Тит Ливий - История Рима от основания Города

• Название: История Рима от основания Города
• Автор: Тит Ливий
• Жанр: Античная литература

Тит Ливий (Titus Livius, 59 до н. э., Патавий, ныне Падуя – 17 н.э., там же) – один из самых известных римских историков, автор чаще всего цитируемой «Истории от основания города» («Ab urbe condita»), несохранившихся историко-философских диалогов и риторического произведения эпистолярной формы к сыну.

Oсновоположник так называемой альтернативной истории, описав возможную борьбу Рима с Александром Македонским если последний прожил бы дольше. Образцами совершенного стиля Ливий называл Демосфена и Цицерона.

Ливий происходил из состоятельной семьи, в ранней молодости приехал в Рим, где получил хорошее образование, после чего занялся философией, историей и риторикой. Хотя близкие отношения связывали его с Августом, Ливий не принимал деятельного участия в политической жизни. После 27 до н. э. Ливий начал работать над фундаментальной работой по истории Рима в 142 книгах, в которой верил в нравственные ценности и в которых видел залог возрождения Рима и в то же время, разделяя взгляды стоиков, верил в фатум. В сохранившихся книгах помещено около 40 речей исторических и полулегендарных фигур. Хронологически ливиев стиль представляет собой промежуточный этап между классическим и так называемой латынью серебряного века Империи. О Ливии с уважением отзывались оба Сенеки, Квинтиллиан и Тацит, а труды использовали Валерий Максим, Анней Флор, Лукан и Силий Италик.

Николо Макиавелли написал «Рассуждения о первой декаде Тита Ливия».

Единственный сохранившийся труд Тита Ливия «История Рима от основания города» охватывает события римской истории от легендарных её истоков до гражданских войн и установления империи, т. е. эпохи современником которой был автор.

Из 142 книг до нашего времени дошло 35 книг – с первой по десятую и с двадцать первой по сорок пятую, освещающие события до 293 и с 219 до 167 г. до н. э.О содержании других книг известное представление дают созданные ещё в древности краткие их изложения – «периохи», или «эпитомы». Перевод их также включен в настоящее издание.

Настоящее издание подготовлено коллективом переводчиков – филологов-классиков и историков античности.

Содержит обширную пояснительную статью Г. С. Кнабе.

---

(8) Затем стали обсуждать вопрос о даре Аполлону. Когда Камилл напомнил, что обещал ему десятину от добычи, понтифики сочли, что следует освободить народ от этого священного обязательства: (9) невозможно было заставить его отдать свою добычу, чтобы часть из нее выделить для выполнения религиозного обета. (10) Наконец сговорились на том, что казалось самым легким: пусть каждый, кто хочет освободить себя и свое имущество от обязанности благочестия, сам оценит собственную добычу и отдаст государству десятую часть этой стоимости, (11) дабы на эти средства создать дар, достойный римского народа и соразмерный величию храма и могуществу бога. Упомянутый взнос также отвратил от Камилла души плебеев.

(12) Среди всех этих событий явились просить о мире послы от вольсков и эквов. И они получили его: пусть это было недостойно римлян, но государство, измученное столь долгой войной, нуждалось в отдыхе.

24. (1) На следующий год [395 г.] после взятия Вей избрали шестерых военных трибунов с консульской властью: двух Публиев Корнелиев (Косса и Сципиона), Марка Валерия Максима во второй раз, Цезона Фабия Амбуста во второй, Луция Фурия Медуллина в пятый, Квинта Сервилия в третий. Воевать с фалисками выпало по жребию Корнелиям, с Капенами – Валерию и Сервилию. (2) Они не осаждали города и не брали их приступом, но разорили поля и забрали в добычу все продовольствие, не оставив там ни одного плодоносящего дерева, ни одного колоса. (3) Это несчастье потрясло капенский народ, он запросил мира и получил его. Война с фалисками продолжалась.

