Шон Мерфи - Время новой погоды

• Название: Время новой погоды
• Автор: Шон Мерфи
• Издательство: Книжный клуб 36.6
• Жанр: Социально-психологическая фантастика
• Год: 2007
• ISBN: 5-98697-030-6

Погода никуда не годится, гравитация пошла вразнос, само время трещит по швам, наступает пора нового Большого Брата… Можно ли спасти сей безумный мир? Можно, если за дело возьмутся те, кто не от мира сего: простодушный Биби и его команда – инвалиды, уродцы и престарелые маразматики. Роман «Время новой погоды» – великолепная фантастическая сатира, соединившая наследственность Вольтера, Шекли, Оруэлла и Воннегута. Автор этого генетического эксперимента – Шон Мерфи, американский писатель, взявший себе ирландский псевдоним, – Свифт XXI века.

---

Не произнося ни слова, они с Рондой начали что-то вроде любовного танца под склоненными ветвями. А что еще им оставалось делать? Бадди казалось, что он никогда еще не видел более красивого места, никогда не испытывал более прекрасного мгновения.

Они танцевали под пение птиц и жужжание насекомых, пока солнце не село, пока их не окутали быстро наступающие экваториальные сумерки, пока сверкающе белый глаз луны не взошел на небо. Тогда они раскатали походные постели и легли вдвоем под звездами; и Бадди наконец пережил то мгновение, о котором мечтал все эти долгие месяцы.

Каким же было это мгновение для Бадди? Он чувствовал, что для него тут же исчезло все и всяческое время, что тут же исчезла вся сила тяжести. Он чувствовал, что небо поднялось еще выше и что – впервые в жизни – у его собственного существования нет предела; он ощутил счастье бесконечной легкости, абсолютную, фантастическую невозможность какого бы то ни было жизненного опыта. Невозможность самого факта, что он и Ронда существуют на свете; что две их души, одетые плотью, должны соединиться в одно и что прежде всего они никогда не должны были существовать порознь. Вся Вселенная взрывалась внутри его мозга, а мозг его взрывался внутри Вселенной. Он и Ронда слились наконец в одно целое; а абсолютная глубина и сила чувства… да просто невозможно, что самая обычная плоть может вмещать такое чувство. А потом звезды начали отдаляться друг от друга, и Бадди падал в образовавшиеся между ними пространства, в бесконечную черноту – самое восхитительное исчезновение собственного «я», какое когда-либо испытывал человек.

Когда они – оба вместе – уже погружались в благословенную темноту сна, откуда-то сверху на них просыпался дождь белых лепестков: лепестки укрыли постель так густо, что ночь наполнилась их ароматом, и казалось – Бадди и Ронда плывут над облаками.

Одним из первых осознанных действий Бадди было – он не смог удержаться – протянуть руку, взять лепесток и сжать его губами.

– А вдруг он ядовитый? – пробормотала Ронда с самой кромки сна.

– Если бы мне пришлось умереть здесь и сейчас, – ответил Бадди, – я считал бы свою жизнь совершенной.

– Ага, – сказала Ронда. – Умереть и бросить меня… Как это по-мужски, правда?

Бадди притянул ее к себе.

– Не беспокойся, я никуда не уйду, – сказал он.

Ласкать Ронду, думал Бадди, все равно что ласкать вспышку молнии, так скоротечны эти мгновения; но, боже правый, каждый миг – сплошь электричество!

Они были одни, и все же – не одни: все вещи мира смотрели на них тысячами глаз, наблюдая и охраняя.

50. Лихорадка времени

Ронда заснула, пока Бадди вел машину по дороге в джунглях и, заснув, увидела совершенно замечательный сон: ей приснилось, что сила тяжести вообще перестала действовать, и все люди Земли, все здания, дубы, целые пастбища удивленно выпучивших глаза коров поднялись в небо. А потом она увидела, как сила тяжести обернулась вспять, и все существа, взлетевшие в воздух, вернулись на землю вместе с теми, кто умерли во все предыдущие века и чьи души вознеслись на небеса: тут были неандертальцы и шумеры, египтяне и африканцы, и греки. Все они спустились на землю, но поменявшись местами. Они перемешались во времени, словно карты из рассыпавшейся колоды, так что королева Виктория правила во времена Христа, а Монтесума управлял Китаем. Ронда видела, как время прокручивается назад, а затем снова вперед; видела – с болью в сердце – своего отца мальчишкой, босоногого, на пыльной земле крохотной фермы, где ничего не росло… И неожиданно для себя самой она осознала, как невероятно много ему пришлось преодолеть и почему он так цепко держится за то, чего добился. Словно он понимал, что путь, который он прошел во времени, – открытый, двусторонний и что он в любой момент может провалиться сквозь время назад. И сердце Ронды впервые в жизни исполнилось сочувствия к тому, что пережил отец.

