Рабиндранат Тагор - Ты погляди без отчаянья… (стихотворения)

• Название: Ты погляди без отчаянья… (стихотворения)
• Автор: Рабиндранат Тагор
• Жанр: Поэзия
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-699-50999-7

Творчество величайшего поэта Индии Рабиндраната Тагора (1861–1941), писавшего на языке бенгали, давно известно и любимо в России. Еще в дореволюционные годы в переводе на русский вышло два его собрания сочинений. В миновавшем столетии его поэзию переводили выдающиеся мастера, и среди них – Борис Пастернак и Анна Ахматова. В эту книгу вошли избранные из многочисленных русских сборников Тагора лучшие переводы его лирики.

---

Мы живем в одной деревне

В той же я живу деревне, что она.
         Только в этом повезло нам – мне и ей.
Лишь зальется свистом дрозд у их жилья —
         Сердце в пляс пойдет тотчас в груди моей,
Пара выращенных милою ягнят
         Под ветлой у нас пасется поутру;
Если, изгородь сломав, заходят в сад,
         Я, лаская, на колени их беру.
                  Называется деревня наша Кхонджона,
                  Называется речушка наша Онджона,
                  Как зовусь я – это здесь известно всем,
                  А она зовется просто – наша Ронджона.

Мы живем почти что рядом: я вон там,
         Тут она, – нас разделяет только луг.
Их лесок покинув, может в рощу к нам
         Рой пчелиный залететь с гуденьем вдруг.
Розы те, что в час молитв очередной
         В воду с гхата их бросают богу в дар,
Прибивает к гхату нашему волной;
         Зачастую из квартала их весной
Продавать несут цветы на наш базар.
                  Называется деревня наша Кхонджона,
                  Называется речушка наша Онджона,
                  Как зовусь я – это здесь известно всем,
                  А она зовется просто – наша Ронджона.

К той деревне подошли со всех сторон
         Рощи манго и зеленые поля.
По весне у них на поле всходит лен.
         Подымается на нашем – конопля.
Если звезды над жилищем их взошли,
         То над нашим дует южный ветерок,
Если ливни гнут их пальмы до земли,
         То у нас цветет кадамбовый цветок.
                  Называется деревня наша Кхонджона,
                  Называется речушка наша Онджона,
                  Как зовусь я – это здесь известно всем,
                  А она зовется просто – наша Ронджона.

Из книги «Дары» («Нойбеддо») 1901

* * *

На небе багровый кровоподтек,
Который не утро, не свет предрек:
Пылают израненные вечера,
Горит погребальный огонь костра
На побережье западных вод.
Факел корысти чадит и жжет, —
Последние искры летят во мглу…
Там силам земным возносят хвалу,
Но ты не прославлен и не воспет.
Твоей бесконечной радости свет
Над берегом Инда, в восточной стране,
В терпенье, в покорности, в тишине,
В этом уменье ждать без конца
Того, что навек утолит сердца.

Из книги «Ее памяти» («Шорон») 1903

* * *

Пришла – и ушла… Приоткрыта дверь…
         Никогда не вернется домой…
Один лишь гость войдет в эту дверь, —
         Последний знакомый мой.
Придет, погасит лампаду мою,
         Подъедет его колесница.
Из дома он выведет душу мою,
         С ней в путь бездомный помчится.

Один я буду и ночь и день
         Свой здешний оканчивать труд.
Последнему гостю в последний день
         Другие мешать не придут.
Цветы и куренья будут готовы
         Для моленья в тихом дому.
Протянутся руки, к объятью готовы, —
         Я радостно гостя приму.

Та, приоткрывшая нынче дверь,
         Уходя, сказала тайком:

«Не плачь и открой перед гостем дверь,
         Перед тем, с кем ты незнаком».
Сказала: «Плети до конца плетеницу,
         От терний очисть и потом
Внеси совершеннейшую плетеницу,
         Бездомный, в свой новый дом!»

* * *

О, как ты столько дней, для всех неуловимо,
Существовала здесь, неслышна и незрима?
В заботы прятала сияние лица,
Открыта одному всеведенью творца.
Покорно-тихая, сквозь каждое мгновенье
Легко скользила ты, полна благоговенья;
Семью лелеяла любовью и трудом…
Но где таилась ты и здесь ли был твой дом?
Когда ты в ночь ушла и дверь еще зияла,
Вся красота твоя так дивно просияла!..
Вдруг все обрушилось, пред сердцем пало ниц, —
Ни плодотворных дум, ни начатых страниц…
Но ты передо мной, и ты не наважденье, —
Недвижным оком зришь всевечное рожденье.

* * *

Подруга, нет тебя ни дома, ни на гхате…
Плывешь ты в облике прекрасной Сарасвати[31]
В столистом лотосе, и музыка звучит;
Желаний озеро у ног твоих молчит.
Ты отражением озарена вселенной.
Нет более преград красе всесовершенной,
Весь мир вокруг нее. Восторженно слиясь
Со светом истинным, теперь вкушаешь связь
С весельем всех миров. Звенят твои запястья,
Сверкают женственно и излучают счастье.
Твоя любовь жива в сердцах у смертных жен,
Твой благородный дух в их душах отражен.
Вселенский образ твой, источник благодати,
Обрел внутри меня лик Лакшми-Сарасвати.

