Николай Жданов - В окрестностях тайны

• Название: В окрестностях тайны
• Автор: Николай Жданов
• Издательство: Военное издательство министерства Союза ССР
• Жанр: О войне
• Год: 1957

Незадолго до вероломного нападения гитлеровской Германии на Советский Союз молодой талантливый ученый Генрих Клемме работал ассистентом в лаборатории профессора Орби. Клемме не подозревал, что могучая энергия атома может не только служить на благо человечества, но и принести неисчислимые бедствия. Случайно ученый узнает, что гитлеровцы хотят использовать это открытие в военных целях, применить его для массового истребления людей. Летом 1941 года Клемме переходит линию фронта… О приключениях Генриха Клемме и его новых друзей — доктора Тростникова и его дочери Тони, школьника Миши Смолинцева, летчика Багрейчука и других — рассказывается в этой повести.

---

— Пить!

Из-за перегородки вышла тетя Сима с кувшином в руке.

— Лежи, лежи, нельзя тебе пить, не велено! Ужо вылечишься — попьешь! — заворчала она так же добродушно, как раньше на школьников,

Она обмакнула в кувшине с водой палочку, обмотанную на конце марлей, и, разжав раненому зубы, смочила у него во рту.

В открытое окно было видно, что на дворе повсюду лежали и сидели раненые.

Потрясенный всем этим, Смолинцев вернулся на свою койку и вскоре неожиданно для себя уснул.

Тоня Тростникова в белом халате поверх школьного платья сидела у него на койке, когда он открыл глаза. Лицо ее выражало сострадание и в то же время какую-то значительность.

— Больно очень? — спросила она.

Он отрицательно мотнул головой.

— Ты совсем как настоящий раненый. Тебя на грузовике привезли со станции. Папа говорит, что это контузия.

— А ты почему в халате?

— Я помогала папе при операции.

Смолинцев уставился на нее вопрошающе.

— Ну да. Подавала инструмент и все, что было надо.

— Ты разве не боишься? — Он вспомнил про ампутированную руку в эмалированном тазу.

— Ну вот еще! Я хочу пойти на курсы медицинских сестер. И Майя Алексеевна тоже. Мы уже сговорились, только папа еще не знает.

Она помолчала.

— Там, на крыльце — пленный немец. Говорят, что он сам сдался нашим. Ему будут делать перевязку.

— А кто он такой?

— Не знаю. Послали за переводчиком. Мог бы и папа, но папе некогда с ним говорить.

— Пойдем посмотрим! — Смолинцев приподнялся на локте.

— А ты разве можешь ходить?

— Я уже вчера тут ходил.

Она встала и пошла в коридор, чтобы не мешать ему одеваться.

Немец сидел на крыльце вместе со своим конвоиром, прислонясь к деревянному парапету.

С особенным, трудно изъяснимым чувством разглядывал Смолинцев прямой высокий затылок пленного, его обтянутую потертым зеленоватым сукном спину, словно в них заключалась какая-то нераскрытая еще формула войны. Но нет! Это был обычный человек, такой же, как все, такой же, как они с Тоней. Это казалось удивительным.

Вот пленный повернулся лицом к ним: оно было неожиданно печальным и выражало растерянность и усталость.

На крыльцо вышла Майя Алексеевна и, заметив немца, отпрянула в сторону. Батистовый платок выпал у нее из-за кофточки к ногам пленного. Немец поднял его, слегка встряхнул и протянул учительнице. Но Майя Алексеевна только негодующе взглянула на него, и он в замешательстве положил платок на барьер.

— Пошли! Пошли! — сердито сказал солдат-конвоир.

И оба ушли в дом, очевидно, в перевязочную.

Едва они скрылись, как над полем за школьными огородами показались немецкие бомбардировщики. Все, кто был во дворе, бросились в траншею, заблаговременно вырытую у забора.

Из траншеи Смолинцеву было хорошо видно, как, разворачиваясь, самолеты проносились над школой. Вот один из них, словно для забавы, начал пикировать. Скрежещущий, нарастающий вой железа невольно заставил Смолинцева прижаться к земле. Он видел, что и Тоня и Майя Алексеевна испытывают такой же страх и такое же, очевидно, чувство оскорбленного достоинства и стараются приникнуть к самому дну траншеи.

Но вдруг Майя Алексеевна поднялась во весь рост и принялась сердито отряхивать платье.

— Все-таки как это противно, — гневно сказала она. — Там, в этом самолете, сидит, должно быть, какой-нибудь судетский фашистик в грязном белье, и вот мы готовы лечь и превратиться в ничто!

Тонкое лицо ее вспыхнуло, а затем медленно побледнело, и прямая решительная складка пересекла чистый лоб.

— Я пойду принимать сводку, — заявила она и быстро выбралась из траншеи.

— Подождите, — остановил ее солдат, тоже спрятавшийся вместе со всеми, — если они увидят — будут бомбить дом. Они гоняются на дорогах даже за отдельными грузовиками и подводами, за отдельными людьми.

— Не можем же мы до сих пор оставаться без сводки, — насмешливо сказала Майя Алексеевна.

