Владимир Лапенков - История нетрадиционной ориентации. Легенды и мифы всемирной истории.

• Название: История нетрадиционной ориентации. Легенды и мифы всемирной истории.
• Автор: Владимир Лапенков
• Издательство: Яуза
• Жанр: История
• Год: 2006
• ISBN: 5-9764-0009-4

Параллельно с официальной историей всегда существовала другая — маргинальная, воинственно-полемическая, остервенело опровергающая самые устоявшиеся и общепризнанные факты.

«Серьезные» историки брезгливо обходят эти сенсационные гипотезы стороной. А зря. Химеры общественного сознания — интереснейший предмет для исследования.

Автору этой книги удалось собрать что-то вроде кунсткамеры самых диковинных, самых уродливых и причудливых исторических легенд и мифов «нетрадиционной ориентации».

«Арийская прародина» и «Велесова книга», легендарная Атлантида и таинственная Шамбала, поиски Святого Грааля и мифической Гипербореи, загадки начальной истории Руси и «шумеро-казацкие веды», новое русское язычество и последняя тайна Сиона — самые скандальные, самые спорные исторические гипотезы, самые неожиданные доводы и разоблачения в новой сенсационной книге В. Лапенкова. Не пропустите!

---

По мнению В.Ф. Миллера, Муром в былинах явился позднейшей заменой г. Моровска бывшего Черниговского княжества. «Не Муром и Великороссия, не Чернигов и Карачев, а Киев и западнорусские области могут быть признаны наиболее вероятным местом первоначальной локализации предания об Илье, — пишет Филин. — В совокупности все варианты прозвания Ильи Муромца: "Мурамец", "Моровлин", "Муравлении", "Муравец" имеют однозначное лексическое значение: "Моравский", "выходец из Моравии"».

Я здесь со многими деталями согласен, но вывод делаю совершенно иной. Имя «Муравленина» следует отнести, на мой взгляд, не к частному историческому случаю, но — как и в большинстве подобных ситуаций — к «вечным» ценностям и к символике традиционного мифосознания. Тайна, как всегда, лежит на поверхности и нужно очень глубоко смотреть, чтобы ее не заметить. Илья, как мы знаем, типичный фольклорный герой, независимо от того, существовали ли реальные герои с таким именем или нет. А «печка муравленая» (т. е. обмурованная, облицованная) — это весьма характерный — для народных песен — и символически «нагруженный» термин.

На языковом уровне здесь спорят (и дополняют друг друга) две, даже целых три смысловые тенденции. Во-первых, европейские производные от латинского murus «стена», в том числе и наше «(об)муро-вать» (славянское мур — «каменная стена», лужиц, мурья «стена», нижегор. мурья «печная труба»). Во-вторых, от и.-е. тег- «тереть», давшего в различных дочерних языках понятия «грязь», «марать(ся)», «пачкать(ся)», «черный», «сажа», «зола», «измельчать что-то в труху» и т. п. Ср. сербохорв. мура «грязь», мрляти «пачкать», мрва «крошка», (но — мюрити — «разогревать печь»), болг. мрьвъ «зола», мърва «горячий пепел», мърляв «грязный», чеш. моиг «сажа», сюда же — др.-в.-н. marawi / muruwi «рыхлый», англосакс, mearo «мягкий, нежный», кимр. merw «вялый, дряблый». Здесь появляется еще одна линия — слабости, болезненности: словац. мрветь «болеть», южнослав. термины типа мрляв со значением «слабый, хилый», «медленно работающий», «копуша» и т. п. С этим перекликаются производные от «мор», «моровой», «смерть», дающие также понятия со значением «мрачного», «темного» (в том числе чеш. и др. — рус. мурин — «мавр»; ср. выше о Г. де Пэйне) и, как ни странно, — «большого» и «сильного» (чеш. morovy — «большой, толстый», но и «моровой, заразный»).

На этой «богатой почве» сходятся самые разные древние смыслы, относящиеся к сакральной «медлительности» змеиной породы, к шаманской болезненности, к скрытой волшебной силе, потенции, что прячется в молчаливом «незнайке-неумойке», сирот-ке-запечнике, ползающем в золе очага, путаясь в собственных волосах и соплях. Все это можно отнести и к мифологической подоснове Меровингов, несмотря на известные этимологии, связывавшие их с понятием «великий» либо «морской». Последние толковани я, можно сказать, чересчур «примитивные», «лобовые» для такого непростого сюжета; ведь по генеалогической линии Меровей не был первым родоначальником франков, и даже подвиги его неизвестны, т. е. здесь сыграло роль значение самого имени. Имя (в данном случае — миф) оказалось важнее его исторического обладателя; и это верно не только в ситуации с Меровингами.

Тут можно еще упомянуть имя южнославянского героя Гойко Мрлявчевича и целую серию фольклорных сироток, «сидней», золушек-падчериц (не смешивать с именем Марьи Моревны, имеющем «заморское» смысловое содержание!), включая таких известных в Средние века героев, как Попель и Тейтлейф. Германский эпический герой Дитлейб (сканд. Тейтлейф), соратник еще более знаменитого эпического Дитриха (исторического Теодориха), в детстве был лежебокой, валявшимся целыми днями в золе очага. Со всеми подобными персонажами связана семантика плодородия, рода как основы социума, а также богатства и счастья; ср. украинское выражение — «у печурце родився».

