Коллектив авторов - Полдень, XXI век (июнь 2011)

• Название: Полдень, XXI век (июнь 2011)
• Автор: Коллектив авторов
• Издательство: Литагент «Вокруг Света»30ee525f-7c83-102c-8f2e-edc40df1930e
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2001
• ISBN: 978-5-98652-356-9

В номер включены фантастические произведения: «Конечная остановка» Павла Амнуэля, «Черный квадрат» Виктора Мальчевского, «Горбатого…» Андрея Малышева, «Случай из жизни художника» Андрея Собакина, «Будто медом намазано» Елены Дубровиной, «…Где живет Кракен» Олега Кожина, «Город» Михаила «Зипы» Зипунова.

---

– Потому существует не один вариант вселенной, а почти бесчисленное множество: квантовые системы при взаимодействиях создают новые миры, как ветви на дереве. Только поэтому квантовые компьютеры и могут работать – и даже решать еще не поставленные задачи.

– Да-да. Ты мне потом рассказывал: так, мол, возникают озарения, неожиданные прозрения и даже ясновидение. Квантовый компьютер Вселенной – а мозг, ты говорил, тоже работает по принципам квантового компьютера – время от времени сообщает решения задач, которые еще даже не поставлены.

– Что до нас Вселенной? – Я хотел покачать головой, но лежа не получилось, я только зарылся носом в подушку.

– А что до нас Точке Омега? – спросила Ира.

– Это, – сказал я, – самый главный вопрос. Для чего-то именно мы с тобой сохранили память о первой жизни. И для чего-то переходили из одной эмуляции в другую, пока не…

Я запнулся, но Ира продолжила мою мысль:

– Пока не оказались там, где ты потерял память.

– Только одну.

– Только ты.

– Я знаю ответ, – сказал я и сел на кровати. Ира смотрела на меня снизу вверх, и я подумал, что она тоже знает ответ, только не может его сформулировать.

Я говорил сейчас не с Ирой и даже не с самим собой. Как мне казалось, я произносил слова, чтобы они стали материальным движением воздуха, точкой невозврата. Слово не воробей. Сказанное не вернуть.

– Эмуляции Точки Омега – последняя стадия эволюции квантового мира перед почти мгновенным сжатием в точку, в сингулярность[2]. Масса темного вещества максимальна. Максимальна накопленная за десятки миллиардов лет информация о классических мирах. В каждой эмуляции всего одна-две – максимум несколько – частиц темного вещества.

Одна-две частицы, связывающие эмуляции в единое квантовое целое, поскольку все частицы темного вещества находятся в перепутанном состоянии. И соответственно, по числу частиц темного вещества, один-два – максимум несколько – разумных существ, способных переходить из одной эмуляции в другую.

– Почему? – Ира лежала, закрыв глаза, так она лучше воспринимала мои слова или, наоборот, отгородилась от того, что я говорил.

– Потому что темное вещество объединяет все эмуляции.

Почти бесконечное число. И только те разумные, которые…

Я замялся. Я знал, но не находил слов. Правильных слов еще не существовало.

Ира поняла.

– Мы с тобой.

– Да.

– Квантовый компьютер решил задачу?

– Да. Эмуляции могут существовать вечно. Это ведь конечные автоматы, которые, исчерпав запас вариантов, повторяют их снова и снова, пока не будут остановлены.

– В этом мире мы будем жить снова и снова, повторяя одно и то же…

– В этом или любом другом.

Ира поднялась и отошла к окну, повернулась ко мне спиной, я видел, как она напряжена, я знал, о чем она сейчас думала, и не мог ничем помочь, потому что решение было только одно. Она это знала, но принять не могла.

– Я не хочу здесь жить, – сказала Ира, не оборачиваясь. – Твой вселенский компьютер знал, что делает. Он специально переместил нас в такой мир, где мне плохо… нам… чтобы мы… ты… что-то сделал, да? Если ты все знаешь об эмуляциях, то, наверно, и сделать можешь что-то?

Сделать я не мог ничего. Что может сделать с огромным материальным миром маленький человек?

– Ты слышал, что я сказала?

– Слышал, – отозвался я.

– Ты должен что-то сделать.

Ира никогда не говорила со мной таким тоном.

«Новый закон природы мы сначала просто угадываем».

– В пятницу вечером, – сказал я, – мы были у Лёвы. Почему мы пошли к нему?

Почему этот вопрос показался мне важным?

Ира пожала плечами:

– Первый раз? Правда, обычно вы встречаетесь без меня.

Есть о чем поговорить, чтобы я не слышала?

Почему в ее голосе звучала не только ирония, но и плохо скрытое раздражение?

– Но в тот вечер – почему? Ты помнишь, а я – нет.

Ира, наконец, повернулась и посмотрела на меня с удивлением.

Она говорила о важных для нее вещах, почему я перевел разговор?

– Ну… – протянула она. – Я смотрела телевизор, фильм Шукшина «А поутру они проснулись». Кстати, хорошее кино, такого Шукшин не снимал там, где…

Она всхлипнула, вспомнив фильм Шукшина, который мы с ней видели вместе – «Калину красную».

