Екатерина Шереметьева - Весны гонцы (книга первая)

• Название: Весны гонцы (книга первая)
• Автор: Екатерина Шереметьева
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1985

Эта книга впервые была издана в 1960 году и вызвала большой читательский интерес. Герои романа — студенты театрального училища, будущие актеры. Нелегко дается заманчивая, непростая профессия актера, побеждает истинный талант, который подчас не сразу можно и разглядеть. Действие романа происходит в 50-е годы, но «вечные» вопросы искусства, его подлинности, гражданственности, служения народу придают роману вполне современное звучание. Редакция романа 1985 года.

---

— Ты любишь стирать? — спросил Лешка, подбрасывая сучья в огонь.

— Люблю? — с удивлением спросила, в свою очередь, Алена. — Я не стирать люблю, я люблю, чтобы хорошо получалось. — И, поглядев на братишку, подумала: «А ведь чудно, когда принималась — проклинала белый свет, а сейчас вроде и нравится. Любую работу можно делать с душой, если она получается. А может, наоборот? Всякая работа получается, когда делаешь с душой?» Алена вдруг засмеялась: «Тупица! Год учили, что главное — цель!» Она бросила отжатую наволочку в лохань, где возвышалась гора уже прокипяченного и отстиранного белья.

— А мама сказала, что мне так не выстирать!

Лешка оценивающим взглядом посмотрел на белье в лохани.

— Вообще чистое. — Потом вздохнул: — Степашка тоже на подзадор что хочешь сделает. Прошлым летом червяка съел, — мальчик пожал худенькими плечами. — А я так не могу.

— Я не на подзадор вовсе, — стала оправдываться Алена. — Маме-то самой тяжело, а мне не дает — боится, что не справлюсь!

— Мама тебя жалеет, — объяснил Леша.

Алена смутилась — уже не в первый раз братишка удивлял ее. Как же она, будущая актриса, не, поняла, что сердитые слова матери: «Чего зря дрызгаться — разве справишься? Все равно мне перестирывать!» — скрывали заботу о ней, а не о белье. А главной причиной Алениного рвения был, конечно, задор… И мысли побежали по привычной уже дороге: хорошо это или плохо? Если плохо, почему? И как воспитывать свои чувства? Когда играешь, можно сто тысяч раз обдумать, проверить на репетициях. А как поступать в жизни?

— Почему люди говорят не то, что думают? — спросил Алеша.

Алена изумленно выпрямилась.

— Кто тебе сказал?

— Сказал? — Алеша усмехнулся. — Сам замечаю.

— До чего же ты умница! — восхищенно воскликнула Алена и, забыв, что перед ней девятилетний ребенок, хотела было рассказать, как много написано об этом у Станиславского и как важно для актера как раз это умение докопаться, понять, что думает человек, когда говорит совсем о другом.

С улицы донесся голос почтальона тети Нади:

— Дома кто есть? Письмо тут артистке вашей.

Письма Алене приходили нередко, больше всего от Жени (в стихах и прозе), писали Агния, Глаша и Олег. На этот раз почерк она не сразу узнала. На листке, вырванном из тетради, стояло всего лишь: «Ленка! Если ты действительно друг — приезжай не позже двадцать пятого. Не приедешь — проклятую литературу провалю. Лиля».

Точно сквозняк ворвался в голову Алены, Конечно, Лилька провалит. Не умеет сама заниматься. Если к двадцать пятому… Ехать сутки, а сегодня уже двадцатое — значит, выезжать через четыре дня! Мама расстроится, и Лильку бросить нельзя…

Алена сдружилась с Лилей еще в дни первых зимних каникул. Глаша уехала к родным в Щербаков. Агния — к матери в Таллин. Алену тоже тянуло домой. Но провести каникулы в этом, еще так мало знакомом ей городе, вдоволь походить в театры, музеи, осмотреть исторические места, наконец, просто побродить по улицам, садам, набережным было слишком заманчиво — и она домой не поехала.

Однако, проводив подруг, Алена затосковала. Правда, Женя, продолжавший «гореть» в «вихре огненном», да и Олег обещали походить с ней и в музеи, и в театры, но оба жили в семьях, а Женя к тому же был единственным мужчиной в доме — забот у него хватало.

Алена обрадовалась, когда на третий день каникул к ней зашла Лиля Нагорная. Остановившись в дверях, она сказала с виноватой улыбкой:

— Миша уехал к родным в колхоз и Сашку сманил. Одной скучно очень.

— И мне тоже, — Алена втащила Лилю в комнату и принялась расстегивать ее шубку. — Заходи.

После экзамена о Строгановой и Нагорной заговорили как о самых талантливых девушках на курсе. Это усилило их интерес друг к другу. Поэтому, вероятно, и пришла Лиля к Алене, и Алена особенно обрадовалась ей. С этого дня они почти не разлучались до конца каникул. Лиля охотно оставалась ночевать у Алены в общежитии. Однажды Алена переночевала у нее в заставленной дорогой и неудобной мебелью комнатке, которую Лиля снимала в семье друга своего отца.