(4) Между тем в Риме не затихали разнообразные распри, и для смягчения их было решено вывести колонию в землю вольсков. Туда записались три тысячи римских граждан, и выбранные для этого триумвиры нарезали каждому по три и семь двадцатых югера земли52. (5) Эта раздача вызвала лишь негодование, поскольку ее сочли подачкой, призванной отвлечь народ от надежд на большее: зачем усылать плебеев к вольскам, когда под боком великолепный город Вейи, земли которого плодороднее и обширнее римских? (6) К тому же плебеи явно предпочитали Риму Вейи из-за их удобного местоположения, роскошных площадей и зданий, как общественных, так и частных. (7) Именно тогда зародился замысел переселения в Вейи53, наделавший столько шума уже после взятия Рима галлами. (8) Предполагалось, что часть плебеев и часть сената переберутся туда, чтобы два города могли быть объединены в одно государство и населены римским народом.

(9) Против этого выступили лучшие граждане54, заявляя, что они готовы скорее умереть, но только здесь, на виду у народа римского; (10) ведь теперь даже и в одном городе вон сколько раздоров – что же будет при двух городах? Неужели кто-то предпочтет побежденную родину победившей, допустит, чтоб взятые Вейи принесли больше несчастья, чем невредимые? (11) Одним словом, пусть сограждане оставят их на родине, а сами могут отправляться в Вейи за градозиждителем Титом Сицинием (именно он внес это предложение от имени народных трибунов). Их же никакая сила не принудит покинуть бога Ромула, сына бога, отца-основателя града Рима.

25. (1) Все эти споры сопровождались недостойными перепалками: патриции привлекли на свою сторону часть военных трибунов; одно не давало плебеям распустить руки – (2) лишь только поднимался крик, грозивший перерасти в потасовку, старейшие сенаторы первыми бросались в гущу толпы, призывая на себя побои, раны и смерть. (3) Поскольку чернь не смела осквернять достоинство почтенных старцев, то и в прочих грубых поползновениях почтительность заступала дорогу гневу.

(4) Камилл же везде и всюду бесперечь выступал с такими речами: неудивительно, что государство сошло с ума, если оно, будучи связано обетом, считает любую заботу важнее заботы об исполнении религиозного долга. (5) Что уж тут говорить о сборе десятины, а вернее, милостыни, – ведь каждый выплачивает ее частным порядком, а народ в целом освобожден. (6) Но ему, Камиллу, совесть не позволяет умолчать, что десятина назначается только из добычи в виде движимого имущества. О городе же, о попавшей в руки римлян земле, никто и не обмолвится – а они ведь тоже включены в обет.

(7) Поскольку этот вопрос показался сенату спорным, обратились к жрецам. Понтифики, собравшись и побеседовав с Камиллом, сочли, что Аполлону была посвящена десятина от всего, что перед принесением обета принадлежало вейянам, а потом перешло римлянам. Таким образом, при оценке следовало учитывать и город с землей (8). Деньги достали из казны, и военным трибунам-консулярам было поручено закупить на них золото. Поскольку его не хватало, матроны, посовещавшись об этом, обещали отдать военным трибунам золото – и действительно передали в казну все свои украшения. (9) Это деяние вызвало у сената глубочайшую признательность. Передают, что именно благодаря той щедрости матронам было предоставлено право выезжать в четырехколесных повозках к священнодействиям и на игры, а в одноколках как по праздничным, так и по будним дням55. (10) Взвесив и сосчитав полученное от отдельных лиц золото, трибуны уплатили за него деньгами. Решено было отлить золотую чашу, которая и была послана в Дельфы как дар Аполлону.

(11) Только люди отвлеклись от дел благочестия, как народные трибуны возобновили смуту. Они науськивали толпу на всех знатных, но вперед других – на Камилла: (12) он, мол, обратил в ничто вейскую добычу поборами в казну и на священные нужды. На отсутствующих народные трибуны обрушивались с ожесточением, присутствующих же робели, особенно если те сами шли навстречу их ярости. (13) Поскольку было очевидно, что этой тяжбы не закончить в истекающем году, на следующий народными трибунами были переизбраны те же лица – авторы законопроекта56. А патриции настояли на том же в отношении противников этого закона. Таким образом, народные трибуны были в большинстве своем переизбраны.

