Михаил Булгаков - «Мой бедный, бедный мастер…»

• Название: «Мой бедный, бедный мастер…»
• Автор: Михаил Булгаков
• Жанр: Советская классическая проза

Известный знаток творчества Михаила Булгакова В.И.Лосев реконструировал исто рию создания одного из самых известных романов XX века. В томе представлены все сохранившиеся важнейшие редакции романа. Каждый из текстов заметно отличается от последующих, каждый по-новому интерпретирует описываемые события и героев «за катного» романа, добавляя к ним новые яркие штрихи…

Представлен в томе и канонический текст «Мастера и Маргариты».

Для любящих творчество М.А.Булгакова чтение этого подробно и со знанием дела откомментированного тома – увлекательнейшее занятие. Читатель проследит эволю цию замысла, увидит, как крепла рука мастера, как преображалось произведение, связанное тончайшими нитями с современной писателю действительностью.

---

В доме потом рассказывали всякие чудеса, вроде того, что будто бы под полом в кухне заколдованной квартиры нашли какие-то не сметные сокровища и что якобы сама Анфиса носила на груди у себя, никогда не снимая, маленький мешочек с бриллиантами и золотом и прочее. Фантазия у жильцов больших домов, как известно, необуз данная, а врать про своих ближних каждому сладко.

Но как бы там ни было, квартира простояла запечатанной только неделю, после чего в нее с ордерами и въехали в две комнаты, кото рые налево от коридора и ближе к кухне, директор кабаре Лиходеев, а в три, в одной из которых был когда-то провалившийся сквозь зем лю финансист, Мирцев, оба холостые, и зажили.

Итак, Степа застонал, и то, что он определил свое местонахожде ние, ничуть ему не помогло, и болезнь его достигла наивысшего гра дуса. Он вспомнил, что в квартире должна быть сейчас приходящая домработница Груня, хотел позвать ее, чтобы потребовать у нее пи рамидону, но с отчаянием сообразил, что никакого пирамидону у Груни нет, конечно, и не позвал. Хотел крикнуть, позвать Мирцева, сказать ему, что накануне отравился чем-то, попросить пирамидону, слабо простонал – «Мирцев!» Никакого ответа не получил. В квар тире стояла полная тишина.

Пошевелив пальцами ног, Степа догадался, что лежит в носках. «Интересно знать, брюки на мне есть?» – подумал несчастный и тря сущейся рукою провел по бедру, но не мог определить – не то в брю ках, не то нет.

Наконец, видя, что он брошен и совершенно одинок, Степа ре шил, каких бы нечеловеческих усилий это ни стоило, самому себе помочь, для этого прежде всего открыть глаза и сесть. И Степа раз лепил опухшие веки и увидел прежде всего в полумраке затемненной спальни пыльное зеркало в ювелиршином трюмо, а в этом зеркале самого себя с торчащими в разные стороны волосами, со щеками, покрытыми черной щетиной, с заплывшими глазами, без единой складки на лице, в сорочке, кальсонах и носках.

А рядом с трюмо в кресле увидел неизвестного, одетого в черное. В затемненной шторами спальне лицо неизвестного было плохо видно, и показалось Степе только, что лицо это кривое, но что неиз вестный был в берете, в этом сомневаться не приходилось.

Тут Степа поднялся на локтях, сел на кровати и, сколько мог, вы таращил налитые кровью глаза на неизвестного. Это было естест венно, потому что, каким образом и зачем в интимную спальню про ник посторонний человек в черном берете, не только больной, но, пожалуй, и здоровый не объяснил бы.

Молчание было нарушено неизвестным, произнесшим тяжелым басом и с иностранным акцентом следующие слова:

– Добрый день, симпатичнейший Степан Богданович!

Произошла пауза, после которой Степа, сделав над собою герои ческое усилие, произнес такие слова:

– Что вам угодно?

И при этом поразился, не узнав своего собственного голоса. Это не только был не его голос, но вообще такого голоса не бывает: сло во «что» было произнесено дискантом, «вам» басом, а «угодно» вооб ще не вышло.

Незнакомец дружелюбно усмехнулся, вынул золотые часы, при чем те прозвонили двенадцать раз, и сказал:

– Двенадцать! И ровно час я дожидаюсь вашего пробуждения, ибо назначили вы мне быть у вас в одиннадцать. Вот и я!

Степа моргнул, протянул руку, нащупал на стуле рядом с кроватью брюки, шепнул: «Извините…» – и, сам не понимая, как ему это уда лось, надел их и хриплым голосом спросил:

– Скажите, пожалуйста, как ваша фамилия?

Говорить ему было трудно. Казалось, что при каждом слове кто-то тычет ему иголкой в мозг, что причиняло адские страдания.

Незнакомец улыбнулся.

– Как, вы и фамилию мою забыли?

– Простите… – прохрипел Степа, чувствуя, что похмелье дарит его новым симптомом: ему показалось, что пол возле кровати ушел куда-то вниз и что сию минуту он головой вниз слетит в какую-то без дну.

– Дорогой Степан Богданович, – заговорил посетитель, улыба ясь проницательно, – никакой пирамидон вам не поможет. Следуйте старому мудрому правилу – лечить подобное подобным. Единствен но, что может вас вернуть к жизни, – это две стопки водки с острой и горячей закуской.

