Дмитрий Братусь - Пояс черны

• Название: Пояс черны
• Автор: Дмитрий Братусь
• Издательство: Самиздат
• Жанр: Боевая фантастика
• Год: 2011

Экипаж спасательного космического корабля «Надежда» обнаруживает нечто в загадочном и опасном месте, называемом «Пояс черны», после чего становится объектом охоты спецслужб. Все это происходит на фоне разгорающегося конфликта между планетой Галеон, где к власти приходят националисты, и планетой Фокос — родиной самого развитого и самого закрытого народа — пришельцев.

…

«У этого романа сложная судьба. Он писался три года и был почти полностью переписан два раза. Два издательства отказались от него, потому что неформат. И я, в общем, с ними согласен. Я не ориентировался на какую-либо целевую аудиторию, поэтому понятия не имею, как позиционировать это произведение на рынке. Формально это фантастика, но не совсем. Изначально я планировал параллельно издать бумажную версию книги через prostobook.com, но 6 сентября 2011 года компания подверглась политическим репрессиям. Так что бумажная версия существует в единственном экземпляре.

О режиссерах-дебютантах иногда говорят, что их первый фильм одновременно и последний в том смысле, что в него они вкладывают всего себя — все свои идеи, все грани своего мировоззрения. «Пояс черны» — мое первое произведение, и потому в нем есть все: тайны, расследование, наука, политика, космические путешествия, мифы и заблуждения, война, ну и конечно же любовь. Почти весь я скрыт в лабиринтах смыслов этого произведения».

Дмитрий Братусь

---

— Это все загадки нашей Солнечной системы…

— Но представь себе на секунду, что живые планеты — это инженерное сооружение, и все встанет на свои места.

— Сооружение, созданное людьми?

— Не совсем людьми. Пойдем.

Они пошли дальше по дорожке вокруг высокого здания. Глядя на здание, Ника не обратила внимания вначале, но вскоре заметила, что вокруг были разбросаны странные шарообразные камни разного размера. Похожие на пушечные ядра, они вначале лежали хаотично, поодиночке, но чем дальше, тем меньше было одиночных камней, и тем больше их было сложено в странные фигуры по три, по пять — чем дальше, тем сложнее. Вдруг Ника поняла, что это, узнав в одной из фигур молекулу аминокислоты.

— Когда-то Гая была единственной живой планетой, — говорила девушка. — Жизнь на ней — обычная белковая жизнь — образовалась около полутора миллиардов лет назад в результате вполне естественных химических процессов. И вот что получилось…

Гая выбежала чуть вперед и, поворачиваясь лицом к Нике, обвела пальцем арку, состоявшую из свернутых в двойную спираль двух цепочек мелких шариков.

— Дезоксирибонуклеиновая кислота, — произнесла Гая, — элементарная единица эволюции. Это образование универсально — куски вот таких молекул можно найти даже в глубоком космосе. Белковая жизнь — это столь же распространенное явление как звезды, как планеты, и форма этой молекулы роднит живых существ во всей вселенной.

Девушка говорила об этом уверенно, как о чем-то бесспорном и давно ей известном. Ника хотела было спросить, откуда она это знает, но Гая повернулась спиной и пошла дальше, а внимание Ники привлекло то, что находилось за аркой.

По обеим сторонам дорожки располагались статуи странных существ: ракообразные и моллюски со множеством щупалец, за ними насекомые, тут же рядом — рыбы, очень похожие на тех, что населяли воды галеонских океанов. При кажущемся на первый взгляд хаосе, фигуры располагались так, что видно было плавное перетекание одних форм в другие, так что становилось очевидно, кто от кого произошел. Однако, внезапно, это плавное течение прерывалось, и прежние существа резко сменялись новыми — двуногими ящерами похожими на титанианских драконов. С ними соседствовали длинношеие гиганты, о размере которых можно было судить по фигуркам сосен, с которыми существа были одной высоты. В какой-то момент и это многообразие резко обрывалось, сменяясь новым — совершенно иным, но уже похожим на привычную для Ники титанианскую фауну.

— Дальше был почти миллиард лет эволюции, — продолжала рассказ Гая, — хотя я не люблю это слово. Жизнь, вопреки всеобщему заблуждению, не эволюционирует, а лишь, как газ, заполняет все предоставленное ей пространство. Если какая-то форма жизни и появляется, то лишь для того, чтобы заполнить пустующую нишу. Если же пустых ниш не осталось, жизнь останавливается в своем развитии. Правда фокус в том, что новые формы жизни, как правило, появляясь, создают новые ниши, которые заполняют новые существа и так далее почти до бесконечности.

— А это фауна Гаи? — спросила Ника, показывая пальцем на статуи. — Почему она так резко меняется?

— Это катастрофы — две крупнейшие и множество мелких. Их было немало, особенно вначале.

— А что за катастрофы?

— Жизнь на Гае развивалась с тех пор, когда еще не все крупные космические тела упали на планеты, либо навсегда стали их спутниками. В молодой Солнечной системе множество таких объектов вращалось вокруг Солнца. Их орбиты часто пересекали орбиты крупных планет, и столкновения были нередки. Гая встречалась с такими телами несколько раз, и каждый раз это приводило к массовым вымираниям. К примеру, на южном полюсе Гаи есть кратер диаметром пятьсот километров. Его оставил взрыв в миллион раз превысивший мощностью самую разрушительную бомбу когда-либо созданную людьми. Этот взрыв расколол кору планеты, и содержимое ее недр отравило океаны.

