Коллектив авторов - Полдень, XXI век (июнь 2011)

• Название: Полдень, XXI век (июнь 2011)
• Автор: Коллектив авторов
• Издательство: Литагент «Вокруг Света»30ee525f-7c83-102c-8f2e-edc40df1930e
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2001
• ISBN: 978-5-98652-356-9

В номер включены фантастические произведения: «Конечная остановка» Павла Амнуэля, «Черный квадрат» Виктора Мальчевского, «Горбатого…» Андрея Малышева, «Случай из жизни художника» Андрея Собакина, «Будто медом намазано» Елены Дубровиной, «…Где живет Кракен» Олега Кожина, «Город» Михаила «Зипы» Зипунова.

---

Оказывается, пока я занимался журналистикой, в космологии изменилось практически все. Кое о чем я слышал краем уха, кое-что даже печатал в отделе научных новостей, но только теперь, обложившись журналами и каждую минуту заглядывая в интернет в поисках комментариев, понял, как отстал.

Так я о перепутанных квантовых состояниях. Несколько групп в Германии и Нидерландах поставили эксперимент: создали связанную систему из двух элементарных частиц, а потом переместили одну из частиц на довольно значительное расстояние – несколько десятков метров, насколько я помнил. Получилось то, что ожидали, но во что не верили. Частицы остались связаны и описывались общей волновой функцией, будто расстояние между ними было равно нулю. Когда менялось состояние одной частицы, одновременно менялось состояние другой, а ведь она, по идее, не могла «знать», что произошло с напарницей!

Тогда я не связал квантовое перепутывание с космологией.

О темном веществе не вспомнил, но несколько статей прочитал с интересом.

Если темное вещество принадлежало всем эмуляциям сразу, то могло составлять единую квантовую систему, описываться общей волновой функцией. Изменение квантового состояния частицы темного вещества в любой эмуляции мгновенно должно было изменять состояние всех связанных с ней частиц во всех прочих мирах. И никаких противоречий с теорией относительности, по-скольку никакой световой сигнал не проходил из одной эмуляции в другую, никакая информация на самом деле не передавалась.

Изменение квантового состояния частицы темного вещества ни о чем, кроме самого факта изменения, сказать не могло.

Получалось, однако, что темное вещество связывает эмуляции так же крепко, как прочный канат стягивает доски плота, спускаемого по бурной реке.

В каждой эмуляции частиц темного вещества очень мало – одна-две. Может, несколько, не больше.

И что?

Я понимал, что не зря вспомнил о перепутанных состояниях, как не зря вспомнил в свое время о книге Типлера и Точке Омега. Оставалось сделать мысленный шаг, я даже представлял примерно – какой именно. Если бы я помнил себя в этой эмуляции, если бы помнил хотя бы собственные работы последних лет, если бы помнил, что сделано в физике и в космологии… Но этой памяти у меня не было – будто специально. Именно сейчас, когда я так близок к решению… Специально?

Почему нет? Если существует вселенский компьютер Точки Омега, он должен обладать ощущением цели. Он должен быть… я опять вспомнил Типлера. Вспомнил даже кляксу, которую поставил кто-то, читавший книгу до меня, – темно-коричневую, будто пролилось кофе.

«Теория Точки Омега, как и идея воскрешения, – это чистая физика. Ничего сверхъестественного, ничего такого, во что надо верить. Это настоящий атеистический материализм, и не я первый вступил на этот путь. Одновременно со мной о воскрешении писали специалист по компьютерам Ганс Моравец и философ Роберт Носик. Значит, пришло время. Раньше идеи воскрешения принадлежали к религиозным традициям иудаизма, христианства и ислама. Теперь они стали предметом научного анализа».

Я не верил в Бога. Точка Омега – не Бог. Она – конечный автомат, осознавший себя и свое предназначение, как когда-то осознал себя и понял свое предназначение человек. Точка Омега создала все возможные эмуляции миров и распределила в них темное вещество, как средство перехода от одной эмуляции к другой.

Частица темного вещества – что это? Я помнил теоретические предположения начала двухтысячных. Говорили о не известных пока науке тяжелых элементарных частицах. Говорили, что это обычное вещество, пока недоступное наблюдениям. Других идей вроде и не было.

А если…

– Вставай, быстро! – Я не заметил, как вернулась Ира, в руках у нее была моя одежда: брюки, рубашка, пиджак. – Нужно успеть, пока кастелянша не заметила пропажу.

Одевался я торопливо, под любопытствующими взглядами соседей по палате. Мы поспешили к боковой лестнице, спустились в холл, где на нас никто не обратил внимания, и вышли к проходной.

На улице… Я не узнал место. Я здесь бывал, конечно, и не раз, всегда обращал внимание на аллею акаций, за которой был пустырь, куда жильцы окружавших больницу домов сбрасывали мусор. Сейчас не было ни акаций, ни пустыря. Автобус, в который мы успели вскочить, когда он уже отъезжал от остановки, проехал мимо стандартных пятиэтажек, унылых, привычных, но на этом месте никогда не стоявших.