* * *

Сегодня увидал я пачку писем старых, —
О, весть о нежности, о миновавших чарах!
Игрушки памяти… Вдали от глаз чужих
С какой заботою ты сохраняла их!

Течет река времен в беспамятстве жестоком,
И столько солнц и лун уносится потоком.
Страх обуял тебя – от дней и от ночей
Украдкой несколько любимых мелочей
Ты спрятала, сказав: «Они – моя отрада,
И у меня никто отнять не вправе клада!»
А нынче у кого найдется им приют?
Они уже ничьи, но дышат и живут,
С какой ты нежностью их берегла когда-то…
Тебя же кто-нибудь сберег ли так же свято?

* * *

Когда-то, свадебным смущенная нарядом,
Здесь, в мире суеты, со мной ты стала рядом,
И было трепетно соприкасанье рук.
По прихоти ль судьбы все совершилось вдруг?
То был не произвол, не беглое мгновенье,
Но тайный промысел и свыше повеленье.
И прожил я свой век с любимою мечтой, —
Что будем, ты и я, единством и четой.
Как из души моей ты черпала богато!
Как много свежих струй влила в нее когда-то!
Что создавали мы в волнении, в стыде,
В трудах и бдениях, в победах и беде,
Меж взлетов и потерь, – то, навсегда живое,
Кто в силах довершить? – Лишь мы с тобою, двое.

* * *

Нисходит полумрак и синим краем сари
Окутывает мир в его грязи и гари, —
Дом развалившийся, одежды рваной срам.
О, пусть, подобная спокойным вечерам,
Скорбь о тебе сойдет в мой бедный дух и мглою
Всю жизнь окутает с ее тоской былою,
Когда влачился я, изношен, хил и хром.
О, пусть она в душе, сливая зло с добром,
Мне начертает круг для золотой печали.
Желаний в сердце нет, волненья замолчали…
Да не предамся вновь глухому мятежу, —
Все бывшее ушло… Туда я отхожу,
Где пламя ровное в светильнике свиданья,
Где вечно радостен владыка мирозданья.

Из книги «Посвящения» («Утшорго») 1903

* * *

Я, как безумный, по лесам кружу.
       Как мускусный олень, не нахожу
       Покоя, запахом своим гонимый.
О ночь фальгуна! – все несется мимо:
И южный ветер, и весны дурман.
       Какая цель меня во мгле манила?..
       К чему стремлюсь – безумье и обман,
              А что само дается, мне не мило.

И вырвалось желанье из груди.
       То мечется далеко впереди,
       То вырастает неотвязным стражем,
То кружит вкруг меня ночным миражем.
       Теперь весь мир моим желаньем пьян,
       А я не помню, что меня пьянило…
       К чему стремлюсь – безумье и обман,
              А что само дается, мне не мило.

Увы, моя свирель сошла с ума:
       Сама рыдает, буйствует сама,
       Сошли с ума неистовые звуки.
Я их ловлю, протягиваю руки…
       Но мерный строй безумному не дан.
       По морю звуков мчусь я без кормила…
       К чему стремлюсь – безумье и обман,
              А что само дается, мне не мило.

* * *

Тяжесть вязкой смолы в аромате мечтает излиться,
       Аромат навсегда в смоле затвориться готов.
И мелодия просит движенья и к ритму стремится,
       И торопится ритм к перекличке певучих ладов.
Ищет смутное чувство и форму, и четкие грани.
       Форма меркнет в тумане и тает в бесформенном
                сне.
Безграничное просит границ и тугих очертаний,
       И предел растворяется вновь —
               в беспредельной волне.
Кто в веках утвердил законы старинного спора:
       Созидание – в смерти, в покое – огонь
                мятежа?
Все стесненное молит свободы и жаждет простора,
       А свобода – ищет жилища и ждет рубежа.

* * *

Та женщина, что мне была мила,
Жила когда-то в этой деревеньке.
Тропа к озерной пристани вела,
К гнилым мосткам на шаткие ступеньки.

Названье этой дальней деревушки,
Быть может, знали жители одни.
Холодный ветер приносил с опушки
Землистый запах в пасмурные дни.

Такой порой росли его порывы,
Деревья в роще наклонялись вниз.
В грязи разжиженной дождями нивы
Захлебывался зеленевший рис.

Без близкого участия подруги,
Которая в те годы там жила,
Наверное, не знал бы я в округе
Ни озера, ни рощи, ни села.

Она меня водила к храму Шивы,
Тонувшему в густой лесной тени.
Благодаря знакомству с ней, я живо
Запомнил деревенские плетни.

Я б озера не знал, но эту заводь
Она переплывала поперек.
Она любила в этом месте плавать,
В песке следы ее проворных ног.

Поддерживая на плечах кувшины,
Плелись крестьянки с озера с водой.
С ней у дверей здоровались мужчины,
Когда шли мимо с поля слободой.

Она жила в окраинной слободке,
Как мало изменилось все вокруг!
Под свежим ветром парусные лодки,
Как встарь, скользят по озеру на юг.

Крестьяне ждут на берегу парома
И обсуждают сельские дела.
Мне переправа не была б знакома,
Когда б она здесь рядом не жила.

* * *