Степа был хитрым человеком и, как ни был болен, сообразил, что самое правильное – признаться во всем.

– Откровенно сказать… – начал он, едва ворочая языком, – вче ра я немножко…

– Ни слова больше! – ответил визитер и отъехал вместе с крес лом от трюмо.

Степа, тараща глаза, увидел, что на трюмо сервирован поднос, на коем нарезанный белый хлеб, паюсная икра в вазочке, марино ванные белые грибы на тарелочке, что-то в закрытой кастрюльке и объемистый хрустальный ювелиршин графин с водкой. Особенно поразило Степу то, что графин был запотевший от холода, да и нему дрено, он помещался в полоскательной чашке, набитой льдом. На крыто было аккуратно, умело, чисто.

Незнакомец не дал развиться Степиному изумлению до степени болезненной и ловким жестом налил ему полстопки водки.

– А вы?.. – намекнул Степа.

– Отчего же, с удовольствием, – ответил гость и налил себе гро мадную стопку до краев.

Степа трясущейся рукою поднес стопку к устам, глотнул и увидел, что незнакомец одним духом проглотил содержимое своей стопки. Прожевав кусок икры, Степа выдавил из себя слова:

– А вы что же?.. закусить?..

– Благодарю вас, я не закусываю, – отозвался незнакомец и тут же налил Степе и себе по второй, открыл крышку кастрюли, из нее повалил пар, запахло лавровым листом – в кастрюле оказались соси ски в томате.

Через пять минут Степу узнать было нельзя. Проклятая зелень перед глазами исчезла, Степа стал хорошо выговаривать слова и, главное, кой-что припомнил. Именно, что дело вчера происходи ло в гостях у Хустова, на даче его на Клязьме, куда сам Хустов, ав тор скетча, и возил его. Степа припомнил даже, как нанимали так сомотор возле «Метрополя» и еще был при этом какой-то актер, и именно с патефоном, от которого потом, помнится, страшно вы ли собаки. Вот только поцелованная дама осталась неразгаданной. Во всяком случае, это была не жена Хустова, а какая-то неизвест ная, кажется, с соседней дачи, а впрочем, черт ее знает откуда, но была.

Вчерашний день помаленьку разъяснялся, но Степу сейчас гораз до более интересовал день сегодняшний – появление в спальне не известного, да еще с водкой и закуской, – вот что интересно было бы объяснить.

– Ну что же, теперь вы, надеюсь, вспомнили мою фамилию? – спросил незнакомец.

Степа опохмелился настолько, что даже нашел в себе силу игриво улыбнуться и развести руками.

– Однако, – заметил незнакомец, – я чувствую, почтеннейший Степан Богданович, что вы после водки пили портвейн. Ах, разве можно это делать!

– Я хочу вас попросить, чтобы это было между нами… – иска тельно попросил Степа.

– О, помилуйте, конечно! Вот за Хустова я, конечно, не ручаюсь!

– Разве вы знаете Хустова?

– Вчера у вас в кабинете видел его мельком, но достаточно одно го взгляда на его лицо, чтобы сразу понять, что сволочь, склочник, приспособленец и подхалим.

«Совершенно верно», – подумал Степа, пораженный верным, кратким, точным определением Хустова. Вчерашний день, таким об разом, складывался как бы из кусочков, но тревога Степы ничуть не уменьшалась: во вчерашнем этом дне все же зияла преогромная чер ная дыра.

Вот этого самого незнакомца в черном берете, в черном костюме, в лакированной обуви, со странным лицом с разными глазами и кри вым ртом во вчерашнем дне не было, и Степа откровенно вздрогнул, когда незнакомец упомянул о встрече в кабинете.

Тут незнакомец решил прийти Степе на помощь.

– Профессор черной магии Фаланд, – представился он и стал все объяснять по порядку. Вчера он явился к Степе днем в служеб ный кабинет и предложил выступить в кабаре. Степа позвонил в зрелищную комиссию и вопрос этот согласовал, после чего под писали контракт на семь выступлений (Степа дрогнул). Как раз когда прощались, в кабинете директора появился этот самый Хустов и Степу увез. На прощание условились, что в одиннадцать ино странный артист придет к Степе подробнее оговорить программу. В одиннадцать, как он уже докладывал, он явился и был встречен растерянной домработницей Груней, которая сказала, что с Алек сандром Александровичем Мирцевым что-то случилось, что дома он не ночевал, что ночью приходил председатель правления Никанор Иванович с какими-то военными и что бумаги Мирцева увезли (Степа побледнел), а что если незнакомцу нужен Степан Богдано вич, то его на рассвете привезли двое каких-то совершенно пья ным и что он еще спит, как колода, и что она не знает, что делать, потому что обеда никто не заказывал… Тут иностранный артист позволил себе распорядиться самому: именно, послал Груню в бли жайший магазин «Гастроном», и вот Груня и закупила все и серви ровала…

– Позвольте мне с вами рассчитаться, – сказал Степа и пошарил под подушкой, ища бумажник.

– О, помилуйте, какой вздор! – воскликнул гастролер и даже и смотреть не захотел на бумажник.