– Не узнаешь? – спросила Ира, почувствовав мое состояние. Я покачал головой.

Еще на лестнице я услышал, как в квартире заливался телефонный звонок. Ира взяла трубку и, пока я переодевался в домашнее, объясняла доктору, что не нужно поднимать шум, за бумагами о выписке она заедет в понедельник и, конечно, подпишет, что больница снимает с себя ответственность.

– Мне нужно поговорить с Яшаром, – сказал я, когда Ира положила трубку, – но боюсь, что не вспомню детали наших отношений, и он может подумать…

– Хочешь, чтобы я позвонила?

– Ты? – удивился я. Ира не была с моим шефом на короткой ноге, встречалась с ним несколько раз – в последний, когда мы уезжали в Израиль. Яшар пришел проводить нас на вокзал, поезд шел в Москву, оттуда нам предстояло лететь в Будапешт, прямых рейсов в Тель-Авив тогда не было, как не было и дипломатических отношений со страной-агрессором. На перроне Яшар обнял Иру и что-то прошептал на ухо. Я спросил, когда поезд отъехал и мы начали разбирать вещи. «Сказал, чтобы я тебя берегла, потому что ты совсем не практичный и на новом месте не сможешь толком сориентироваться».

– Ты не помнишь… – Ира подошла и уткнулась лбом мне в плечо. – Мы довольно дружны семьями. На прошлой неделе Яшар к нам приезжал с Элей и Джавидом, я испекла «пражский»…

Я помнил, что Джавид болел диабетом, болезнь была наследственной, к семи годам мальчик почти ослеп, к двенадцати плохо ориентировался в пространстве и умер, когда ему исполнилось четырнадцать.

– Джавид здоров, – шепнула Ира, поняв, о чем я подумал. – Яшар не удивится, если позвоню я, можешь мне поверить.

Я должен был придумать вопрос, который не навел бы Яшара на мысль о моем умопомрачении.

– Спроси, не брал ли он на выходные ксерокопию статьи Цвикки о скрытой массе в галактиках.

Ира почему-то говорила по телефону так тихо, что, сидя на диване, я не слышал почти ни слова, только «в порядке», «хочет», «конечно».

Ира подошла и села рядом. Положила ладонь мне на колено привычным жестом.

– Нет такой работы у Цвикки, – сказала она. – Яшар удивился, что ты спрашиваешь. В прошлом месяце ты заказывал в Москве библиографию работ Цвикки и еще одного… не запомнила фамилию.

– Бааде, – подсказал я.

– Точно. Пакет прибыл позавчера, и ты внимательно изучил текст, потому Яшар и удивился вопросу.

Ира пошла на кухню готовить ужин, а я лежал, закрыв глаза, в голове скапливалась тяжесть, будто темное вещество заполняло извилины. Я не мог соотнести друг с другом очевидные, казалось бы, вещи, и в то же время идеи, казалось бы, не сопоставимые, склеивались и порождали парадоксальный вывод, который нужно было запомнить, а лучше – записать, но мне не хотелось ни двигаться, ни напрягать память.

Темное вещество. Память. Эмуляции. Точка Омега. Мы с Ирой. Где связь?

* * *

– Расскажи, – попросил я, когда мы сели ужинать. – Как мы познакомились? Здесь.

– На третьем курсе. Ты подхватил пневмонию и оказался в Шестой больнице, а я лежала на обследовании.

– На обследовании? – спросил я с подозрением.

– У меня подозревали воспаление желчного пузыря, – объяснила Ира, и я кивнул: было у нее, действительно, воспаление, но не в университете, а потом, когда родилась Женечка.

– Мы как-то оказались за одним столом в больничном буфете, ели полусырую запеканку, и я сказала, что надо ею главврача накормить. Ты ответил…

Она помолчала. Думала, теперь я вспомню?

– Что я ответил? – спросил я с любопытством.

– Не помнишь? – разочарованно сказала Ира.

Я покачал головой.

– И я не помню. Что-то запоминается навсегда, а что-то, может, гораздо более значительное, выпадает. Помню, из буфета мы вышли вместе, а вечером стояли у окна в конце коридора, ты мне хотел показать созвездия, но на улице светили фонари. Ты стал тыкать пальцем в небо и говорить: тут Вега, только ее не видно, а тут Альтаир, его не видно тоже, а там Кассиопея, похожая на перевернутую латинскую дубль вэ, и она, конечно, тоже не видна.

– Прогулка по невидимому небу, – пробормотал я.

– Да. – Ира грустно посмотрела мне в глаза. – Ты сказал:

«Выйдем из больницы, поедем за город, и я покажу вам все, что вы сейчас не увидели».

– Я так сказал? – поразился я. Я помнил себя в те годы – и в прежней жизни помнил, и в эмуляциях, что минули, как станции на пути мчавшегося поезда. Я был застенчив и полон комплексов. В университетские годы я не предложил бы мало знакомой девушке поехать ночью за город. Значит, в этой эмуляции я не только лишился памяти, но был в каком-то смысле другим человеком.