Антон Чехов - Том 27. Письма 1900-1901

• Название: Том 27. Письма 1900-1901
• Автор: Антон Чехов
• Издательство: Наука
• Жанр: Русская классическая проза
• Год: 1980

Двенадцать томов серии — это своеобразное документальное повествование Чехова о своей жизни и о своем творчестве. Вместе с тем, познавательное значение чеховских писем шире, чем их биографическая ценность: в них бьется пульс всей культурной и общественной жизни России конца XIX — первых лет XX века.

Девятый том включает письма с января 1900 года по конец марта 1901 года.

http://ruslit.traumlibrary.net

---

14 сентября 1900 г.

Печатается по автографу (ГБЛ). Впервые опубликовано: Письма к Книппер, стр. 65–66.

Ответ на письмо О. Л. Книппер от 10 сентября 1900 г.; Книппер ответила 19 сентября (Переписка с Книппер, т. 1, стр. 185–187 и 193–195).

…ты описываешь свое путешествие на Воробьевы горы… — О поездке на Воробьевы горы Книппер писала 10 сентября: «Собирались утром экспромтом. Погода теплая, мягкая, дышится легко, все кругом улыбается так задумчиво, ласково <…> До Новодевичьего монастыря мы доехали на конке, затем прошли версты две по огородам, пахло укропом и капустой, затем переехали Москву-реку и очутились на Воробьевке. Там не было ни души, к счастью, тишина необычайная, в воздухе тихо, тихо, ни один листок не трепетал, и мне хотелось быть одной, одной, или сидеть с тобой в этой осенней неге и молчать и чувствовать только природу вокруг. Ты бы понял все это. Я сейчас так живо переживаю с тобой это настроение. В лесу уже виднеются золотистые клены, березки, краснеющие осины; дубки еще зеленые стоят. Земля сырая, пахнет грибами, попадаются запоздалые любимые мои цветочки, в воздухе паутинки, ну, одним словом, такая красота везде, что не оторвалась бы. Солнце нежное, задумчивое, и на небе такая же мягкость в очертаниях облаков. Долго мы любовались златоглавой матушкой Москвой, подернутой дымкой; солнце как-то пятнами освещало ее. Люблю я этот вид с детства. Попили чайку на террасе, подурили, похохотали, побегали и пошли блуждать по лесу и по овражкам. Я с дядей Сашей были в лирическом настроении и собирали большие букеты из всевозможных осенних листьев, трав и цветов. Я привезла Маше большущий веник — ей понравилось. Обратно мы поехали на лодке до Дорогомиловского моста. Прямо жарко было на воде. Мы ехали и пели, а потом задумались. На берегах гуляли гуси, видели двух залетевших диких уток. Приехали домой радостные, оживленные, шумно обедали».

Пьеса… — «Три сестры».

Ты не советуешь мне ехать в Москву? — В письме от 10 сентября Книппер выражала беспокойство по поводу намечающейся поездки Чехова в Москву: «Я тебя страшно хочу видеть, но как же ты приедешь в холод? Это меня сильно беспокоит, подумай хорошенько, милый мой». Однако в ответном письме сомнения Чехова вызывают следующий отклик: «Дорогой мой, милый писатель, ты как-то странно мне пишешь. Я не хочу, чтобы ты приехал в Москву? Я не хочу? Когда я мучаюсь, негодую, что все время стоит тепло, а тебя здесь нет? Я решила, что ты охладел ко мне, что тебя не тянет ко мне, в Москву. Боже, мне так хочется, чтобы ты был здесь, со мной, чтобы, придя с репетиции, я могла бы отдыхать с тобой, на твоем плече. Мне было бы так покойно, хорошо! Пойми ты, что я сдерживаюсь, когда пишу тебе. Думаю о твоем здоровье. Неужели ты этого не понимаешь! Хотя я так рассуждаю, — если тебе здесь нравственно будет хорошо и покойно, ты и физически будешь лучше себя чувствовать — я не права, милый мой? Приезжай, приезжай скорее, я хочу, хочу, хочу тебя видеть, хочу, чтобы ты был здесь сейчас же».

В первых числах октября в Москву уезжает мать… — Е. Я. Чехова уехала в Москву в конце сентября. 19 сентября Книппер писала: «Привози мать и поживи сколько поживется, плохо тебе здесь не будет, поверь мне. Буду тебя любить, холить, буду тебе петь; горло, благодаря массажу, поправляется, голос усиливается <…> Знай, что мое искреннее, горячее желание — чтобы ты был здесь, со мной. Если ты не можешь жить здесь зиму — я тебя должна видеть перед наступлением зимы, а то мне будет слишком тяжело, милый мой Антон. Так ты собираешься меня забыть и полюбить другую? Попробуй! А я полюбуюсь. Нет, все это вздор, глупости. Люби меня и приезжай и опять люби, чтобы было много любви, тепла, и, ради бога, не таи ничего в себе, все говори, чтобы все было ясно, все договорено».

3145. О. Л. КНИППЕР

15 сентября 1900 г.

