Коллектив авторов - Полдень, XXI век (октябрь 2011)

• Название: Полдень, XXI век (октябрь 2011)
• Автор: Коллектив авторов
• Издательство: Литагент «Вокруг Света»30ee525f-7c83-102c-8f2e-edc40df1930e
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-98652-360-6

В номер включены фантастические произведения: «Кафа (Закат земли)» Геннадия Прашкевича (окончание), «Ночь в кругу семьи» Дмитрия Тихонова, «Роззи» Константина Ситникова, «Ищи меня» Натальи Анисковой и Майка Гелприна, «Без особых претензий» Сергея Соловьева, «Портал на Релагу» Федора Береснева, «Страж» Владимира Марышева.

---

– Уж лучше бы пирамиды! – вырвалось у з/к. – На рабстве величие страны не построишь.

Наверное, уже прикинул про себя: бить будут, все равно бить будут, иначе бы взяли в контору. В конторе, там пачкать не разрешается. Разбитый нос заставляют крепко зажимать пальцами, чтобы на стол и на пол не капало. Известная теза: общество, основанное на рабстве, прогрессивно не более, чем прогрессивный паралич. Типичный соцвред, что взять с такого? Понимает, что в коммунизм не пролезет. Кому он там нужен со своим нервным тиком? И лошадиные зубы будут торчать. А мы не рабы. «Рабы не мы». Там, в счастливом свободном будущем, – никаких родимых пятен, никакой шестилапистости, бородавок. «Мы не рабы». Это не игра, браток. Это коммунизм, свет мира!

– Кто у инженера Лося расписывал стены под потолком?

– По имени не знаю. Художник. Ему Лось детали подсказывал.

Чувствовалось, что з/к Полгар и фамилию бы художника назвал, как назвал фамилию инженера, но пока держался, приберегал на будущее, когда бить начнут.

– Гусев, может?

– Дану!

– Почему же?

– Ему стрелять подручнее!

Не отрывая взгляда от замлевшего от горячего чая з/к, лейтенант Рахимов на память процитировал вычитанное на листке мятой бумаге, извлеченной из корзины в кабинете инженера Лося: «…скатывались грязевые потоки, безмолвно застывали, торчала из чудовищного вывала ободранная пальма – вертикально, как шест. Пепел серым неплотным слоем выстилал улицы, стены поросли влажным мхом. Следы босых ног на плоских плитах смотрелись дико и странно: огромные, может, прошел мохнатый, но люди, как муравьи, суетились вокруг пожарищ…» Чьи следы? Что за город?

– Откуда ж мне знать такое?

– Но Протоколы с Гусевым подписывал ты.

– Память надо тренировать, – вдруг огрызнулся з/к. – В Протоколах такого не было.

Лейтенант Рахимов опустил глаза. «Уж лучше бы пирамиды!» А зачем тогда коммунизм? Мы не рабы! Не рабы мы! Сколько повторять. И память моя не ровня твоей. Зачем свободное будущее, если дальше пирамид не идем? Ведь потому оно и свободное, наше будущее, что даже неработающая мышь не имеет права заглянуть туда, не то что каэр не разоружившийся. Прав товарищ нарком Ежов: ни бога нет, ни правды, одно вранье, как в Священном Писании. На этом молодежь не воспитаешь. Вот создали «Общество для переброски боевого отряда на планету Марс в целях спасения остатков его трудящегося населения», ждут моральной поддержки, а у нас Инструкция!

Вдруг непрошено всплыло в памяти толстое лицо лавочника, однажды бившего его, еще малого парнишку, на черном рынке. Где-то в двадцатом втором. Забил бы насмерть, конечно, искалечил, да случайно чекист отбил. У того чекиста Стахан и отлежался. Однажды проснулся утром, свет тихий, боль почти ушла, а хозяина нет. Обул хозяйские сапоги (великоваты, но поменять можно на толкучке) – наверное запасные, стояли в шкафу. Ничего другого в комнате не нашлось, даже хлеба, только постель да стол с книжками. «Рабы не мы». От голода и вновь наплывшей на сознание боли Стахан снова уснул. Так чекист его и застукал – со своими сапогами на его тощих ногах. Засмеялся: «Неужто впору?» Хлеб принес, лук. Сказал: «Будешь работать в моем отделе. Определенно! Учить тебя будем. – Опять засмеялся: – Хорошему будем учить, не бойся. Ты людей знаешь, быстро всему обучишься. Определенно! А сапоги забирай. Портянку накрутишь, да и нога вырастет». Так сказал, будто из своей пустой голой комнаты тяжелую дверь распахнул в чудесный теплый коммунизм. Оттуда кирзой и луком дохнуло вкусно. «Я тебе еще казенные штаны дам». И отмахнулся как от мухи: «Никакой ты нам не чужой. Определенно! Вздорных мыслей нет, а баловство воровское, ну так от этого отучим».

Лейтенант посмотрел на затаившегося з/к.

Кажется, пустой номер. Не допустят такого к взрывчатке.

Знал бы что, давно бы сотрудничал. По глазам видно. Говорит про времена фараонов, а сам преследует свои цели. Рабство осуждает, а дай ему раба, катался бы на нем по всей Колыме. Вспомнил Гусева с фотокарточки. Тот на вид крепче. «Не забуду я тебя, не забудь и ты меня». С Гусевым можно было бы сговориться. В оставшемся письме он что писал? Явственно высветилось в памяти: «Хочется приносить стране настоящую пользу, хочется не быть за бортом, вложить в свой труд всю преданность партии, правительству, родной стране. Я, Маша, убежден, что мне поверят, что меня простят, что я буду вычеркнут, наконец, из проклятого списка врагов народа!» Такого человека подтолкни, он всё правильно поймет.

