Юрий Вознюк - Тепло отгоревших костров.

• Название: Тепло отгоревших костров.
• Автор: Юрий Вознюк
• Издательство: Владивосток: Дальневосточное
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1979

---

— Есть здесь один старик —Сафрон Пупырь—зануда, не приведи бог. Так он уже штук пять лисиц ухлопал,—заговорил Брагин.—И все в такую погоду. Ну, как ты к лисе без ветра подойдешь? А он ухитряется. Я к нему и так и сяк подкатывался—глухо. Конечно, не петухом он кричит. Я уж, признаться, и сам о мышином писке думал, но кто б научил? Лиса не крякаш — ее на мякине не проведешь.

— Завтра воскресенье, огольцам в школу не идти, за день они нам что-нибудь да наработают, а там мы уж выжмем из этой живности песни.

Утро следующего дня наступило морозное и тихое. Я стоял на крыльце дома, "смотрел, как тянулся к небу дым из печных труб, и думал о том, что где-то, вот за тем леском, мышкуют на этом белом великолепии огненно-красные лисы. Мне страсть как нетерпелось побежать туда, но я не мог нарушить закона коллективной охоты. После завтрака я все же не утерпел и сказал Димке и отработавшему свою смену Брагину, что пройдусь без ружья на поля, посмотрю что и как.

— Валяй,— согласился Димка.— Сегодня я принимаю товар, а Сереге надо поспать.

— Ты разведай на скотомогильнике. Я туда давно не ходил,— сказал Брагин.

Он показал мне дорогу, и я, захватив бинокль, тронулся в путь. Оделся я легко, и, хотя мороз доходил до пятнадцати градусов, быстрая ходьба по неглубокому снегу согревала меня. Скотомогильник находился километрах в двух от деревни, мне не хотелось так скоро возвращаться в дом, и я обошел его стороной, рассчитывая заглянуть туда на обратном пути. Нет, никогда не видать городам такого чистого снега полей. Из окна машины заснеженные поля казались унылыми и скучными, а сейчас в их просторах было что-то торжественно-величавое, чуточку грустное, но до боли милое и дорогое. Я никогда не видел этих полей, по которым шел, а мне казалось, что я знаю и люблю их всю свою жизнь. Забравшись на валик оросительного канала, я совсем было забыл о цели своего похода, когда внимание мое привлекла странная коряга, торчавшая на небольшой копне соломы. Я посмотрел в бинокль и увидел... лису! Она сидела на копешке и наблюдала за мной. Какая-то инстинктивная сила бросила меня к земле и распластала на снегу. Вот уж дурость так дурость! Чего ради я зарылся в него, не имея ружья? Не поймаю же я лисицу руками! А лиса, грациозно изогнувшись, продолжала смотреть в мою сторону. Вдоволь налюбовавшись ее желанным, но недоступным хвостом, я скатился на дно канавы и, увязая в наметенном снегу, зашагал в сторону. Минут через пять выглянул из-за зарослей полыни и увидел, что лиса по-прежнему смотрит туда, где я валялся на снегу.

«Не так уж ты умна»,—подумал я, выбираясь на дорогу

Чем дальше я шел, тем яснее становилась для меня сложная система рисовых полей. Рис не может расти без воды, и каждое поле окружено каналами, по одним вода поступает, по другим—сбрасывается с чеков, как называл эти поля Сергей Брагин. Берега каналов поросли тростником, полынью и вейником, которые скрывали меня с головой. Как правило, возле каждого канала проходили хорошие грунтовые дороги, по которым — если бы не заносы снега — можно было ездить на легковой машине. Выйдя к дамбе, отделявшей поля от плавней, я осторожно выглянул и сразу же наткнулся на мышкующих лисиц. На этот раз они меня не заметили, и я впервые увидел охоту лисы на мышей. Одна из них промышляла в ста метрах, и я без бинокля мог наблюдать все ее танцы. Вытянувшись в струнку, лиса семенила по снегу. Вот она на мгновение остановилась, прислушалась и вдруг свечкой взвилась вверх, упала на передние лапы и сунула морду в снег. Промах! Мышь торопилась удрать, но лиса снова прыгнула и, пробив снег, придавила ее лапами. Облизнулась, и не спеша потрусила дальше. Ее прыжки были так забавны, что казалось лиса занимается не важнейшим для себя делом, а развлекается потехи ради.

Четвертую лисицу я заметил прямо на пашне. Свернувшись клубком, она лежала посредине рисового чека и из-за вывернутого кома земли торчали только темные кончики ее ушей. Как ни бесшумно ступали мои мокасины—лиса услышала меня метров за двести и, не раздумывая, пустилась наутек. Мне представился случай увидеть следы перепуганного зверя. Вообще, я уже обратил внимание, что следы лис далеки от преславутой «ровной строчки», о которой так часто можно прочесть в книгах. По полям бродили и сытые, и голодные лисы, идущие на охоту и ищущие местечко поспать; и все они наследили на снегу по-разному.