Во сне Ронда вздрагивала и стонала, потом она подняла голову, прижалась ею к трясущейся двери кабины, протянула руку – убедиться, что Бадди по-прежнему здесь, и обнаружила, что он действительно здесь. Тогда началась длинная цепь разрозненных образов, как на переключаемых телеканалах; потом само время вышло из строя. Ронда увидела, что жизнь ее идет вспять, причины и следствия поменялись местами. Она всегда полагала, что сердце ее ожесточилось против отца, потому что он был таким жестким; теперь она поняла, что можно взглянуть на это с противоположной точки зрения – он стал таким жестким, потому что ее сердце ожесточилось против него. Это она за все в ответе, и в ее силах исправить положение.

Они ехали днем, они ехали ночью; казалось, на этой лесной дороге и время, и пространство сошли с рельсов, и Бадди и Ронда больше не могли быть уверены, какой путь сможет снова свести их с друзьями. Но были минуты, когда это казалось им не столь важным, когда мировые проблемы, война в Антарктике представлялись им невероятно далекими, и они хотели бы ехать вот так – вдвоем – целую вечность. И возможно, им даже довольно часто казалось, что так оно и есть.

Днем густой полог листвы простирался над их головами, скрывая небо, так что у них создавалось ощущение, что они едут по бесконечному зеленому туннелю – по этой тысячемильной дороге сквозь джунгли – под ветвями, склоняющимися от тяжести экзотических фруктов и цветов, сияющих миллионами оттенков. Воздух трепетал от щебета птиц, криков попугаев и макао, болтовни обезьян-ревунов. Им слышались совершенно новые звуки – звуки, которых (они были в этом уверены) не слышал до них ни один человек. Порой, мчась по дороге в темноте, они замечали странный, огромный силуэт тапира, его удлиненное рыло, будто он – помесь осла и кабана; а не то им попадались на глаза водосвинки-капибара – стофунтовые грызуны влажных джунглей, и они спрашивали себя: уж не попали ли они в какое-то зачарованное царство или на самом деле им просто все еще снятся сны? Цвет, цвет, цвет: всепобеждающий зеленый, всевластный правитель здешнего мира, разнообразился воронкообразными цветами самых разных оттенков – голубыми, сиреневыми, оранжевыми, красными, и Бадди подумал, что даже щедрое плодородие Байю бледнеет по сравнению с великолепием этих джунглей. Порой воздух полнился благоуханием, таким густым, что трудно было дышать, будто сама атмосфера обрела вес и плотность, стала субстанцией, которую он скорее ест, чем ею дышит; но даже по окончании пира ему приходилось есть еще и еще. Однажды ночью шел апельсиновый дождь, в другую ночь пролился дождь мелодий, и вихри бледных белых бабочек закружились в воздухе, заполнив атмосферу пением неизвестных насекомых.

А тут еще – его сердце: оно стало огромным, оно билось сильнее и росло, как все росло в плотной влажности джунглей. По ночам, в нервной, прерывистой дреме, когда он опирался головой о дверь кабины, а грузовик вела Ронда, когда обоим казалось, что они едут целую вечность или вообще выпали из времени на этой однообразной дороге сквозь нескончаемую зелень, Бадди мерещилось, что его сердце распухает и охватывает все его тело. Пока наконец он не превратился в одно огромное сердце, пульсирующее, алое и мерцающее во тьме.

По ночам деревья образовывали темный коридор, сквозь который они мчались по никогда не меняющейся под колесами дороге: им казалось, будто они просто парят в воздухе на одном месте, а все, что вокруг, мчится мимо, будто при скорости сто пятьдесят километров в час они вовсе никуда не едут; потом вдруг – силуэт тапира, визг тормозов, чтобы избежать столкновения, а однажды – темная огромная петля, словно толстый канат, свившийся кольцами поперек дороги, – анаконда, так что им пришлось резко остановиться и ждать, пока она уползет. Ягуары рычали в ночи, и Бадди и Ронду охватывала дрожь, что заставляло их снова переживать страхи своей юности, а иногда даже предчувствовать собственную смерть.

– Это лихорадка времени, – сказал шаман, который стал посещать Бадди во сне. – Она приходит к каждому из нас.

Однажды ночью, когда они мчались по темному языку дороги, целая группа силуэтов неожиданно вышла из теней на шоссе перед ними. В густой тьме Бадди и Ронда не могли все как следует разглядеть, но было совершенно очевидно, что это люди с ружьями, которые они сразу же нацелили в сторону их грузовика, огласив воздух непонятными криками. Ронда, которая вела машину, в мгновение ока выключила фары. Затем, ориентируясь по едва заметным лучам фонариков в руках этих людей, она направила лоу-глайдер прямо на них. Люди, пригнувшись, бросились прочь с дороги, а Бадди и Ронда помчались в темноте дальше по шоссе, сквозь джунгли, не смея включить фары, пока между ними и теми людьми не пролегло километров сорок или пятьдесят.

– Как ты это сделала? – спросил Бадди, когда наконец снова обрел дар речи. – Как ты смогла проехать весь этот путь в темноте?