Майкл Кокс - Смысл ночи

• Название: Смысл ночи
• Автор: Майкл Кокс
• Издательство: Эксмо, Домино
• Жанр: Исторический детектив
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-699-48919-0

«После убийства рыжеволосого я отправился в заведение Куинна поужинать устрицами» — так начинается история Эдварда Глайвера, высокоученого библиофила и пионера фотографии, а также хладнокровного убийцы. С детства Глайвер был убежден, что ему уготована великая судьба, это убеждение он пронес через учебу в Итоне и Гейдельберге — и вот случайное открытие подливает масла в давний огонь: Глайверу кажется, что теперь величие — в непосредственной досягаемости, рукой подать, а в придачу — немыслимое богатство, положение в обществе и великая любовь. И он не остановится ни перед чем, дабы получить то, что считает своим. Своим — по праву крови. Впервые на русском — один из удивительнейших бестселлеров нового века, книга, за права на которую разгорелась настоящая война, и цена вопроса дошла до беспрецедентных для дебютного романа полумиллиона фунтов стерлингов.

---

Я оказываюсь в просторной, хорошо обставленной комнате с дубовыми панелями, каменным камином и лепниной стюартовского периода на потолке. Слева от меня два высоких окна, выходящих во двор. В «собачьей решетке»[209] ярко горит огонь, по обеим сторонам от камина стоят два мягких кресла. Над камином висит картина с изображением гнедой лошади, с терьером у ног, на фоне паркового пейзажа. Справа от меня, в углу комнаты находится еще одна дверь, за ней кто-то пытается высоким тенорком исполнять арию «Il mio tesoro»[210] под аккомпанемент плещущей воды.

Решив позволить певцу спокойно закончить омовение, я удобно усаживаюсь в одно из кресел и зажигаю сигару. Я уже почти докурил, когда дверь в углу открывается и в комнату входит высокий худой мужчина в затейливо скроенном парчовом халате, персидских туфлях и красной бархатной феске, из-под которой торчат длинные — почти до плеч — жидкие пряди соломенных волос. У него почти безбровое землистое лицо, покрытое сеточкой морщин.

— С добрым утром. — Я широко улыбаюсь и бросаю окурок сигары в огонь.

Несколько мгновений он неподвижно стоит на месте, с недоверчивым выражением черепообразной физиономии.

— Кто вы такой, черт возьми?

Голос у него тонкий, со сварливым привизгом.

— Графтон, Эдвард Графтон. Рад с вами познакомиться. Не угодно ли сигару? Нет? Ну да, вредная привычка.

Мистер Петтингейл на миг теряется, озадаченный моим хладнокровием, а потом высокомерно осведомляется, знает ли он меня.

— Вопрос, безусловно, интересный, — отвечаю я. — У вас философский склад ума? Ибо мы могли вы приятно провести несколько часов за обсуждением природы знания. Это весьма широкая тема. Мы могли бы начать с Фомы Аквинского, который говорил, что любой знающий обладает лишь таким знанием, какое согласуется с его собственной природой. Или, как утверждал Блаженный Августин…

Но похоже, мистер Петтингейл не желает входить в обсуждение столь интересного вопроса. Он раздраженно топает ногой в персидской туфле, грозится позвать подмогу, если я не уберусь сейчас же, и от всех приложенных усилий густо краснеет лицом, почти в цвет своей феске. Я прошу успокоиться, объясняю, что пришел к нему за профессиональным мнением по одному делу, что стучал в дверь, но остался неуслышанным. Несколько успокоившись, он спрашивает, не юрист ли я — возможно, юридический консультант? Увы, нет, отвечаю я; у меня интерес личного характера, хотя мне нужно посоветоваться с ним по поводу одного судебного процесса. Я с улыбкой приглашаю мистера Петтингейла присесть, что он не совсем охотно делает, выглядя восхитительно глупо в своем щегольском наряде. Когда он усаживается, я поднимаюсь с кресла и встаю спиной к окну, в которое сейчас льется мягкий солнечный свет.

— Итак, мистер Петтингейл, излагаю вам дело, — говорю я. — Несколько лет назад два мошенника, выдающих себя за джентльменов, обокрали одну адвокатскую фирму на крупную сумму — ну скажем, на пятнадцать тысяч фунтов. Жулики проворачивают все очень умно — остается только снять перед ними шляпу — и выходят сухими из воды, нисколько не запятнав свою репутацию, но изрядно обогатившись против прежнего. Там есть еще третий мошенник, но о нем чуть позже. Более того, они устраивают все таким образом, что невинного человека отправляют на другой конец света отбывать за них пожизненную каторгу на Земле Ван-Димена.[211] Вопрос же, по поводу которого я хочу услышать ваше профессиональное мнение, звучит так: если я знаю личности двух из трех упомянутых мной господ, как мне лучше выдвинуть против них обвинение, чтобы они наконец понесли заслуженное наказание?

Моя речь производит самое приятное для меня впечатление. У него отвисает челюсть, а лицо багровеет и покрывается потом.

— Вы молчите, мистер Петтингейл? Юрист, не находящий что сказать! Крайне редкое зрелище. Но, судя по вашему неловкому поведению, вы поняли, что я веду с вами нехитрую игру. Ладно, тогда давайте без обиняков. Что сделано, то сделано. Я не выдам вашу тайну — пока, во всяком случае. Я ничего против вас не имею, мистер Петтингейл. Меня интересует ваш друг, известный писатель. Вы понимаете, о ком я?