Уже возвращаясь обратно, я выгнал из заросшего вала еще двух лисиц. Причем одна, заспавшись, выскочила метрах в сорока. Ирония судьбы! Будь у меня в тот день ружье—я бы не увидел ни одной лисицы. А тут, как обычно, вступил в силу «закон подлости». Мне только и оставалось — вскинуть воображаемое ружье и закричать ей вслед: «Пих! Пах!»

И все же в душе я был доволен: встретить шесть лис за два с половиной часа—да это же за пределом всех мечтаний. Хотя Брагин и говорил, что лис очень много, но это «много» не шло в моем воображении так далеко. Очевидно, нам предстояла действительно интересная охота, и я уже не жалел, что мы не поехали с Димкой в тайгу. В таком приятном расположении духа я и подошел, наконец, к скотомогильнику. Он представлял собой большую яму, на дне которой расположилось полдесятка бродячих псов. Никаких трупов павших животных я там не увидел, хотя земля на дне ямы и была усеяна их костями.

«Какие тут могут быть лисы»,— подумал я, рассматривая лохматую свору, которая, в свою очередь, уставилась на меня.

Кому не приходилось видеть бездомных собак в городе? Эти жалкие, голодные существа—укор человеческому бессердечию. В большинстве своем брошенные хозяевами, они поддерживают безрадостную жизнь на помойках. Иногда совестно смотреть в глаза этим бедолагам—столько в них боли и тоски. Как правило, жизнь городских бродяг коротка — все они заканчивают ее в будках собачников. Иное дело — бездомные собаки поселков и деревень. Очень часто в их жилах течет охотничья кровь, они больше приспособлены для жизни среди дикой природы и, став на бродяжью тропу, становятся совсем не похожими на своих городских родственников. Они тоже отираются возле человеческого жилья, не брезгуют помойками, но могут уйти и в тайгу, и там, при случае, возьмут в оборот даже молодого медведя, не говоря об остальном зверье. Они не стали дикими, но и отошли от человека, обретя независимость. Потому и нет в их взгляде подобострастного унижения, он чаще светится собственным достоинством, хотя человека все собаки по-прежнему считают богом. В стаю бродяги собираются в трех случаях: на свою собачью свадьбу, драку и при подготовке очередного набега. Судя по деловой обстановке, царившей в компании, на этот раз они замышляли последнее. Удовлетворив взаимное любопытство, мы потеряли интерес друг к другу, и я зашагал к деревне. Не знаю, что заставило меня оглянуться, но только когда я это сделал, я увидел, что один из псов выбрался из ямы и, принюхиваясь к моим следам, несколько раз фыркнул. На эти звуки сразу же выскочили его друзья. Они забегали возле ямы, обнюхивая землю, пока рыжий пес не потянул по направлению ко мне. Он бежал, опустив голову к земле, и я не понимал, что его там заинтересовало. В трех шагах от меня бродяга остановился, посмотрел мне в глаза и на мгновение смутился. Потом он перевел взгляд на мои ноги, нос его сморщился пасть оскалилась и пес глухо зарычал.

— Ну-ну, приятель!— сказал я, хотя вокруг меня уже стояло пятеро таких приятелей. Все они недобро скалили зубы и как загипнотизированные смотрели на мои торбаса.

— Вы что—мокасин не видели?!—произнес я, но собаки, вероятно, не думали вступать со мной в объяснения.

Они сжали круг, рычание их становилось все злее, а рыжий предводитель, который привел свору, уже припал на задние лапы, готовясь к прыжку. Я угрожающе гаркнул, и псы в замешательстве попятились, но стоило им снова посмотреть на торбаса, как они опять раздули ноздри. В них словно черт вселился — моя обувка тянула их как магнитом. Я чувствовал, что они ничего не имеют против самого меня — им нужны были мои мокасины.

От столь неожиданного и необъяснимого посягательства я на мгновение растерялся и потерял бдительность. Этого только и ждали недруги. Щелкнули зубы — и рыжий пес вцепился в мою левую ногу. Я успел дать ему пинка, и он отскочил с куском мокасина в пасти. Воодушевленные примером, остальные псы пошли на приступ. В мгновение ока они сделали еще две дыры в моих торбасах, за которые мне пришлось заплатить одному северянину пятьдесят рублей. О том, что торбаса были обуты на мои собственные, отнюдь не железные ноги, я почему-то тогда не подумал. Меня взорвал понесенный ущерб. Я сорвал с себя бинокль и, орудуя им, как кистенем, ринулся в бой. С визгом отлетели два четвероногих разбойника, получив биноклем по хребту. Остальные отбежали на недосягаемое расстояние и остановились. Битые псы поскулили и присоединились к ним. Теперь по их взгляду я видел, что они жаждут не только моих мокасин. Дело принимало дурной оборот— я не заблуждался. Размахивая биноклем, я пятился в сторону деревни, пытаясь увеличить скорость в таком непривычном способе передвижения. Собаки с рычанием двинулись следом и снова взяли меня в кольцо. Пожалуй, больше всего меня настораживало то, что они не лаяли. Это говорило о их решимости довести задуманное до конца.