– Когда кино закончилось, я выключила телевизор, хотела поделиться с тобой впечатлениями, зря ты не смотрел, но ты сказал: «Давай поедем к Лёве, хочу кое-что обсудить». – «Поздно уже, одиннадцатый час», – говорю я. А ты: «Неважно».

– Я позвонил, чтобы предупредить, и мы пошли, – сказал я. Это был не вопрос, я помнил, что в прежней жизни мы всегда созванивались.

– Нет, – покачала головой Ира, – ты не стал звонить.

– О чем мы говорили?

– О Горбачеве. Лёва рассказал о закрытом заседании парткома. Будто на пленуме ЦК генеральным избрали Горбачева, но пока официально не сообщают. Видимо, на будущей неделе будет открытый пленум…

– Господи! – воскликнул я. – При чем здесь… Извини. Наверно, мы и об этом говорили. Но сначала или потом… что-то связанное с космологией? Нет? Устройством Вселенной? Жизнью на Земле? Скрытой массой?

Ира молча смотрела мне в глаза. Нет, нет, нет.

– Спросим у Лёвы, – решительно сказал я. – Одевайся.

– Лучше тебе сегодня оставаться дома. Позвони.

– Одевайся, – повторил я, и Ира поняла, что не нужно спорить. Она ушла в спальню, а я подошел к столу и выдвинул ящики один за другим.

Куда я положил… Я не знал, что хочу найти, но почему-то был уверен, что, если найду, то сразу пойму.

– Миша! – крикнула из спальни Ира. – Посмотри в тумбочке под телевизором! Кажется, я туда положила мои зеленые бусы.

Зачем ей надевать бусы, если мы едем к Лёве, которому все равно, явится Ира в бальном платье или спортивном костюме?

Бус в тумбочке не оказалось, но вместо них я обнаружил свернутый вчетверо лист бумаги с текстом, написанным моей рукой.

– Ира! – крикнул я. – Бус нет в ящике.

Она выглянула из спальни – полностью одетая, с расческой в руке – и окинула меня недоуменным взглядом, от которого у меня кольнуло сердце.

– Зачем мне бусы, если мы едем к Лёве?

Резонный вопрос, я сам хотел спросить ее об этом пару минут назад.

– Ты сказала, чтобы я взял их в тумбочке под телевизором.

Ира подошла, продолжая елозить расческой по уже уложенным волосам.

– Я не просила, – сказала она. – С тобой все в порядке? Может, все-таки останемся дома?

– Все в порядке, – пробормотал я.

– Тогда одевайся. Я уже готова, а ты нет.

Мог ли я дать голову на отсечение, что подсказка Иры не прозвучала у меня в голове, как у пророков звучит в сознании Глас Божий?

– Сейчас, – сказал я и поднес к глазам листок.

Не так уж много там было написано. С первого взгляда мне показалось, что лист заполнен полностью, а оказалось – на треть.

«Полная плотность темного вещества в Точке Омега такова, чтобы поддерживать Вселенную в состоянии неустойчивого равновесия между расширением и сжатием. Неустойчивость чувствительна к изменениям сколь угодно малых параметров. В теории хаоса бабочка, взмахнув крылом в Австралии, может вызвать ураган в Канзасе. Человек, перебежавший улицу на красный свет и резко остановившийся перед пронесшейся мимо машиной, может вызвать много миллиардов лет спустя изменения в состоянии Точки Омега, достаточные, чтобы Вселенная…»

Текст обрывался на середине предложения.

Где причина, где следствие? Текст был намеренно оборван, чтобы не длить уже понятое объяснение, или я сумел понять все, что нужно, из случайно оборванного текста?

Бумага появилась в ящике, потому что мне оказалась нужна подсказка, или я понял, как следует поступить, потому что в тумбочке нашелся нужный текст?

Одно я знал точно: бумага и текст – не из этой эмуляции.

Как и я сам. И голос Иры, подсказавший мне, где я спрятал подсказку. Если спрятал.

Такое невозможно проверить. Находишь в неожиданном месте неожиданную вещь и не можешь вспомнить, сам ли положил ее туда, хотя и уверен, что не клал. Человек часто вспоминает то, чего никогда не переживал, но знал по рассказам очевидцев. И часто забывает то, чему был свидетелем.

– Ты идешь или передумал? – нетерпеливо спросила Ира из прихожей.

* * *

У Лёвы, похоже, ничего не менялось в жизнях. Он был таким, каким я его помнил: немного обросшим, немного небритым, насколько это позволяли приличия и преподавательский статус – философ, дескать, может и даже должен выделяться некоторой отстраненностью, выбрать имидж, не нарушающий (во всяком случае, явно) порядков советского общежития, но показывающий, что это личность немного не от мира сего.

– Хорошо, что вы пришли. У меня новость, – объявил он, когда мы сели на свои обычные места (я не ошибся – уселся на табурет возле стены, и Лёва не окинул меня удивленным взглядом).

Я не удержался и сказал:

– Горбачева избрали, наконец?

– Откуда ты знаешь? – с подозрением поинтересовался Лёва.