Он молча кивает.

— Я хочу знать побольше о вашем знакомстве с этим джентльменом. Не стану утомлять вас объяснением своих причин.

— Шантаж, надо полагать, — скорбно произносит Петтингейл, снимая феску и вытирая ею покрытый испариной лоб. — Хотя я ума не приложу, откуда вы все узнали.

— Шантаж? Ну да, вы совершенно верно выразились, мистер Петтингейл. В самую точку! Вижу, вы сметливый малый. Итак, вам предоставляется слово. Давайте поживее, посмелее и без утайки. Мне бы особенно хотелось, чтобы вы ничего не утаивали. Будем предельно откровенны друг с другом. А заодно можете ввернуть пару слов и про третьего мошенника. Опять-таки я уверен, что вы понимаете, о ком я.

Петтингейл снова кивает, но продолжает молчать. Я жду, но он по-прежнему не открывает рта. Он кусает губы, стискивает подлокотники кресла с такой силой, что костяшки белеют. Я начинаю терять терпение, о чем и сообщаю.

— Я не могу, — наконец выдыхает он со сдавленным стоном. — Они… Они не…

Я замечаю, как Петтингейл стреляет глазами в сторону двери, а в следующий миг он вскакивает на ноги, но я начеку. Я толкаю его обратно в кресло, встаю над ним и еще раз прошу начать рассказ, но он опять отказывается. Я вынимаю один из своих карманных пистолетов, кладу на стол с преувеличенной осторожностью и в третий и последний раз предлагаю Петтингейлу приступить к повествованию. Он бледнеет, но отрицательно трясет головой. Я пробую другие средства убеждения — и voilà!

Угроза переломать вам все пальцы обычно отбивает у вас охоту артачиться — в считаные секунды он капитулирует и начинает говорить (хотя по ходу дела мне еще несколько раз приходится применять к нему побудительные меры). Итак, ниже излагается история, поведанная мне мистером Льюисом Петтингейлом, членом Грейз-Инн, тем октябрьским вечером.

Петтингейл познакомился с Фебом Даунтом в Кембридже через одного общего друга, студента Королевского колледжа по имени Беннет. Они тотчас же близко сошлись и быстро скрепили свою дружбу, обнаружив общий (хотя пока в основном теоретический) интерес: страсть к скачкам. Они при каждом удобном случае ездили на Ньюмаркет, где свели знакомство с компанией довольно опасных типов из Лондона. Эти ловкачи знали свое дело и приняли Даунта и Петтингейла с распростертыми объятиями. Наша парочка делала ставку за ставкой и в самом скором времени проигралась подчистую. Но не беда — новые друзья просто горели желанием дать им взаймы немного денег, потом еще немного и еще немного. В конце концов, с трогательным оптимизмом юности, наши герои решились на весьма рискованный шаг: они поставят все, что у них есть, — вернее, все, что они набрали в долг, — на единственный забег. Если их номер придет первым, все уладится наилучшим образом.

Но выбранная лошадь не выиграла, и ничего не уладилось. Однако их благодетели отнеслись к ситуации со здравым расчетом, свойственным государственным мужам. Если джентльмены пособят сей компании добрых семьянинов[212] в одной махинации, последние с удовольствием спишут долг. Возможно даже, им двоим кое-что перепадет. В противном же случае… Петтингейл и Даунт без долгих раздумий приняли предложение, и одному из членов шайки, внушительного вида субъекту с роскошными напомаженными бакенбардами, было поручено помочь новичкам в осуществлении небольшого, хорошо спланированного мошенничества.

При выполнении поставленной задачи два студента обнаружили известные способности, особенно пасторский сын. Мне нет необходимости повторять здесь рассказ доктора Маундера о махинации с поддельными чеками, скажу лишь, что Петтингейл сообщил: таинственным господином, нанявшим простофилю Хернсби, являлся Даунт, и именно Даунт, продемонстрировав шайке свое замечательное умение воспроизводить любые подписи, подделал банковские чеки.

— А кто такой мистер Вердант? — спросил я. — Он ведь тоже участвовал в вашем предприятии, не так ли?

— Конечно, — ответил Петтингейл. — Один из влиятельнейших членов маленького братства, с которым мы связались на Ньюмаркетских скачках. Именно его приставили помогать нам в деле. Без него мы не справились бы. Он взломщик — в этом ремесле Верданту нет равных. Он проник в адвокатскую контору и добыл для нас чековые бланки.

— Хм, Вердант, — сказал я. — Необычное имя.

— Псевдоним, — пояснил Петтингейл. — А настоящее имя мало кому известно.

— Но вам, полагаю, известно?

— О да. Родная мать знала его как Плакроуза. Джосаю Плакроуза.

Я ничего не сказал, услышав это имя, но внутренне возликовал, что мои подозрения по поводу личности мистера Верданта оказались верными. Происхождение же псевдонима объяснялось очень просто. В 1838 году в Донкастере он поставил двадцать украденных гиней на лошадь, почти не имевшую шансов на выигрыш, по кличке Принцесса Вердант, и она оправдала доверие, придя к финишу первой со значительным преимуществом — хотя, возможно, ее победе способствовал тот факт (едва ли достойный упоминания), что она была четырехлеткой, поставленной в забег с трехлетками.[213] Впрочем, неважно. С тех пор среди своих друзей и знакомых из столичных криминальных сообществ он стал зваться мистером Вердантом.