Сергей Гомонов - Изгнанник вечности, полная версия

• Название: Изгнанник вечности, полная версия
• Автор: Сергей Гомонов
• Жанр: Научная Фантастика

Фраза-лидер:

«Сам себе и враг, и бог»…

Там, любознательный Путник, обнаружишь ты мир, полный всесильной магии, а также необычных явлений и знаний, носителями которых являются «бессмертные». Там люди при встрече говорили друг другу: «Да не иссякнет солнце в сердце твоем», а прощаясь: «Пусть о тебе думают только хорошее». Там «человек человеку — волк» (читай — друг), но может оказаться и так, что «человек человеку — человек». Не в лучшем смысле этого слова…

И когда человек явил свои пагубные стороны, позволил проявиться лжи, зависти, алчности, мелочности, ревности и беззаконию, явились в наш мир беды… Человек все-таки победил магию: он ее лишился…

Это история о том, как погибал Оритан. О том, как ори тяжело и скорбно искали себе новый дом взамен той ледяной пустыне, в которую превращалась их Колыбель. О том, как они любили и ненавидели, сражались за жизнь и погибали, побеждали и проигрывали.

Они стояли у истоков. Они сотворили наш нынешний мир. Они достойны того, чтобы мы, их потомки, знали о них.

На фоне быстрого угасания двух могущественных миров прошлого — Оритана и Ариноры — на Земле разворачиваются события, связанные с судьбой тринадцатого ученика целителя. Учитель всеми силами старается помочь тому вспомнить и осознать самое себя. Но слишком большое сопротивление со стороны объективной реальности лишь усугубляет ошибки Падшего Ала — того самого тринадцатого ученика, душа которого, однажды расколовшись, воплотилась сразу в трех телах.

Такая же беда произошла и с его попутчицей: отныне она воплощена в двух женщинах, которые… до смерти ненавидят друг друга, и речи о примирении не может и быть!

И остается лишь выяснить: в ком же из воплощений тринадцатого ученика затаился Минотавр — страж лабиринта, попасть в который можно лишь после жуткого испытания?!

КНИГА ПРЕДВАРЯЮЩАЯ ЦИКЛ

Приключения героев продолжатся в наше время в романе

«Душехранитель»

---

Глава пятая

о нескольких годах из жизни на материке Рэйсатру участников экспедиции под руководством Тессетена и Ормоны

Огромный континент с горами, равнинами, внутренними морями и широченными реками занимал больше половины северного полушария их планеты. Прежде чем посадить орэмашину в районе полуострова Экоэро, Зейтори — пилот и старый знакомец советника Паскома — нарочно облетел часть материка, чтобы показать Тессетену и его жене горы, куда вскоре должна была направиться экспедиция. Это были сплошные заснеженные вершины красоты невероятной, но такие чужие и неприступные, что от них веяло холодом просто при взгляде из иллюминатора. Вот где чувствуешь себя полностью свободным — и… никому не нужным. Горы словно чурались любого, кто вторгался в их загадочную неподвижную жизнь.

На Рэйсатру одновременно могло быть сразу четыре сезона: часть пребывала под снегом, часть — плавилась от жары.

Вместе с экономистами сюда прилетели инженеры и группа военных — гвардейцы, служившие охраной. Кроме них, был еще спелеолог (и остальные недоумевали, зачем он нужен), а Тессетен и Ормона не спешили объяснять. Все они — днем и ночью — думали только о выживании на диких землях южной части гигантской суши, чуждой и опасной. Здесь были непролазные джунгли, таившие в себе хищников и вредоносных насекомых, а поселения местных жителей отстояли друг от друга так далеко, что птице пришлось бы затратить день полета, чтобы добраться из одной деревни в другую. Вот примерно посередине прилетевшие ори и решили разбить лагерь.

— И что, нам придется тут жить? — то и дело брезгливо спрашивала Ормона, морщась при виде грязной одежды соотечественников и тучи москитов, слетавшихся на запах пота.

— Чтобы тут жить, надо сначала тут поработать, — и Тессетен, работавший вместе с инженерами над строительством первых — еще совсем примитивных — зданий, отмахивался от насекомых.

— Да пропади оно… к зимам и вьюгам! Я вернусь при первом же удобном случае. Слышишь, Сетен?

— Слушай, родная, ты уже столько раз говоришь мне об этом, что смогла бы устелить своими обещаниями всю дорогу домой.

И он широко поводил рукой, словно освобождая ей путь. Но Ормона упрямо работала наравне с мужчинами-соотечественниками, вызывая в них тайное восхищение. Сколько бы они ни брюзжала сквозь стиснутые зубы, ею не переставали любоваться. Со дня их свадьбы с Сетеном минуло уже почти девять лет, она стала взрослой сильной женщиной с железным — как казалось всем, даже ее мужу — характером.

Вскоре ее стали раздражать местные человекообразные, как она называла жителей деревень. Эти некрасивые коротконогие, смуглые и неулыбчивые люди и впрямь походили на обезьян. Они все время таскались за приезжими, как будто им нечем было заняться, и с тихим благоговением взирали на «чудеса», творимые техникой ори.

Изредка Сетен, Ормона или Зейтори «одушевляли неживое», как называли аборигены этот процесс, видя сходящие со своих платформ существа, диппендеоре[10], плоть которых была человеческой, нутро — металлом, а то, что делает живым, приходило и уходило по желанию «богов». Ведомый хозяином, полужелезный кадавр выполнял все, что от него требовалось, но с силой, превосходящей мужскую пятикратно. Если такая тварь калечилась, ее заменяли, а покалеченную чинили. Правда, дикари видели, что при этом боль испытывает и «проснувшийся» чужестранец, будто поранился сам. Что-то разумея, они ухали друг с другом на своем лающем и харкающем языке, пытаясь подогнать увиденное под свои мерки. Ори их не стеснялись, тем более что скоро выяснилась причина неулыбчивости племени: мимика, связанная с улыбкой или смехом, здесь была не принята. Если кто-то скалил зубы, это считали угрозой, а не изъявлением радости. На него начинали рычать, он невольно отзывался на провокацию, и чаще всего перебранка заканчивалась грандиозной дракой.

