Андрей Никитин - Исследования и статьи

• Название: Исследования и статьи
• Автор: Андрей Никитин
• Издательство: АГРАФ
• Жанр: История
• Год: 2001
• ISBN: 978-5-7784-0041-2

В книге рассматриваются вопросы достоверности сведений древнейших русских летописей, используемых для реконструкции событий ранних веков русской истории.

Первая часть посвящена анализу структуры, хронологии, терминологии и стилистики «Повести временных лет», вопросам ее авторства, количеству редакций, их объемов, датировок и вероятного времени сложения окончательного текста.

Во второй части исследуются спорные вопросы текстологии и атрибуции памятников русской письменности и искусства XII–XV вв. (Ипатьевская летопись, «Слово о полку Игореве», «Задонщина», «Троица» Андрея Рублева), а также ряда событий истории XIV–XVI вв. (Куликовская битва, второй брак Василия III, опричнина Ивана IV).

Книга рассчитана на специалистов по истории России, историков литературы, преподавателей вузов, студентов, а также на широкий круг читателей, интересующихся этими вопросами.

Рекомендуется в качестве пособия для семинарских занятий.

* * *

Книга содержит таблицы и inline-картинки.

---

За два года до «выхода» Дмитрия Ольгердовича произошло еще одно событие политического порядка, имевшее важные последствия: в августе 1378 г. московские войска, без предупреждения и договоренности вступив в пределы Рязанского княжества, наголову разбили на р. Воже двигавшихся к Москве ордынцев[186]. Впервые московские воеводы предприняли тактику контрудара, причем не на своей, а на чужой территории, показав, что они не намерены считаться с «рязанским суверенитетом». Ответный удар Мамая, прошедшего «огнем и мечом» Рязанскую землю[187], но не рискнувшего переступить московские рубежи, не повлиял на сложившуюся политическую ситуацию, хотя всем было ясно, что скорого столкновения между Москвой и Ордой не избежать.

Наконец, весной 1380 г. в Москве был подписан договор о мире и дружбе с Новгородом Великим[188]. Он развязывал руки московскому князю, который теперь мог не опасаться возможного сговора новгородцев за его спиной с Литвой или с Тверью. Договор оказался как нельзя более кстати: в августе того же 1380 г. рязанский князь Олег Иванович прислал в Москву сообщение, что Мамай стоит на реке Воронеже и собирает войска, договорившись о совместных действиях с Ягайло[189].

Последующие события историческая традиция рисует следующим образом[190].

Московское войско и дружины союзных князей должны были собраться в Коломне, у впадения в Оку Москва-реки, к 15 августа 1380 г. Три дня спустя, 18 августа, Дмитрий Иванович с князьями и боярами посетил обитель преподобного Сергия, получил благословение на битву, а в помощь — двух иноков, братьев Пересвета и Ослебю. 20 августа он уже был в Коломне, преодолев за сутки около 200 километров пути от Троицкой обители до берега Оки, потому что утром этого дня войска выступили из города. 24-го августа они перешли Оку возле Лопасни, а 5-го сентября вышли к верховьям Дона. Простояв на берегу Дона около двух суток, 7-го сентября войска форсировали реку и к вечеру того же дня вышли к речке Непрядве, за которой и было решено дать сражение Мамаю. На следующее утро, перед битвой, к Дмитрию пришел посланец троицкого настоятеля с благословенной просфорой и «грамоткой»[191], после чего была одержана полная победа над ордынцами[192]. Что касается Пересвета и его брата Ослеби, то, согласно распространенному преданию, оба они погибли в битве и были вместе похоронены в Москве «близ монастыря Симонова»[193].

Такова — традиционно — общая последовательность событий. Однако, насколько она верна и какое место занимают в ней интересующие нас Пересвет и Ослебя?

2

О событиях сентября 1380 г. мы знаем по четырем произведениям, весьма отличным по своему характеру и содержанию. Это так называемая Летописная повесть, «Житие Сергия Радонежского», «Задонщина» и «Сказание о Мамаевом побоище». Начать их рассмотрение следует с Летописной повести, источника наиболее раннего, сохранившегося в составе летописных сводов в двух редакциях — Краткой и Пространной.

Большинство исследователей согласно, что Краткая редакция летописной повести возникла вскоре после самого события и до 1409 г., как определяют создание пергаменной Троицкой летописи, которая погибла в московском пожаре 1812 г. О том, что она содержала интересующий нас текст в его Краткой редакции, известно по выпискам из этой летописи Н. М. Карамзина[194]. Такие же списки Повести, повторяющие друг друга почти дословно, сохранились в составе Рогожского летописца (середина XV в.) и Симеоновской летописи (начало XVI в.)[195]. Вчитываясь в ее текст, можно заметить, что ее Краткая редакция представляет своего рода микро-свод из следующих сюжетов: 1) сообщения о битве, обрывающейся на указании ее точной даты («Се бысть побоище месяца септября в 8 день, на Рожество святыя Богородица, в субботу, до обеда»), 2) краткого перечня погибших князей и бояр, 3) сообщения о торжестве победителей («стояше на костех») и возвращении их с трофеями в Москву. К этому присоединены: 4) сообщение о рязанском князе Олеге, бежавшем с семьею от татар, и 5) о судьбе Мамая и отправке к Тохтамышу послов с дарами и поздравлениями.

