до катастрофы. Правда, пока я у него работал, не помню, чтобы он надевал дома что-нибудь, кроме замызганного старого халата. Того самого, в котором он умер. Однако же сразу видно, что халат из дорогих. Великолепный шелк, да и все остальное тоже. Сэр Пол несколько опустился, и кто решится его за это упрекнуть? Словом, повторяю, у него была масса одежды, множество костюмов и пиджаков, все шилось на заказ. Он даже не поленился и выучил, в каком порядке они висят в шкафу. Поэтому я могу предположить, что он залез в шкаф, чтобы взять какой-нибудь пиджак или — кто знает? — галстук: он очень гордился своей коллекцией галстуков. Может быть, полез как раз за галстуком, висевшим в дальнем конце шкафа.