Гавриил Левинзон - Прощание с Дербервилем, или Необъяснимые поступки

• Название: Прощание с Дербервилем, или Необъяснимые поступки
• Автор: Гавриил Левинзон
• Жанр: Прочая детская литература

---

- А того мальчика вам не жаль? - спросил папа. - Чудесный мальчик! Добрый, талантливый.

Бабушка ответила, что "у того мальчика" есть родители - это их обязанность его жалеть, а нам жалеть его не стоит, потому что у нас своих дел хватает, да и мальчик все равно не дастся: она знает, однажды в молодости пробовала жалеть чужого.

- Ну хорошо, - сказал папа, - не жалейте, раз у вас не получается, но своему внуку почему вы не скажете правду? Скажите сейчас же!

Опять к папе прицепилась правда. Я уже давно заметил, что она чересчур уж часто к нему цепляется: когда серьезный человек мозгами работает и не торопится рот раскрывать, папа сразу же правду брякает. Я понял, что папа совершенно беззащитен перед правдой, раз ему в голову не приходит подумать о сыне, вместо того чтобы думать о постороннем человеке. Папа расхаживал по комнате и всех по очереди упрашивал сказать мне правду. Мама любовалась им, бабушка поджала губы и смотрела в пол, а дед незаметно показывал мне глазами на папу: вот какой вспыльчивый! Мне жаль было папу: просит, взывает и не может допроситься. Можно подумать, что он среди чужих.

- Ну, скажите, - попросил я. - Что вам, трудно?

Папа стал переводить взгляд с меня на остальных.

- Нет, - сказал он, - не скажут. Придется мне одному. Иди-ка сюда.

Я подошел к нему. Он положил мне руки на плечи и сказал, что я поступил подло. Тут бабушка ойкнула, а папа грозно на нее посмотрел и добавил к сказанному, что если я привыкну так поступать, то не будет у меня в жизни ни радости, ни счастья, ни друзей.

- Славно! - сказала мама. - Как я тебя люблю таким! - Она подошла к папе и поцеловала его. Маме растрогаться ничего не стоит. - Жаль, сказала мама, - что никто, кроме меня, этого в тебе не оценит.

Дальше мама спросила папу, как он думает, почему наш дом хиреет. Дед и бабушка уставились на папу - им тоже хотелось получить ответ.

- Ответь мне, - просила мама, - мой добрый муж, опора семьи! Не хочешь! - сказала мама. - Я сама отвечу. Есть у нас в доме человек, который никак не хочет понять, что такое семья!

Папа убрал руки с моих плеч и пошел из комнаты.

- К Вове пойду, - сказал он, - извинюсь вместо Витальки. Может, у тебя есть потребность извиниться? Тогда пошли вместе.

Не было у меня такой потребности - папа один ушел защищать чужие интересы.

- Я бы никогда так не поступил! - сказал я маме. У меня от обиды голос дрожал: все-таки вбил Чувал клин между мной и папой!

Мне вспомнилось, как я совсем еще крохой бросился защищать своего папу, хотя папа был абсолютно неправ.

Тогда мы всей семьей отправились в город. У витрины магазина я устроил истерику: улегся на тротуаре и стал вопить и сучить ногами. Я требовал, чтобы мне купили "штучку". Дед присел возле меня и с виноватым видом объяснял, что "штучка" - электроприбор. Зачем он мне? Но у меня все шло так хорошо - не хотелось сразу вставать только потому, что дед все повторяет это слово "электроприбор". Тогда папа сказал:

- Это надо пресечь! - Поставил меня на ноги и надавал по рукам.

Я зашелся: все мне в тот день удавалось. И вот тут какой-то прохожий сказал папе:

- Ай, ну зачем же так сильно!

Я сразу же замолчал, и, пока папа соображал, что этому человеку ответить, я ответил сам.

- А ну-ка, подальше от моего папы! - выкрикнул я.

Дед подхватил меня на руки, и мы всем домом понеслись от смеющихся людей. Но мужчина, который вступился за меня, не смеялся: по-моему, он пытался понять, что произошло, и не мог.

И вот настало время высказать очень важную мысль, которую должен усвоить каждый: если ты делаешь какое-то свинство, то это свинство и больше ничего, с какой стороны ни посмотри, но если то же самое свинство ты делаешь ради родного человека, то это уже не свинство, а полезный для семьи поступок. Я всегда это понимал!

Я приготовил для папы укоризненный взгляд. Когда он вернулся, я уставился на него этим взглядом, но он не захотел его замечать. Теперь, когда он предал своего сына, он занялся возделыванием своей души: взял с полки книжку стихов и стал читать. Эгоист! Недаром дед намекает, что, если бы папа не был таким эгоистом, если бы он без конца не возделывал свою душу, а думал немножко и о семье, все у нас в доме было бы по-другому. Это точно! Мне самому в голову приходило: не будь папа таким эгоистом, давно бы у нас уже была машина. Альтруистом надо быть - вот что я хочу сказать!