26. (1) На выборах военных трибунов патриции, приложив все усилия, добились избрания Марка Фурия Камилла [394 г.]. Они притворялись, будто в рассуждении войны заботятся о полководце, а на самом деле им требовался противоборец трибунским щедротам. (2) Вместе с Камиллом57 военными трибунами с консульской властью были избраны Луций Фурий Медуллин в шестой раз, Цезон Эмилий, Луций Валерий Публикола, Спурий Постумий, Публий Корнелий58 во второй раз.

(3) В начале года, пока Марк Фурий не отбыл в землю фалисков, война с которыми была ему поручена, народные трибуны не давали делу хода. В конце концов из-за проволочек о нем вообще забыли, а Камилл, чьего прекословия трибуны больше всего опасались, стяжал себе славу в войне с фалисками. (4) Дело в том, что враги почли за благо удалиться под защиту стен, считая это самым безопасным, а он, грабя поля и сжигая селения, принудил их выйти из города. (5) Однако страх не дал им продвинуться далеко – почти в миле от города они разбили лагерь. Выбранное место казалось им надежным лишь на том основании, что подход к нему был затруднен обрывами, крутыми склонами, а дороги были труднодоступны. (6) Но Камилл, выбрав в проводники пленного, родом из этих мест, глубокой ночью снялся с лагеря и уже на рассвете появился значительно выше той точки, где был неприятель. (7) Римские триарии принялись возводить укрепления, а прочее войско стояло, готовое к бою. Когда враги попытались помешать строительству, полководец разбил их и обратил в бегство. Фалисков объял такой страх, что, захваченные повальным бегством, они бросились к городу мимо собственного лежащего вблизи лагеря. Многие были убиты и ранены, (8) прежде чем охваченное паникой войско ворвалось в ворота. Лагерь был взят, добыча же отдана квесторам, к сильному недовольству воинов. Однако, сломленные суровостью командования, они при всей ненависти к Камиллу восхищались его непреклонностью. (9) Затем, во время осады, горожане совершали вылазки против римских укреплений, и даже заставы иногда подвергались беспорядочным нападениям. Происходили мелкие стычки: так тянулось время, но ни одна из сторон не получала перевеса, а между тем у осажденных продовольствия и других запасов было приготовлено больше, чем у осаждающих. (10) Казалось, что здесь потребуются усилия, столь же длительные, как под Вейями, но вдруг судьба даровала римскому полководцу вместе со скорой победой и случай проявить свою доблесть, однако не на военном поприще, где она была общеизвестна, а в деле неожиданном.

27. (1) У фалисков велось, чтобы учителем и воспитателем у ребенка был один и тот же человек; кроме того, на попечении одного воспитателя обычно находилось по многу детей, что и посейчас принято в Греции59. Детей знатных граждан, как это часто бывает, учил некий человек, преуспевший в науках. (2) Так вот, он еще во дни мира взял за правило выводить детей для игр и упражнений за город. Не отступился он от своей привычки и во время войны, уводя их то ближе, то дальше от ворот, и однажды, когда представился случай, завлек детей играми и беседами дальше обычного, привел к вражеским постам, потом к римскому лагерю и, наконец, – в палатку Камилла. (3) Там он преступное свое деяние усугубил речью еще более преступной: что-де, передав во власть римлян этих детей, (4) чьи родители главенствуют в Фалериях, он тем самым и город отдал в их руки. (5) Услыхав такое, Камилл сказал: «Не похожи на тебя, злодей, ни народ, ни полководец, к которым ты явился со своим злодейским даром. (6) Той общности, которая устанавливается между людьми по договору, у нас с фалисками нет, но есть и пребудет та, что природой врождена всем. Война так же имеет законы, как и мир, а мы умеем воевать столь же справедливо, сколь и храбро. (7) Наше оружие направлено не против тех, чей возраст принято щадить даже при взятии городов, но против вооруженных мужей, которые в свое время сами напали на римский лагерь под Вейями без всякого повода или вызова с нашей стороны. (8) Насколько было в твоих силах, ты, пожалуй, превзошел их еще большим злодеянием, я же собираюсь победить по-римски: доблестью, осадой и оружием, как это было и с Вейями». (9) Потом он приказал раздеть этого человека, связать ему руки за спиной и передать детям для возвращения в Фалерии, да велел вручить им розги, чтобы они гнали ими предателя к городу.