И вот уже ее легкая фигурка появилась на деревянной панельке у крыльца. В то же время над кронами деревьев показался самолет с оранжевыми оконечностями плоскостей. Три яйцевидных черных предмета один за другим мелькнули под машиной. Послышался характерный нарастающий и давящий свист. Огненные куски металла впились в стены школы, дыхание взрыва вынесло раму, сорвало кусок крыши.

Сквозь пыль и дым Смолинцев увидел Майю Алексеевну. Отброшенная взрывом, она лежала на корнях старого ясеня и упрямым, гордым усилием пыталась выпрямить голову и подняться. Но руки ее, упираясь в мокрую, обрызганную кровью траву, скользили и расползались в стороны…

Когда Смолинцев подбежал к ней, она уже лежала недвижимо, уткнувшись головой в траву, как будто капризничала и по-детски шалила.

Майю Алексеевну похоронили тут же, в школьном парке под липами, на высоком месте, недоступном весеннему половодью.

Из перевязочной пришел доктор Тростников и помогал Смолинцеву копать могилу. Руки у него дрожали, и лопата плохо повиновалась ему. Тоня сидела рядом на траве и плакала.

Бомбардировщики еще два раза появлялись над школьной усадьбой и обстреливали парк из пулеметов. Тогда все трое — доктор, Смолинцев и Тоня — забирались в могилу и в ней пережидали стрельбу. Маленькое тело учительницы лежало под деревом, спокойное лицо ее было устремлено к небу. Как и в последние минуты жизни, она не испытывала страха.

Доктора опять вызвали в перевязочную, потому что с поля приползла колхозница с раздробленным предплечьем и нужно было сделать срочную операцию. Вместо доктора пришла тетя Сима с заплаканным, как бы одеревеневшим лицом и молча взялась за лопату.

В это время над школой опять показались самолеты. И на дороге за школой послышалась беспорядочная стрельба.

Во двор въехал грузовик, и на него торопливо, без осторожности стали укладывать раненых.

Доктор Тростников появился на крыльце в белом халате, с ланцетом в руке и с видом человека, которому помешали работать. Да в сущности это и было так.

Через несколько минут грузовик, переполненный ранеными, рванулся на дорогу и помчался, подымая пыль. Хорошо, что они спешили, потому что к дороге уже бежали немцы и вели огонь.

Из дома вышел раненый с забинтованной головой; левая, тоже перевязанная рука его покоилась на широкой повязке, перекинутой через шею.

— Вишь, храбрецы! Лезут с десантом на лазарет, — сказал он с какой-то пренебрежительностью в голосе.

Он был в командирских галифе, без гимнастерки, в тапочках на босу ногу; ворот его нижней рубахи был распахнут, и из-под него виднелась широкая волосатая грудь.

— Есть тут какое-нибудь оружие? — обратился он к доктору.

Смолинцев еще утром приметил в коридоре под койкой несколько винтовок, очевидно принадлежавших раненым. Он бросился за ними и спустя минуту вынес их на крыльцо целую охапку.

— Стрелять умеешь? — строго спросил его раненый командир.

— Мы стреляли в тире, — пробормотал Смолинцев не очень уверенно и, приняв оружие, заметил с неприязнью к самому себе, что руки дрожат от волнения.

«Майя Алексеевна не испугалась, а я…» — пронеслось у него в голове. Он сердито оттянул на себя затвор: заряжена ли винтовка? Ствол был пуст, но из магазинной коробки пружинка услужливо вытолкнула красную медную гильзу с белым наконечником. Он дослал ее в казенную часть, щелкнул затвором и сразу почувствовал себя гораздо увереннее.

— Идите к ограде, — сказал ему командир.

Он бросил Смолинцеву два подсумка с патронами и крикнул доктору:

— Пробирайтесь через огороды в лес как можно скорее. Забирайте всех, кто может идти! Мы будем прикрывать вас!

Смолинцев помахал Тоне рукой и быстро поковылял к ограде. Там уже лежал на животе в характерной солдатской позе, раскинув ноги и чуть приподняв одно плечо, боец-конвоир. Смолинцев пристроился с ним рядом.

Десятка два немцев в касках и с автоматами разрозненной цепью бежали по полю, но не к школе, а наискосок, к вокзалу.

Далеко впереди за дорогой, то скрываясь в пыли, то выскакивая из нее, мчались мотоциклисты.

Смолинцев не утерпел и выстрелил наугад, просто так, совсем не целясь.

— Не горячись, — сказал, подходя, командир, — отсюда их не достанешь.

Он был уже в сапогах, в гимнастерке, и на ходу застегивал ворот, на котором Смолинцев заметил продолговатую капитанскую шпалу.

Капитан тоже лег на траву, и они стали следить за немцами из-за забора, еще не стреляя, так как расстояние было неблизким.

Так прошло минут десять, может быть, двадцать.

И вдруг с другой стороны школы, от дороги, раздалась автоматная очередь. На деревянной панельке за крыльцом послышался грузный топот.

Долговязый немец с автоматом, показавшимся Смолинцеву отростком тела, вбежал на двор, беспорядочно стреляя. Увидев их у забора, он внезапно остановился и снова вскинул автомат.