— Смотри-ка, ну прямо ори и аринорцы! — любуясь очередной потасовкой, восхитилась Ормона. — Просто вылитые, только у этих еще из пасти воняет…

Потом заметили, что за Ормоной стал ходить один из дикарей, Ишвар. Он первым постиг искусство улыбки «как у белых» и попытался даже освоить трудный язык ори. Тессетен подсмеивался над женой, называя Ишвара ее новым поклонником и обожателем, ее же это поначалу злило, а потом она стала использовать дикаря в качестве слуги. Принеси-подай — так она переназвала его, и он беспрекословно слушался ее приказов.

В племени кхаркхи — так называли свой род аборигены — была странная мода на короткие ноги. Красивым считался тот, у кого короче и кривее нижние конечности. Конечно, если кривизна не была следствием заболевания и не мешала ему передвигаться с обезьяньей ловкостью. Кхаркхи надевали на себя одежду, еще сильнее укорачивающую нижнюю часть тела, желая выделить то, что приезжим казалось безобразием. Здесь было жарко, можно было бы ходить и вовсе без одежды, но кхаркхи были уже не совсем дикими, а кроме того одежда немного защищала их от насекомых.

По меркам сородичей, Ишвар был уродлив, как и чужестранцы. В глазах ори он был коротконог, в глазах кхаркхи — чересчур долговяз, а когда начал подражать улыбкам ори, то и совсем настроил против себя всех аборигенов, его едва не выгнали из племени, но потом пожалели. Он был толковым парнем, а это ценили даже дикари. Как ни плохо он говорил на ори, но в отличие от остальных кхаркхи его глотка оказалась более приспособленной выговаривать сложнейшие трифтонги древнего языка, доставшегося жителям Оритана и Ариноры от предков-аллийцев. Ишвар мог даже объясняться на ори, хотя понимали его только Ормона и Тессетен, сами же ради смеха и обучавшие его говорить.

* * *

Поначалу в джунглях приезжих подстерегали жуткие хищники. Они были крупнее человека, весили в два-три раза больше, их нападение ломало жертву, словно глиняного кукленка, а клыки и когти их рвали плоть, нанося смертельные раны. За год, проведенный на Рэйсатру, от хищников пострадали два инженера-ори, один из которых скончался от увечий, а второй остался калекой.

Останки убитого нашли после первого же полнолуния. Мужчины не хотели, чтобы это увидела Ормона, однако она почуяла неладное и пришла на место гибели.

— Полосатая бестия, — сказал пилот Зейтори, хмуро глядя на изуродованного до неузнаваемости мертвеца. — Так их называют аборигены. Жуткая тварь…

Ормона поджала губы и присела возле того, кто еще вчера смеялся вместе с ними у костра. Она положила ладонь ему на грудь, но не смогла поймать последних всполохов уходящего «куарт»: смерть наступила давно и была ужасной. Тогда она переместила руку выше, на холодный лоб покойника, и там, чуть выше переносицы, смогла снять последнюю весть из жизни ушедшего.

Полосатая тварь прыгнула подло, исподтишка. Она не была голодной — ей просто нравилось убивать. И убила его она не сразу.

— Что ж, ты начал первым, — прошипел покровитель внутри Ормоны, наваждением которого она всегда закрывалась в минуты опасности. — Теперь мой ход, тварь из джунглей. И не думаю, что тебе это будет по нраву!

— Ты что-то говоришь? — наклонился к ней Тессетен.

Тогда Ормона сказала, что она разберется с этой напастью, и стала пропадать в джунглях. Сетен пытался ее удержать и страшно злился, когда она, перехитрив его, сбегала. Но нападения полосатых тварей и в самом деле почти прекратились. Однако все эти походы Ормоны стоили Тессетену многих седых волос — он даже не представлял, каким образом она выполняет свое обещание.

Молодые парни-гвардейцы обнаружили, что много восточнее будущего города, на равнинной территории континента, водятся удивительные копытные, каких отродясь не видали на Оритане. У этих животных была гладкая рыжеватая шерсть, волосатые шея и хвост, а костные наросты на ногах не раздваивались, как у туров, а были цельными. И выглядело это гораздо красивее, да и бегали они много быстрее неповоротливых быков. Гайны — что означало «тонконогие» — издавали визжаще-булькающие звуки, предупреждая друг друга о приближении врага, и ори долго не могли изловить их. Но однажды гвардейцам повезло: в их руках оказался молодой жеребчик с бешеными глазами. Он фыркал и раздувал ноздри, противясь попыткам приручения. К нему нельзя было и подойти: он тотчас поворачивался крупом и пробовал лягнуть смельчака задними копытами. В конце концов это представление военным надоело. Один из гвардейцев запрыгнул к нему на спину, чудом удержался, пока гайна скакала и бесновалась, и довел ее до того, что в какое-то мгновение в голове у животного что-то переключилось. Оно прекратило метаться и пошло той спокойной рысью, какой привыкло бегать на воле в своем табуне — так, словно на спине у него и в помине не было никакого наездника.

Прирученную и объезженную скотинку привели в качестве подарка руководителям экспедиции. Сетен посмотрел на нее с подозрением, летчик-конструктор Зейтори отказался наотрез, но Ормона опередила раздумья мужа: