Николь Краусс - Хроники любви

• Название: Хроники любви
• Автор: Николь Краусс
• Издательство: Астрель, Corpus
• Жанр: Современная проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-271-34422-0

«Хроники любви» — второй и самый известный на сегодняшний день роман Николь Краусс. Книга была переведена более чем на тридцать пять языков и стала международным бестселлером.

Лео Гурски доживает свои дни в Америке. Он болен и стар, однако помнит каждое мгновение из прошлого, будто все это случилось с ним только вчера: шестьдесят лет назад в Польше, в городке, где он родился, Лео написал книгу и посвятил ее девочке, в которую был влюблен. Их разлучила война, и все эти годы Лео считал, что его рукопись — «Хроники любви» — безвозвратно потеряна, пока однажды не получил ее по почте. Между тем четырнадцатилетняя Альма, названная в честь героини «Хроник», отправляется на поиски автора загадочной книги, которая когда-то изменила жизнь ее матери. Пути главных героев неизбежно пересекаются в этой захватывающей истории о любви и одиночестве.

Одноименный фильм по книге снимает известный мексиканский кинорежиссер Альфонсо Куарон.

---

Вечером я поднялась к ней в кабинет. Ей оставалось перевести еще пять глав «Хроник любви», и она не знала, что теперь переводит их исключительно для меня.

— Мам, — позвала я, и она обернулась. — Можно поговорить с тобой кое о чем?

— Конечно, милая. Иди сюда.

Я сделала несколько шагов. Мне так много хотелось сказать!

— Я хочу, чтобы ты… — сказала я и заплакала.

— Чтобы я что? — спросила она, раскрыв руки, чтобы обнять меня.

— Не грустила.

Очень удобная вещь

28 сентября

יהוה

Уже десятый день подряд идет дождь. Доктор Вишнубакат сказал, что это очень удобная вещь — записывать в дневнике все свои мысли и чувства. Он сказал, что если я хочу рассказать ему о своих ощущениях, но не могу об этом говорить, то достаточно просто дать ему свой дневник. Я не стал спрашивать, слышал ли он когда-нибудь о слове «личное». Вот одна моя мысль: билет на самолет до Израиля стоит очень дорого. Я знаю это, потому что как-то пытался купить билет в аэропорту, и мне сказали, что он стоит 1200 долларов. Когда я сказал женщине в кассе, что мама как-то покупала билет за 700 долларов, она ответила, что таких билетов уже нет. Я подумал, может, она так сказала, потому что решила, что у меня нет денег, я открыл коробку из-под обуви и показал ей 741 доллар и пятьдесят центов. Она спросила, откуда у меня столько денег, и я объяснил, что это деньги от продажи 1500 стаканов лимонада, хотя это было не совсем правдой. Тогда она спросила, почему я так сильно хочу попасть в Израиль, а я спросил ее, умеет ли она хранить секреты. Когда она кивнула, я сказал ей, что я ламедвовник, а может, и Мессия. Когда она это услышала, то отвела меня в специальную комнату для персонала авиакомпании «Эль-Аль» и дала мне их значок. Потом пришли полицейские и отвели меня домой. Ощущение у меня было такое: я был очень зол.

29 сентября

יהוה

Дождь идет уже 11 дней. Каким образом можно стать ламедвовником, если раньше билет до Израиля стоил 700 долларов, а теперь 1200? Цены должны оставаться одинаковыми, чтобы люди знали, сколько лимонада им надо продать, чтобы попасть в Иерусалим.

Сегодня доктор Вишнубакат попросил меня объяснить записку, которую я оставил маме и Альме, когда думал, что полечу в Израиль. Он даже положил ее передо мной, чтобы я освежил память. Но мне не надо было напоминать, что там было написано, я все прекрасно помнил: я напечатал девять черновиков, потому что хотел, чтобы моя записка выглядела официально и была без ошибок. Записка была такой: «Дорогие мама, Альма и все остальные! Мне нужно уехать, и, возможно, меня не будет очень долго. Пожалуйста, не пытайтесь меня найти. Дело в том, что я ламедвовник и мне нужно многое сделать. Скоро будет потоп, но вы не беспокойтесь, потому что я построил вам ковчег. Альма, ты знаешь, где он. Я люблю вас. Птица».

Доктор Вишнубакат спросил меня, почему меня зовут Птицей. Я сказал, что просто зовут, и все. Если вам интересно, почему доктора зовут доктор Вишнубакат, так это потому, что он из Индии. Если вы хотите запомнить его фамилию, просто скажите про себя «доктор Вишнябукет».

30 сентября

יהוה

Сегодня дождь прекратился, и пожарные разобрали мой ковчег, потому что он был, по их словам, огнеопасен. Мне стало грустно. Я старался не плакать, потому что мистер Гольдштейн говорит: что ни делается Б-гом, все к лучшему, и еще потому, что Альма просила меня попытаться подавить свои чувства, чтобы у меня появились друзья. Еще мистер Гольдштейн говорит: «Сердце не чувствует того, чего не видят глаза». Но мне все же пришлось пойти посмотреть, что случилось с ковчегом, потому что я неожиданно вспомнил, что написал на задней стене יהוה, а это никому нельзя выбрасывать. Я заставил маму позвонить пожарным и спросить, куда они дели все части моего ковчега. Они сказали, что оставили их для мусорщика на тротуаре. Тогда я заставил маму привести меня туда, но к тому моменту мусорщик уже все убрал. Я заплакал и пнул камень, а мама попыталась меня обнять, но я не дал ей этого сделать, потому что она не должна была позволять пожарным разбирать ковчег, а еще она должна была спросить меня, прежде чем выбрасывать вещи, принадлежавшие папе.

1 октября

יהוה

Сегодня я пошел к мистеру Гольдштейну впервые с тех пор, как пытался улететь в Израиль. Мама привезла меня в еврейскую школу и осталась ждать на улице. Его не было ни в подвале, ни в молельне, в конце концов я нашел его на заднем дворе. Он копал яму для молитвенников с порванными корешками. Я поздоровался, но мистер Гольдштейн ничего не сказал и даже не посмотрел на меня. Тогда я сказал, что завтра, возможно, снова пойдет дождь, а он ответил, что сорняки и дураки растут и без дождя, и продолжал копать. Голос у него был грустный, и я попытался понять, что он хотел мне сказать. Я стоял рядом с ним, наблюдая, как яма становится все глубже. На его ботинки налипла грязь, и я вспомнил, как однажды кто-то из даледов прилепил ему на спину бумажку с надписью «Пни меня». Никто не сказал ему об этом, даже я, потому что я не хотел, чтобы он вообще узнал о том, что она там была. Я смотрел, как он завернул три молитвенника в старую тряпку и поцеловал их. Круги у него под глазами стали темнее. Я подумал, что его фраза могла означать, что он разочарован, и я попытался понять почему. И когда он положил сверток с порванными молитвенниками в яму, я произнес: «Да возвысится и освятится имя Его». Я увидел, что из глаз мистера Гольдштейна текут слезы. Он стал засыпать яму землей. Его губы шевелились, но я не слышал, что он говорит, тогда я приблизил ухо к его губам, и он сказал: «Хаим (так он меня называет), ламедвовник должен быть скромным и совершать деяния в тайне». После этого он отвернулся, и я понял, что плакал он из-за меня.

2 октября

יהוה

Сегодня снова пошел дождь, но мне все равно, потому что ковчега больше нет и потому что я разочаровал мистера Гольдштейна. Быть ламедвовником — значит не говорить никому, что ты один из 36 праведников, от которых зависит мир, совершать добрые дела и помогать людям так, чтобы они тебя не замечали. Вместо этого я рассказал Альме, что я ламедвовник, и маме тоже, и той женщине из авиакомпании «Эль-Аль», и Луису, и мистеру Хинтцу, учителю физкультуры, потому что он пытался заставить меня снять кипу и надеть шорты, и еще некоторым людям. К тому же за мной приезжала полиция, а пожарные разобрали мой ковчег. Из-за этого всего мне хочется плакать. Я разочаровал мистера Гольдштейна и Б-га. Не знаю, значит ли это, что я больше не ламедвовник.

3 октября

יהוה

Сегодня доктор Вишнубакат спросил, не кажется ли мне, что у меня депрессия. Я спросил, что такое депрессия, и он ответил, что это значит быть грустным. Я не стал говорить ему, что он невежда, ведь ламедвовник не стал бы так говорить. Вместо этого я сказал, что если бы лошадь знала, как мелок человек по сравнению с ней, она бы его растоптала. Так иногда говорит мистер Гольдштейн. Доктор сказал, что это интересно, и попросил развить мысль, но я отказался. Потом мы несколько минут посидели молча (мы так делаем иногда), но мне стало скучно, и я заявил, что зерно прорастает на компосте — это тоже слова мистера Гольдштейна. Это еще больше заинтересовало доктора Вишнубаката, он даже записал фразу в свой блокнот, а я добавил, что гордость лежит на навозной куче. Потом доктор Вишнубакат попросил разрешения задать вопрос. Я сказал, что все зависит от вопроса. Тогда он спросил, скучаю ли я по отцу, а я ответил, что почти его не помню. Он сказал, что, должно быть, тяжело потерять отца, но я ничего не ответил. Если хотите знать, почему я ничего не ответил, так это потому, что я не люблю, когда о папе говорят те, кто его не знал.

Я решил, что с этого момента, прежде чем сделать что-то, я буду всегда себя спрашивать: «Сделал бы это ламедвовник?» Например, сегодня Альме звонил Миша, и я не стал спрашивать его, хочет ли он поцеловать ее взасос, потому что когда я спросил себя, сделал бы это ламедвовник, то получил ответ «нет». Миша спросил, как Альма, и я сказал, что хорошо. Он попросил передать ей, что он звонил, чтобы узнать, нашла ли она того, кого искала. Я переспросил, потому что не понял, о чем он, и тогда Миша сказал: «Вообще-то лучше не говори ей, что я звонил». Я ответил: «Хорошо» — и ничего не сказал Альме, потому что ламедвовники умеют хранить секреты. Я не знал, что Альма кого-то ищет, и попытался сообразить кого, но у меня так и не получилось.

4 октября

יהוה

Сегодня случилось что-то ужасное. Мистеру Гольдштейну стало очень плохо, он потерял сознание, и его нашли только через три часа, а сейчас он в больнице. Когда мама сказала мне об этом, я закрылся в ванной и попросил Б-га о том, чтобы с мистером Гольдштейном все было в порядке. Когда я был почти на сто процентов уверен, что я ламедвовник, я думал, что Б-г меня слышит. Но теперь я уже не так в этом уверен. Затем мне пришла в голову ужасная мысль, что мистер Гольдштейн мог заболеть из-за того, что я его разочаровал. Внезапно мне стало очень, очень грустно. Я зажмурил глаза, чтобы слезы не смогли просочиться, и попытался придумать, что же делать. И у меня возникла идея. Если бы я смог совершить добрый поступок и помочь кому-нибудь, никому об этом не сказав, может, мистеру Гольдштейну станет лучше, а я окажусь настоящим ламедвовником!