Возможные связи славянских героев с Меровингами имеют, конечно, не «династийные» (времен разделения в сарматских степях), а более глубокие смысловые мифологические истоки. Само прозвище Ме-ровингов — «ленивые короли» — отсылает нас к теме хтонической природы, о чем уже говорилось. Возможно, сюда же относится и случай с племенем ван-далов-асдингов: в другом написании — хаздинги, т. е. «длинноволосые», «имеющие женскую прическу». (Контрастирует с этим лангобардская легенда о женщинах, изобразивших перед врагами мужские бороды из своих локонов.) А может быть, и этноним фризы связан не с семантикой «свободный», как обычно считалось, а с frisle — от frisiaz — «курчавый». И вообще, столь устойчивая и не подвластная времени мода, как ношение бород, усов и/или длинных волос, есть вещь, заложенная уже в подсознании, явление «мета-культурное».

Возвращаясь в заключение к проблеме древнерусского военно-духовного «сионизма» и итожа все приведенные выше моменты, поставим естественный вопрос: а не многовато ли «случайных» созвучий и совпадений?

Что же касается так называемых «священных загадок» о Христовом потомстве и сакральном царстве, то такого образованного и свободного русского человека, как игумен Даниил, вряд ли это могло заинтересовать по двум причинам: во-первых, он не сомневался в реальности захоронения праха и «головы» Марии Магдалины в городе Эфесе, а во-вторых, не сумел бы он понять и оценить прелести глобалист-ской идеи о священной мирской автократии — в виде ли доброго царя-батюшки или в форме злобной «мировой закулисы»…

Вот такая миленькая ересь. Пусть не столь хлесткая, как у некоторых современных авторов, но кто в наше время способен отделить истину от апокрифа? Как пишет все тот же незабвенный Р.А. Уилсон, «мы сами создаем то, что можем сказать о вселенной», хотя «всегда должны помнить, что говорим о наших семантических структурах, а не о мире. Меню — это не еда». Но какой же русский не любит духовной «fast food»?

И более того: cogito ergo Rus!

Примечания

1

Постмодернизм — течение мысли, в которой отсутствует представление о квалификации, объективной реальности и прочих скучных вещах. Пришел Вася Пупкин и сказал, что никакого Наполеона никогда не было. Почему?! А просто Васе Пупкину так хочется. Или пришел Виктор Суворов и сказал, что у Гитлера не было ни одного хорошего танка… Много чего можно сказать, и постмодернисты — довольно веселые ребята.

2

См. о ней — в газете «Архив», № 2 (http//www.gazetanganarodru/): Юдин из докладов, посвященный Гиперборее, сделала этнолог, искусствовед, кандидат исторических наук Жарникова Светлана Васильевна, которая более 20 лет занимается этой темой, по крупицам собирая информацию, восстанавливая облик удивительной страны, не менее легендарной, чем знаменитые Атлантида и Шамбала. Однако где находятся эти страны, до сих пор никто точно не знает, а вот Гиперборея обретает вполне конкретные очертания — она совсем рядом, а мы являемся потомками ее жителей».

3

А в Туркмении арийцы происходят, конечно, от Туркменбаши (прим. научного редактора).

4

К более изощренному типу отнесем модель В.А. Сафронова, сочетающую в себе все прочие, но изначальное ПИЕ единство относящую все же к Европе. Следует, однако, заметить, что по всем законам логики такая глобальная гипотетическая модель тем более чревата ошибочными выводами, чем более она претендует на точность в своих исходных определениях.

5

Причем, сам он был рассредоточен от Западной Европы до Средней Азии еще до эпохи бронзы. Правда, каждый из известных расовых типов не представлял собой нечто целостное и, кроме того, подвергался заметной метисации на подвижных и все время изменяющихся границах своего расселения.

6

Если же допустить их изначальную «индоевропейскость», придется тогда отнять формальное право на ПИЕ у степных народов. Одна проблема автоматически заменит другую. В целом картина явных различий южной, центральноевропейской и восточноевропейской этнокультурных областей позволяет сделать любой произвольный выбор в поисках начала ПИЕ-родины. С другой стороны, такая «точечная» локализация противоречит многим фактам естественной эволюции указанных культур, в конце которой мы застаем исторические и.-е. народы. И более того: изначальные различия пракультур логично вписываются в известную картину разделения и.-е. языков.

7

Этому не противоречат бореальная гипотеза НД Андреева («Ранне-индоевропейский праязык». Л.: Наука, 1986), вычерчивающая евразийский языковой ареал индоевропейско-уралоалтайского мезолита, и идея циркумпонтийской региональной общности (НЯ. Мерперт, E.H. Черных. «Древний Восток: этнокультурные связи». М.: Наука, 1988). Даже поддержавший малоазиатскую теорию Сухачев Л.Н. («Перспектива истории в индоевропеистике». СПб., 1994, с. 99, 189–195) признает, что ПИЕ язык — это «результат взаимодействия и конвергенции ряда исходных диалектов», вычленившийся из первобытного языкового континуума. Ввиду этого мы не затрагиваем здесь ностратическую гипотезу, основанную исключительно на формальных лингвистических сходствах.