— И жизнь не исчезла? — переспросила Ника с недоверием.

— Как ни странно. Оказывается, жизнь не так-то просто уничтожить. Ты когда-нибудь пробовала сделать это хотя бы в масштабах одного дома? — Гая посмотрела на здание, и Ника невольно сделала то же самое. Старое сооружение у основания было плотно увито плющом, в котором, сливаясь с зеленью, пряталась ящерица. Плющ как будто удерживал стремящееся ввысь здание — тянул его к земле. — Можно вывести крыс, — продолжила девушка, — останутся тараканы и муравьи. Особенно постаравшись можно истребить их тоже, но выживет плесень и бактерии, которых можно уничтожить разве что вместе с домом. Однажды зародившись, жизнь может исчезнуть только вместе со своей матерью-планетой, но если планета еще цела, и есть не освоенные пространства, жизнь обязательно их заполнит.

Ника и Гая пошли дальше и оказались у следующей скульптурной композиции. У костра сидела странная обезьяна и, держа обеими руками длинный посох, задумчивым взглядом смотрела на огонь, а от нее куда-то шли трое похожих больше на обезьян чем на людей существ: одно — маленькое, с грушевидной фигурой — шло впереди, другое — высокое и мускулистое — шло за ним, и недалеко позади, опираясь на посох, следовало существо самое худое, совершенно бесшерстное, закутанное в обрывки чужой шкуры, но с самой большой среди всех головой.

— А вот и люди, — сказала Ника.

— Да, они самые. На Гае существовал когда-то континент очень похожий на титанианскую Цэттеру. Экватор разделял его напополам. Центральная часть континента была покрыта густыми джунглями, а северная и южная — жаркими сухими саваннами. Вначале четвертой эры в этих саваннах появились хищные, хорошо организованные, степные обезьяны. Они были медленнее и слабее всех остальных хищников, но одна особенность давала им превосходство: их тела не были покрыты подшерстком, поэтому пот испарялся с их кожи быстрее. Благодаря такой системе теплорегуляции человекообразные могли охотится в жаркий полдень, когда вся саванна принадлежала только им.

Человекообразные всегда вели скрытный образ жизни, были осторожны, и выживали исключительно хитростью и взаимовыручкой. Они ходили по саванне с палкой в руках, чтобы, опираясь на нее, вставать повыше и смотреть над травой. А если хищник оказывался близко, они колотили ею по земле, чтобы его напугать. Постепенно человекообразные стали всегда ходить прямо, а палку стали использовать как инструмент и оружие. Со временем, появились и другие приспособления. Жить в саванне было нелегко. Постоянно приходилось искать воду; трудно было добывать еду; все приходилось делать, постоянно следя за хищниками. Все больше и больше приходилось запоминать: что можно есть, а что нельзя, где есть вода, как ведут себя хищники… Кричать и показывать пальцем уже было мало. Нужно было каждому предмету, существу и явлению придумать имя, еще нужно было как-то обозначить их свойства, действия и свойства действий. Днем саванна принадлежала человекообразным, а ночью они прятались в скалах и окружали себя огнем, которого все хищники жутко боятся. С тех пор, добро у людей стало называться светом, а зло — тьмой. Ночью саванна наполнялась звуками. Человекообразные всегда боялись ночи. Ночью они оставались наедине со своими мыслями, и развитое сознание рисовало страшные картины. Сознание человекообразных всегда стремилось к ясности, а ночь отнимала эту ясность. Инстинкт подсказывал: скрытое может быть опасным; названное и понятое — не так страшно. Назвать — значит понять, объяснить; понять — значить заклясть, пролить свет, подчинить себе. Но были среди окружавших явлений совсем непостижимые, необъяснимые и непредсказуемые. Происшествия как будто происходили сами по себе, без всяких причин. Понять их не было возможности, но разум человекообразных нашел решение, придумав особое слово — «бог». Это нечто не имеющее свойств и образа, но оказывающее действие, влияющее на события. Богов мыслили как существ, пускай капризных, своенравных, но предсказуемых, понятных и всегда похожих на людей, то есть таких, которым можно угодить, с которыми можно договориться — подчинить себе.

— Ты называешь этих существ человекообразными. Разве это были не люди?

— Еще нет. Поначалу было много разных человекообразных существ. У всех у них были общие черты, но они занимали одну и ту же нишу, конкурировали между собой, а значит, должен был остаться только один вид. Одних — самых крупных — убило оледенение, — они просто не смогли добывать достаточно пропитания; других — приспособившихся к холоду — убило потепление. В результате остался только самый слабый, самый ни к чему не приспособленный, самый пугливый, но при этом самый умный и потому стойкий к изменениям вид — люди. Первые люди были некрупными, и потому могли прокормиться даже в самых бедных районах. К тому же, они были самыми умелыми из всех человекообразных. Только люди могли пользоваться луком и стрелами. Это позволило им охотиться на птиц и зайцев, когда не стало более крупных и неповоротливых существ, которых можно было достать копьем.