За чтением стихов папа всегда волнуется, улыбается мечтательно, подскакивает иной раз на стуле. Кончается всегда тем, что он читает нам вслух. И на этот раз папа подсел ко мне и прочел стихотворение - о цветах:

Взгляните на белые лилии,

на стройность их стеблей тугих,

на их молодые усилия

быть чище и выше других.

В общем, папа предлагал мне брать пример с этих цветочков. Тогда бы я не стал спихивать Чувала ногами с парты, потому что сразу бы стал чище и лучше других. Я никак не могу привыкнуть к тому, до чего папа наивный человек. Как-то он мне предлагал учиться у мотыльков, которые тянутся к свету, летят на огонь и в конце концов сгорают. Я его тогда так прямо и спросил:

- Ты хочешь, чтобы я сгорел?

В стихотворении еще говорилось о маках, анютиных глазках и астрах. Папа читал его с волнением, и как ему хотелось, чтобы мы с мамой стали похожи на эти растения! Я прикрыл губы ладонью, чтобы не заметно было улыбки.

Мама же всегда серьезно относится к чтению стихов. Мама похвалила стихотворение, она повторила:

- "...Быть чище и выше других"... Господи, - сказала мама, - кто себе может позволить такую роскошь?

А папа уже читал другое стихотворение, улыбался и совсем не собирался задуматься над тем, что такое ответственность перед семьей.

Настало время рассказать о нем.

О том, что за человек мой папа; о том, как он жил сам по себе,

пока не оказался в нашем доме; о том, как мы подбирали ему тему

и делали для этой темы все, что могли

Однажды в наш благополучный дом вкралась неудача: папа выбрал недиссертабельную тему. Нельзя сказать, что папа в этом виноват. По-моему, ни один человек на свете не догадался бы, что тема с изъяном. Помню, я вместе со всеми ее осматривал: в ней две буквы "ф" рядышком, в ней волнующее слово ЭВМ - ничего подозрительного. Недаром дед считает, что недиссертабельных тем вообще не существует. Он во всем винит папу: мол, папа покалечил тему, а теперь придумывает оправдания. Я, конечно, с дедом не соглашаюсь, и дед хвалит меня:

- Ты правильно делаешь, что защищаешь отца.

Но тут же он вздохнет, и я догадываюсь, какие слова просятся у него на язык: "Такой уж человек твой отец!"

Мой папа, Леонид Георгиевич Бесфамильный, родился во время землетрясения и с тех пор ходит в неудачниках. Если же в его жизни случаются удачи, то какие-то странные.

В 1943 году погиб на фронте его отец, папа жил впроголодь, видел всякое. Мама считает, что от этого в нем развилась склонность к "душевным огорчениям" и некоторым другим странностям. Учился папа в той самой школе, в которой теперь я учусь, успевал хорошо и, как я слышал, даже помогал своей маме по дому.

Высшее образование папа получил в университете, на механико-математическом факультете. Тут уж он учился на одни пятерки. ("Чтоб получать повышенную стипендию", - говорит папа. А мама добавляет: "Да он же очень способный!")

В университете папа добился большой удачи: стал чемпионом по русским шашкам. Друзья в честь этого события подарили ему на день рождения красивую рубашку в клетку, фуражку в клетку и дюжину клетчатых носовых платков. Это было смешно.

О "душевных огорчениях" папы этого времени мне мало что известно, хотя из его разговоров с друзьями можно понять, что такие огорчения были. Однажды, например, папа нашел в своем кармане женский носовой платок и страшно разволновался. Он был уверен, что этот платок сунула ему в карман одна студентка, чтобы дать понять папе, что он ей нравится. На следующий день папа, наряженный, подошел к этой студентке и пригласил ее в кино, но студентка в кино идти отказалась, а когда папа завел разговор о платке, то испуганно посмотрела на него и "отретировалась". Папа улыбался, вспоминая об этом происшествии, но я подозреваю, что это было для него большим ударом. Очень меня заинтересовало, откуда все же в его кармане оказался женский платок, но об этом мне ничего узнать не удалось. Как-то на уроке литературы меня осенило, что платок подбросила другая студентка, в сто раз лучше той, которую папа пригласил в кино, но папа об этом не догадался очень жаль!

Следующий, трехлетний период в жизни папы был интернатский. Папа отказался от работы на заводе в нашем городе, а вместо этого поехал учительствовать в маленький город в Сибири. В этот период в жизни папы было много странных удач: то оказывалось, что один очень непослушный воспитанник интерната вечно подкарауливает папу, чтобы с ним поздороваться, то пятиклассники, которые ни одному учителю не давали урока провести - такие были дикие, целый урок усердно работали у папы, а то и такая радость привалит: заходишь к своим ученикам в спальню, а они книжку вслух читают, ту самую, о которой папа им вчера говорил. Всех папиных удач этого периода не перечислить, но было и большое "душевное огорчение", из-за которого папа в конце концов бросил работу в интернате. Он вернулся в наш город, познакомился вскоре с мамой, и они поженились.