Но партию и природу не перехитришь.

Похоронен «…в 1500 м от зоны лагеря в юго-западном направ. на глубине 1,5 мт. в гробу и нижнем белье… Расстояние от зоны лагеря – 1,5 км. Метров от дороги – 300. Какое место – сопка. Куда погребен головой – на северо-запад. Какие ближайшие предметы около могилы – редкие поросли стланика…» Надежно похоронили.

– Где в последний раз видел Гусева?

– Здесь, на ОЛП «Золотистый».

– Не ошибаешься?

– Как могу?

Полгар вдруг усмехнулся.

Или попытался усмехнуться.

– Слушаю я вас, гражданин уполномоченный… Вы всякое тут сказали… Вот даже про рабов пару раз упомянули… – Чуть отклонившись, с нечеловеческим ожиданием смотрел на лейтенанта. – Но с памятью-то провалы…

– О чем это ты?

– О точности.

– Говори яснее.

– «Мы не рабы», это вы точно запомнили… А вот дальше там… В учебнике том… Почему вы там слово раздельно произносите?..

З/к Полгар вдруг заторопился.

Решил, наверное, сейчас начнут бить.

На штанах, в разъеме, расплывалось мокрое пятно.

Неграмотный – тот же слепой. Всюду его ждут неудачи и несчастья.

Но лейтенанта как обожгло. Он вспомнил, вспомнил, явственно страничку учебника увидел перед собой. Первый раз в жизни в памяти что-то сбилось. З/к прав. «Рабы немы». Так там было написано, в этой Азбуке. «Рабы немы». Потому Полгар и заговорил о времени фараонов. Ткнул носом, гад. И про Гаранина не случайно помянул. Кто не слышал про игры полковника Гаранина? Выведут колонну из лагеря на поверку, очертят большой квадрат: выход за линию категорически запрещен – охрана применяет оружие без предупреждения, а потом по приказу того же полковника заранее припасенную полбуханку хлеба подбросят. И ведь все знают, все до одного знают, что по бросившемуся к буханке будут стрелять, а всё равно кто-нибудь бросится. «Рабы немы». Никакого воспаления крупозного, Гусев даже за полбуханкой не бегал. «Рабы немы». Просто фамилия у него была на Г, а полковник, осуществляя надзор, всегда отчеркивал ногтем именно первую тридцатку. Отчеркнутых выводили к отвалу, приказывали раздеться. Зачитывали: за контрреволюционный саботаж… за лагерный бандитизм… за невыполнение норм… за антисоветскую агитацию… Нужное каждому выпадет…

Не глядя, ударил по ухмыляющимся губам. Такому лютому з/к, как Полгар, только в радость, что Красная армия пока не имеет невыносимо сильных взрывчатых веществ. Такому только в радость, что не в СССР, не в Пензе где-нибудь, не в Рязани, а в совсем малоизвестном городке Вупперталь-Элберфельде (Рурская долина) ариец Шрандер и Амброз (немец по паспорту) открыли всепроникающий газ зарин. И сразу передали свое открытие государству. Если прямо говорить, фашистам передали! Теперь тем зарином интернационалистов травят, а ведь можно было обратить против врагов народа. В бараке гниль, сырость, карболкой несет, кислой отрыжкой, но ведь все равно принесут баланду и медицинский порошок дадут. А зачем? Пятьдесят восьмая – не народ. Они даже не рабы. Они не хотят разоружаться перед партией. От упрямства в штаны мочатся, таких силой в коммунизм не затащишь…

Счастливый критянин

«…на сапоге бога Шамаша сидел жрец Таху.

Он всегда появлялся незаметно – из-за мраморных колонн, со стороны черной горы, тяжело рассевшейся от подземных толчков. За обрушенными стенами Полигона необычные плоские машины окружали новое, уже подготовленное к полету металлическое яйцо. Влажный воздух струился, мрел, колебался, отдельные детали расплывались, казались нечеткими, земля подрагивала, машины ползали, как ленивые черепахи, вокруг решетчатых ферм. Если подойти ближе, можно было увидеть больше, но не подойдешь: вблизи стен, даже обрушившихся, все еще действовала другая сила. В первые годы, когда война с морскими народами шла еще на далеких территориях Ливии и Египта и рабов доставляли в Кафу почти каждый месяц, свободные аталы придумали особенную игру. Черные и смуглые рабы, обгоняя друг друга, должны были достичь каменной стены Полигона. Тому, кто этой стены достигнет, обещали свободу. Сделавшие ставку подолгу обсуждали шансы каждого раба. Всех интересовало, как победители распорядятся обретенной ими свободой. Накручивая тренировочную скакалку, рабы отмалчивались, сумеречно улыбались. Они ничего не знали о другой силе, но чувствовали опасность. Находились такие, впрочем, что после победы собирались осесть где-нибудь на тенистом склоне черной, пусть и трясущейся, горы или перебраться подальше от города – к морю, где на береговых клиньях жирной земли можно выращивать овощи. Конечно, для тяжелых работ нужны рабы, но победителю они полагались. Находились и смутьяны, это само собой. Они и на родине, наверное, всегда говорили о несправедливости, грозный взгляд Шамаша их не останавливал. Они до смерти пугались Хранителя бездны, но все равно говорили о несправедливости. Если мы не добежим до стены, говорили они, нас убьет охрана, а если мы коснемся стены, нас убьет другая сила. Это несправедливо, утверждали они. Солнца для нас нет, женщин нет, вкусной еды нет – и добежать до свободы нет возможности.