При всей сюжетной стройности в рассказе о битве явственно проступает соединение двух текстов, повествующих об одном событии, отчего происходит как бы удвоение факта[196]. В других случаях можно заметить уточнения, например: «И переехав Оку, прииде ему пакы другыя вести. Поведаша ему Мамая за Доном собравшася, (в поле стояща и) ждуще к собе Ягайла на помощь, (рати литовскые). Князь же великий поиде за Дон. И бысть поле чисто и велико зело, и ту сретошася поганые половци, (татарские полци), (бе бо поле чисто на усть Непрядвы)» и т. п.

Взятые в скобки слова и фразы звучат вторично по отношению к основному тексту, достаточно емкому и лаконичному, восходящему, скорее всего, к первоначальной записи конца XIV или начала XV века. Нет здесь и названия поля «Куликово»: оно появилось в текстах не ранее середины XV в. или еще позднее. Особое значение приобретает тот факт, что даже в переработанном к середине XV в. варианте этого текста нет никакого намека на поединок Пересвета с ордынским богатырем. Согласно повести, битва началась сразу: «И ту исполчишася обоим и устремишася на бой, (и соступишася обои), и бысть (на долзе часе) брань крепка и сеча зла. (Чрес весь день сечахуся и падоша мертвых множество бесчислено от обоих). И поможе бог князю великому Дмитрию Ивановичю». О том, что фраза «чрес весь день…» вторична, говорит тот факт, что во всех остальных источниках, в том числе и в Пространном варианте Повести, продолжительность сражения указана предельно точно: «с шестого до девятого часа», т. е. по современному счислению времени — с 11-ти часов утра до 2-х часов пополудни.

В Краткой редакции имя Пересвета находится только в перечне погибших князей и бояр, причем в самом конце списка. Сейчас можно считать доказанным, что этот перечень воспроизводит официальный государственный синодик, причем в одном из его древнейших списков середины XV в. имя Пересвета отсутствует[197], как отсутствует оно и в синодике Троицкого монастыря, в который Пересвет должен был быть внесен, если он был троицким иноком.

В Пространной редакции летописной повести, сохранившейся в составе сводов конца XV — первой половины XVI в., содержится та же фактическая основа, расширенная за счет отступлений, картин, объяснений, превративших изначальный текст в литературное произведение с диалогами и психологическими характеристиками героев, на материале которого позднее будет создано «Сказание о Мамаевом побоище»[198]. Кроме точных календарных дат и часов суток, повесть дополнена сообщениями, что на помощь московскому князю пришли два сына Ольгерда, Андрей, князь полоцкий, но не с полочанами, а, как и следовало ожидать, с псковичами, и Дмитрий, князь брянский и трубчевский, «со всеми своими мужи». Здесь же читатель узнает, что московского князя и его войско на битву благословил не Сергий, о свидании с которым летописец не знает, а коломенский епископ Герасим. Последнее представляется тем более правдоподобным, что при заданных календарных сроках на поездку к Троице и возвращение к войску просто не оставалось времени. И как бы подтверждая такой вывод, Пространная повесть сообщает, что троицкий игумен послал московскому князю вдогонку «грамоту» с благословением, которую тот получил за два дня до Рождества Богородицы, то есть 5-го или 6-го сентября, когда войско стояло на берегу Дона в раздумье перед дальнейшим шагом. Письмо от Сергия, ободрившее Дмитрия, сыграло свою роль: в тот же день началась переправа через Дон, навстречу Мамаю [Ск., 19].

В Пространной редакции летописной повести тоже ничего не говорится о поединке Пересвета с ордынцем. Битва началась столкновением армий: «И бысть сеча зла и велика, и брань крепка <…> и много руси побьени быша от татар, и от руси татары, паде труп на трупе». Только в конце, в значительно расширенном перечне павших (но опять на последнем месте) мы находим имя Александра Пересвета [Ск., 22]. Однако расширение списка героев не должно вводить в заблуждение. Как выяснил Ю. К. Бегунов, увеличение количества имен произошло не за счет уточнения действительных потерь, а за счет людей, погибших или до, или же — много позже интересующей нас даты[199]. Однако именно в этом перечне к имени Пересвета дано примечание, которое трудно посчитать случайным или выдуманным, поскольку оно никак не связано ни с битвой, ни с действующими лицами: называя Александра Пересвета, автор заметил, что он — «бывый прежде болярин брянский».

Вторым по своей значимости источником, содержащим сведения о событиях 1380 г. и текстуально не зависящим от обеих редакций летописной повести, является «Житие преподобного Сергия Радонежского» в его древнейших вариантах, изданных еще Н. С. Тихонравовым[200].

Автором первой редакции «Жития…» традиционно полагают инока Троицкой обители Епифания (Премудрого), сподвижника Сергия. На протяжении многих лет он близко знал преподобного, а затем опрашивал современников, собирая сведения о детстве и юности своего наставника. Труд Епифания был закончен между 1418 и 1420 годами, то есть четверть века спустя после смерти самого Сергия[201], однако его текст известен лишь по отдельным фрагментам, с той или иной степенью достоверности вычленяемым из текста «Епифаниевских редакций», принадлежащих в большей своей части перу Пахомия Логофета (Серба), работавшего во второй четверти XV в.[202] Последнее обстоятельство позволяет рассматривать тексты суммарно, поскольку дело касается исключительно рассказа о свидании московского князя Дмитрия Ивановича с Преподобным.