Печатается по автографу (ГБЛ). Впервые опубликовано: Письма к Книппер, стр. 66–67.

Книппер ответила 19 сентября 1900 г. (Переписка с Книппер, т. 1, стр. 193–195).

Сгорел тот самый театр, в котором ты играла в Ялте. — Сообщения о пожаре в Ялтинском городском театре, где в апреле 1900 г. состоялись гастроли Художественного театра, появились во многих центральных газетах. Так «Новости дня», № 6217, 11(24) сентября, поместили телеграмму своего корреспондента из Ялты: «Сегодня, 10 сентября, рано утром сгорел городской театр. Убытки значительные. Положение критическое». Этот факт послужил поводом для появления в газетах больших статей о неудовлетворительном пожарном состоянии русских театров. Например, в «Московских ведомостях» (1900, № 264, 24 сентября) была напечатана статья П. Пчелникова «Мысли, навеянные пожаром ялтинского театра». См. также примечания к письму 3143*.

Из газет узнал, что у вас начинаются спектакли 20 сентября и что будто Горький написал пьесу. — См. примечания к письмам 3137*, 3138*.

…напиши ~ как у вас сойдет «Снегурочка»… — К началу открытия театрального сезона 1900 г. «Снегурочка» А. Н. Островского готовилась к постановке в двух ведущих театрах Москвы; в Художественном она ставилась К. С. Станиславским и Вл. И. Немировичем-Данченко, в Новом театре — П. А. Ленским. Все московские газеты регулярно информировали читателей о работе этих театров над пьесой. В Новом театре «Снегурочка» в исполнении молодых артистов имела огромный успех. О работе Художественного театра над пьесой Островского сообщал Чехову в своем письме от 4 сентября 1900 г. В. Э. Мейерхольд: «В театре нашем идет большая спешка. Репетиции утром и вечером. Много народу, оживление. „Снегурочка“ почти слажена. Поставлена пьеса изумительно — столько красок, что, кажется, их хватило бы на десять пьес. Гречанинов, написавший музыку к „Снегурочке“, перещеголял Римского-Корсакова наивной простотой и стильным колоритом. Есть в музыке места, когда публика вдруг разражается гомерическим хохотом. И заметьте, такое впечатление на публику производят не слова, а только музыка. Постарайтесь приехать к открытию (20 сентября), чтобы послушать эту прелесть. В Москве у нас теперь гостит Максим Горький. Он не пропускает ни одной репетиции и в полном восторге. На одной из репетиций была и Мария Павловна. Сегодня в 5 часов вечера собираюсь к ней чаевничать. Сговорился с Ольгой Леонардовной. Будет и М. Горький. Напишу Вам, как провели вечер» (В. Э. Мейерхольд. Статьи, письма, речи, беседы, ч. I, стр. 80).

Премьера «Снегурочки» в Художественном театре состоялась 24 сентября 1900 г. (подробнее см. в примечаниях к письму 3155*).

…мне необходимо присутствовать на репетициях… — Чехов присутствовал на читке пьесы в Московском Художественном театре 29 октября 1900 г. (см. примечания к письму 3184*), а также наблюдал подготовительную работу театра над «Тремя сестрами». К. С. Станиславский вспоминал: «Сам он своих пьес никогда не читал. И не без конфуза и волнения он присутствовал при чтении пьесы труппе. Когда стали читать пьесу и за разъяснениями обращаться к Антону Павловичу, он, страшно сконфуженный, отнекивался, говоря: — Послушайте же, я же там написал все, что знал <…> Конечно, мы воспользовались присутствием автора, чтобы извлечь все необходимые нам подробности. Но и тут он отвечал нам односложно. Нам в то время его ответы казались неясными и непонятными, и только потом мы оценили всю их необыкновенную образность и почувствовали, как они типичны для него и для его произведений.

Когда начались подготовительные работы, Антон Павлович стал настаивать, чтобы мы непременно пригласили одного его знакомого генерала. Ему хотелось, чтобы военно-бытовая сторона была до мельчайших подробностей правдива. Сам же Антон Павлович, точно посторонний человек, совершенно якобы не причастный к делу, со стороны наблюдал за нашей работой.

Он не мог нам помочь в нашей работе, в наших поисках внутренности прозоровского дома. Чувствовалось, что он этот дом знает подробно, видел его, но совершенно не заметил, какие там комнаты, мебель, предметы, его наполняющие, словом, он чувствовал только атмосферу каждой комнаты в отдельности, но не ее стены <…> Теперь понятно, почему Антон Павлович так добродушно смеялся и улыбался от радости, когда задачи декоратора и режиссера совпадали с его замыслом. Он долго рассматривал макет декорации и, вглядываясь во все подробности, добродушно хохотал <…> Среди всех его волнений об участи пьесы он немало беспокоился о том, как будет передан набат в третьем акте во время пожара за сценой. Ему хотелось образно представить нам звук дребезжащего провинциального колокола. При каждом удобном случае он подходил к кому-нибудь из нас и руками, ритмом, жестами старался внушить настроение этого надрывающего душу провинциального набата.