Елена Грушковская - Багровая заря

• Название: Багровая заря
• Автор: Елена Грушковская
• Жанр: Фэнтези

Вы спрашиваете, кто я?

Всё началось с того, что я увидела существо на дереве. Её звали Эйне. Она была хищником.

Я почувствовала вкус крови и больше не могла есть человеческую пищу.

Меня сочли наркоманкой.

Меня арестовали за убийство, которого я не совершала.

Мне было некуда идти. Дорогу обратно к людям мне закрыла моя собственная могила и свидетельство о смерти.

Моя природа необратимо изменилась.

Я не боюсь солнца, распятия, чеснока, святой воды, серебра. Мне доводилось убивать себе подобных. И они тоже пытались убить меня. Война, предательство, насилие, боль. Ярость, одиночество, отчаяние.

Единственное существо на свете, которое я люблю — моя младшая сестрёнка, которая называет меня мамой. Она человек, а я хищник.

Когда на старом каирском кладбище меня пригвоздили к телу Эйне, по железной пуповине от неё ко мне перешло что-то.

Она заразила своим вечным поиском. Она сказала: «Может, тебе это удастся». Что? Я не знаю.

Здесь нет гламура и глянца. Я далека от этого. Драконов, ведьм, единорогов, эльфов тоже нет. Я ничего не приукрасила, но и не скрыла. Если местами получилось жёстко — значит, так оно и было. А если местами ком в горле — значит, так было тоже.

Я — Аврора Магнус, и вы, скорее всего, побоялись бы сблизиться со мной и стать мне другом. Вы спрашиваете, кто я?

Я — хищник, а вы — человек.

А к тем, кто, прочитав это, скажет: «Так не бывает», хочу обратиться словами моего наставника Оскара: «Человеческие знания несовершенны и неполны, и люди являются заложниками той картины мира, которую они себе создали. Мир — одна большая иллюзия. Реальность такова, какой мы её представляем. Сейчас у вас есть шанс познать иную реальность… Увидеть мир так, как видят его хищники, и немного — на время чтения — пожить в нём так, как живут они».

---

Вязальные спицы нам давали без особых опасений: большого вреда хищнику таким «оружием» нанести нельзя. Кроме того, реакции у узников, ослабленных кроличьей кровью, изрядно замедлялись, и надзирателю не составляло труда опередить удар. Одна узница поплатилась за такую попытку жизнью: ей снесли голову прежде, чем она подняла руку. Заныкать хотя бы одну спицу было невозможно: им вёлся строгий учёт. Если недосчитывались хоть одной штуки, страдали все. Психологическая встряска в виде грубого обыска была гарантирована, а виновному — ещё и месяц в карцере, на урезанном вдвое пайке. Такие меры способствовали тому, что случаи пропажи спиц были очень редки. Впрочем, заныкать — только полдела, надо ещё суметь воспользоваться. А вот воспользоваться ими в качестве травматического оружия не удавалось. Почему — было сказано выше.

Связав при свете свечи одну пару маленьких детских носочков, я не сдала их, как всё остальное, для реализации, а оставила себе. Я вязала их для Карины. Я знала, что к ней они не попадут, но связала их просто так, чтобы, глядя на них, думать о ней. «Я люблю тебя, Карина», — с этим заклинанием я засыпала и просыпалась, и оно не давало мне сойти с ума или превратиться в злобное тупое животное. Дни и ночи шли, Карина жила на добытые мной во время моей жизни в горах деньги — деньги, которые могли послужить злу, но теперь кормили, поили и одевали её. Эти дни и эти ночи, похожие друг на друга, как близнецы, работали на осознание мной того, что общество хищников, в которое меня заманил сладкоречивый Оскар, ничем не лучше, а в чём-то и хуже человеческого. Эта мысль могла привести в отчаяние, но отчаяние я прогоняла злостью, а от лишней злости избавлялась, думая о Карине. Прижимая к губам носочки, которые никогда не были и не могли быть надеты на её ножки, я всё равно чувствовала её тепло, и только благодаря ему я смогла вытерпеть всё, остаться в живых и сохранить своё «я» неизменным.

5.9. Позитивное мышление

«Водные процедуры» были ещё одной возможностью для общения, и более свободного, чем во время работы: в помывочной надзиратели не присутствовали, а дежурили за дверью. Мужчины и женщины мылись раздельно; летом обходились холодной водой, зимой Ингвар добавлял в каждый тазик по ковшику горячей. Я подружилась с ним. Этот кусок немецкого сала, в отличие от охраны, не был злобен и не находил удовольствия в издевательстве над узниками, и я питала к нему симпатию. Нравился он и другим узникам. Среди нас было несколько его соотечественников, и он никогда не упускал возможности поговорить с ними по-немецки.

«Водной процедуре» предшествовало бритьё головы, обязательное для всех независимо от пола; отрастающая щетина беспощадно уничтожалась, и даже пятимиллиметровый ёжик был непозволительной роскошью. Женскую часть осуждённых Ингвар умел развеселить шутками о практичности такой причёски и высказываниями наподобие того, которым он утешил меня в день моего прибытия в замок, когда он впервые сделал мне эту причёску. Его слова о разнице в десять дюймов — такова была приблизительная высота моего черепа от макушки до шеи — навсегда запомнились мне: заострённое железо сняло только мои волосы, хотя могло снять и голову. Его умение во всём видеть положительную сторону было поразительным, а умение убедить других в существовании этой положительной стороны и вовсе не поддавалось измерению, поэтому на «водные процедуры» мы шли не только за очищением тела, но и за порцией общения и оптимизма. И никакие надзиратели не могли этому помешать.