Каждый день Алена открывала подруге новое и непонятное для себя. Все-то они воспринимали по-разному, все рождало споры. В музее Алена подолгу простаивала у понравившихся картин. А Лиля быстро уставала и, рассеянно обойдя зал, садилась на банкетку.

Как-то, глядя на мадонну с младенцем, Лиля сказала вдруг:

— Маленьких детей легко любить, а когда вырастут, оказывается, мешают. Зачем только и родились?

— Кому это мешают?

Лиля засмеялась.

— Да прежде всего родителям! У меня, например, никогда не будет детей!

Алена возмутилась:

— Ты какая-то ненормальная!

— Я просто лучше тебя разбираюсь в жизни.

Алена взглянула в смеющееся Лилино лицо, подумала, что та дразнит ее.

Однажды, переходя мост, они залюбовались открывшимся видом. Лиловея у гранитных берегов, уходило вдаль снежное русло реки. Пушистые крыши, белый узор присыпанных снежком подоконников, карнизов, лепных украшений делали дома набережной легкими. За решеткой сада чернели стволы деревьев в белых брызгах снега. Выше деревья становились прозрачными и дымкой растворялись в небе с сиренево-серыми пятнами низких облаков.

— До чего хорошо! — останавливаясь у перил, негромко сказала Алена. — Я даже не представляла, что город может быть таким задумчивым… одушевленным… почти как море!

— А на меня эта красота тоску нагоняет! — не то раздраженно, не то капризно возразила Лиля, потянула Алену за руку. — Пойдем!

— Почему? Почему тоску?

— Мысли всякие в голову лезут. А жить надо не думая.

— Как не думая? Как не думая, когда самое интересное на свете — думать! — вспылила Алена. — И как ты хочешь стать актрисой, не думая?

— Ну, о ролях думать — это другое!

— Роли-то ведь — тоже жизнь, — не унималась Алена. — Надо о жизни думать! И это самое интересное — наблюдать, осмысливать, разбираться!

Лиля засмеялась.

— Смотря какая жизнь! Бывает, что и разбираться-то противно! — И, крепко взяв Алену за руку, она вдруг с заискивающей ласковостью заглянула ей в лицо. — Не обращай на меня внимания. Это я так!

Алену злило ее недоброе, пренебрежительное отношение ко всему и ко всем.

— Если тебе никто и ничто не нравится, зачем же тянешься ко мне? Почему не дружишь, к примеру, с Патокиной? — резко спросила Алена.

— С тобой интереснее.

— Пожалуйста, не замазывай! — оборвала Алена. — Если, по-твоему, все плохи, значит, прежде всего ты и сама не золото! Не хочу… не хочу вообще иметь с тобой ничего!..

Круто повернувшись, она освободилась от Лили, перебежала на другую сторону.

— Лена! Ленка! Что ты? Подожди!

Алена не оглянулась, свернула за угол, вскочила в первый остановившийся троллейбус.

Подойдя к дому, она обнаружила в авоське котлеты, хлеб и пирожные, купленные на общие с Лилей деньги. Как глупо! Что теперь с этим делать? Гнев прошел — долго сердиться Алена не умела, — стало неловко, досадно, что так грубо вела себя. Минут через пятнадцать вошла Лиля, стала извиняться, что-то объяснять.

— Ладно! — прервала ее Алена. — Раздевайся, а я пойду котлеты поджарю.

Обе старались не ссориться больше, говорили о посторонних вещах, и тут впервые завели речь о «Тихом Доне», о Григории Мелехове. Алена осуждала его «за безответственность в общественном и личном», за двойственность, безволие, эгоизм, но признавала, что его жалко, потому что много в нем и хорошего, обаяние есть. Лиля с ней соглашалась и вдруг неожиданно сказала:

— Сашка Огнев на него похож.

— Ты что! — Алена с удивлением заметила, что будто бы и обиделась за Огнева, она поспешила объяснить: — Мне, наоборот, он кажется принципиальным до тупости.

Лиля засмеялась.

— Он, конечно, принципиальный! Но про тупость — это ты пальцем в небо. Нет, он, знаешь, чем на Григория похож? Такой же добрый и бешеный.

— Он добрый? — с недоумением возразила Алена. — Ему бы прокурором быть!

Лиля замахала руками.

— Он только издали колючий… А между прочим, он про тебя тоже нелестно отзывается.

Алене отчаянно хотелось спросить, что же такое говорит про нее Огнев, но она лишь пренебрежительно пробурчала:

— Очень рада. И вовсе не желаю ему нравиться. — И принялась собирать посуду со стола.

Лиля, откинувшись на спинку стула, смотрела на нее критически:

— Говорит, у тебя на голове перманент, а в голове манная каша. Глупо, конечно.

Алена уронила вилку, нырнула за ней под стол и, поднявшись, краснея от злости, сказала раздельно и четко, как упражнение по технике речи, страстно желая, чтобы Лиля передала ее слова Огневу:

— Штампованный, стопроцентно правильный кретин из плохой пьесы.

Лиля расхохоталась:

— Ты совершенно не разбираешься в людях!