5.10. Друг, крепись

Календарь и часы заключённым иметь не полагалось, но вести счёт времени было можно на основе регулярного события: раз в две недели — банный день. Подобно узнику замка Иф, я царапала стену у своего изголовья вязальной спицей: короткие чёрточки означали недели, длинные — месяцы. Мой предшественник тоже вёл такой календарь, но избрал для этой цели место на противоположной от койки стене, ближе к углу. А под койкой я нашла послание, нацарапанное чем-то острым:

«Меня завтра выпускают. Друг, крепись. Я выжил, и ты выживешь».

5.11. Дамочка

Нас покинул наш доктор. Никто нам не объяснял, почему, но, как бы то ни было, на некоторое время мы остались без врача. А потом у нас появилась док Гермиона.

После побудки и утреннего обхода нас выстроили в замковом дворе, несмотря на дождь. Начальник тюрьмы прохаживался перед строем в синих утренних сумерках, поблёскивая капельками дождя на плечах чёрного кожаного плаща, и поглядывал на часы. Кажется, мы кого-то ждали.

Наконец загромыхали главные ворота. В предрассветной тишине послышался странный звук, похожий на стук женских каблучков: цок, цок, цок. Повеяло духами, и мы увидели заместителя начальника Максимуса, который шёл в сопровождении маленькой стройной фигурки в белом плаще и красных сапожках, укрывающейся от дождя под красным зонтиком. Следом два надзирателя тащили чемоданы. Начальник тюрьмы галантно поприветствовал даму и сказал, обращаясь к строю:

— Прошу любить и жаловать… Это наш новый врач, доктор Гермиона Горацио.

Мы во все глаза смотрели на это чудо. Строго говоря, красавицей доктора Гермиону назвать было нельзя: она была низкорослая, щупленькая и большеротая, с серыми глазами и вздёрнутым носиком. Украшали её только чудесные каштановые волосы: схваченные на затылке заколкой, они крупными волнами и завитками спускались ниже её пояса. Маленькие ручки в красных перчатках держали коричневый докторский чемоданчик. Мой другой сосед, Цезарь, номер двадцать восемь, огромный черноглазый красавец родом из Венесуэлы, прошептал:

— Ух ты, дамочка!..

Доктор Гермиона услышала и строго посмотрела на него из-под своего красного зонтика, а мой сосед расплылся в глупой восторженной улыбке. Строгая доктор Гермиона вдруг тоже улыбнулась, но тут же снова приняла суровый и неприступный вид.

Ночью Цезарь так ворочался на своей койке, что мне было это слышно через стену. Я спросила его, не заболел ли он, а он ответил:

— Как бы я хотел заболеть! И чтобы она меня лечила!

5.12. Док

К доктору-«дамочке», к тому же, такой маленькой и щупленькой, мы поначалу отнеслись с сомнением, однако вскоре мы все поняли, что новый доктор была просто золото. Едва приступив к своим обязанностям, она сразу рьяно взялась за дело. До сих пор осмотр доктором был редкой вещью в тюрьме Кэльдбеорг, до врача дело доходило только в случае серьёзного ухудшения самочувствия, а док Гермиона ввела новшество — еженедельные профилактические осмотры. Она также добилась улучшения гигиенических условий в камерах и в самой крепости в целом. Также достижением дока было то, что нам стали чаще стирать одежду и своевременно заменять изношенную на новую. Ей до всего было дело, и получалось, что она выполняла ещё и функции завхоза. Умница док как-то сумела изыскать средства на ремонт; впрочем, их хватило только на замазывание щелей и приобретение для нас постельных принадлежностей, но и за это мы были ей благодарны и готовы при встрече целовать её миниатюрные ножки.

Чем я только не болела в темнице! Иногда случалось, что наши кролики хворали, а о том, чтобы давать заключённым в пищу только здоровых особей, никто и не думал заботиться. Давали кого попало, и я переболела всеми возможными болезнями. Вирусы действовали на мой организм гораздо слабее, чем на организм человека — им была не по вкусу моя внутренняя среда, поэтому болезни протекали в лёгкой форме, но изматывали меня до предела. Постоянный озноб и недомогание стали моим привычным состоянием. Часто бывала головная боль и тошнота, пропадал аппетит. Кроме того, от крови животных хищник слабел, терял свои способности, а о крыльях можно было вообще забыть, и поэтому нашим надзирателям, питавшимся кровью людей, не составляло труда с нами управиться. Лекарство от всех болезней было одно: человеческая кровь.

— Получив её, наш организм сам справляется со всеми хворями, — объяснила док Гермиона этот феномен. — Дело в том, что наш организм сильно отличается от человеческого по химическому составу. Он способен выделять токсины, смертельно действующие и на вирусы, и на паразитов, поэтому мы гораздо более устойчивы к разного рода заболеваниям.

Док Гермиона, оказавшаяся единственным порядочным представителем персонала тюрьмы, забила тревогу, и ей удалось добиться того, чтобы нас кормили только здоровыми животными, а для профилактики болезней и поддержания сил раз в три дня выдавали по стакану человеческой крови. Эта терапевтическая доза не позволяла нам восстановить силы настолько, чтобы потягаться с охраной, но, по крайней мере, излечивала все наши болезни.

5.13. Чистота — залог здоровья

Каждый заключённый был обязан содержать свою камеру в чистоте, для чего всем выдали по венику. Док сама обходила камеры и проверяла, выговаривала ленивым и внушала, что чистота — залог здоровья. Дотошная и неугомонная, она обнаружила на складе горы неиспользованных моющих средств и обязала всех раз в неделю делать влажную уборку. Моя каждую неделю забрызганный кровью пол своей камеры, отмывая засохшие старые пятна и снимая тенёта по углам, я с благодарностью думала о доке. Поверите ли, но мне даже стал нравиться запах хлорки, который стоял в камере ещё целый день после уборки. Это был запах чистоты.