Уильям Вордсворт - Избранная лирика

• Название: Избранная лирика
• Автор: Уильям Вордсворт
• Жанр: Поэзия

Родился в Кокермаунде (Кемберленд) в семье юриста. Рано остался без родителей. Учился в Кембридже. Жил во Франции и Италии. Вернувшись в Лондон опубликовал первую книгу стихов (1793). Вместе с Кольриджем издал "Лирические баллады" (1798) В предисловии ко второму изданию этой книги (написано также вместе с Кольриджем) изложил эстетическую программу "Озерной школы".. Писал поэмы, оды, драмы, прозу. Получил звание Поэт Лауреат (1843) Написал 535 сонетов (в 1802–1846 гг)

---

Иными словами, “места во времени” — это слившиеся в момент личного потрясения пространства внешнего и внутреннего мира, куда поэт (находясь в “состоянии покоя”) может мысленно возвращаться, переосмысливая былое. Живительное свойство “мест во времени” — в их способности “пробуждать” героя от бесчувственной дремоты, тормошить воображение и мысль. Переживая вновь и вновь встречу с ними, Вордсворт ощущает в себе нечто очень похожее на те “человеческие движения”, которые Н.В. Гоголь советовал забирать с собой, “выходя из мягких юношеских лет в суровое ожесточающее мужество”, не оставляя их на дороге. В такие минуты, как полагает Вордсворт, происходит его душевный рост или исцеленье.

К каким жизненным событиям применим термин “места во времени”, поэт поясняет на примере двух эпизодов из своей жизни. В одном эпизоде запечатлелась старая виселица, на которую Вордсворт, будучи ребенком, случайно набрёл, потеряв дорогу среди холмов Пенрита в Озерном крае. Испугавшись вида виселицы, мальчик пустился бежать и успокоился только тогда, когда вырвался на простор: к озеру с маяком, где ему встретился живой человек — девушка, несущая кувшин воды (кн. 12, ст. 225–261). В другом эпизоде поэт мысленно воскрешает перекресток двух дорог с корявым деревом и мирно пасущейся овцой. Там в начале рождественских каникул школьник-Вордсворт с нетерпением ждал коней, чтобы ехать домой к отцу. Мальчик торопил время, не предполагая, что в то Рождество отец скоропостижно умрет (кн. 12, ст. 287–335).

Оба пейзажа — холмы Пенрита и перекресток — со всеми мельчайшими деталями настолько живо врéзались в память Вордсворта, что каждое последующее мысленное обращение к ним нельзя назвать всего лишь воспоминанием. Это поистине новое посещение знакомой местности, существующей в конкретном пространстве и населенной образами из прошлого.

Кроме мысленного возвращения в “места во времени”, возможно физическое соприкосновение с ними, поскольку они “привязаны” к реально существующему ландшафту. Так, став взрослым, Вордсворт снова навестил холмы Пенрита, но уже не один, а в компании любимых друзей (Дороти и Мэри). И хотя детское, мрачное видение виселицы на мгновение воскресло в его душе, присутствие близких принесло утешение. Теперь Вордсворт обратил внимание, как на холмы Пенрита, на озеро, на маяк упали золотые лучи заходящего солнца. Это новая картина “наслоилась” на старые воспоминания. Теперь могло показаться, что девушка с кувшином тоже шла по сияющему ландшафту и своим появлением предвещала появление Дороти или Мэри. Так после нового посещения изменилось, обогатилось новыми образами и новым толкованием старое “место во времени”.

Ограничившись двумя иллюстрациями, Вордсворт говорит, что другие “места во времени” читатель определит самостоятельно. Материалом для вордсвортовских озарений может служить совершенно разный жизненный опыт: и радостный и печальный, и созерцательный.

За какими же пассажами из “Прелюдии” к началу XXI века закрепилось название “места во времени”?

Проведенный мною обзор нескольких десятков статей и монографий, написанных на английском языке за последние 50 лет, показывает, что большинство вордсвортоведов относят к “местам во времени” следующие эпизоды:

[210]

[211]

[212]

Это не первая попытка составления такого перечня. Известна работа Дж. Огдена 1975 г.[213], в которой указаны 23 основных “места во времени” (по тексту 13-книжной “Прелюдии” 1805 г.). Сегодня работа Огдена несколько устарела по той причине, что вордсвортоведение двинулось вперед и после 1975 г. появилась масса новых исследований. Эпизоды, которые за последние 30 лет вошли в критический обиход как “места во времени”, в моей таблице обозначены звездочкой. Нумерацию стихов я привожу по последней редакции поэмы, т. н. “The Prelude of 1850”, в которую Вордсворт внёс новые эпизоды.

Примечательно, что в трёх книгах поэмы (III, IX, XI) критики, прислушиваясь к слову самого Вордсворта, традиционно не ищут “мест во времени”. Это книги, в которых описывается тирания того или иного рода. Так в стенах Кембриджа герой испытал тиранию университетского режима. При этом его творческое воображение “погрузилось в дремоту” (III: 260). А без полетов воображения не может быть ни душевного роста, ни настоящих озарений.

То, что, пристально вчитываясь в текст поэмы, критики нового поколения вышли за рамки перечня Дж. Огдена, закономерно: оценка тех или иных пассажей может меняться в зависимости от выбранного угла зрения. Разумеется, есть “места во времени”, которые узнают все поколения читателей: настолько велика их роль в формировании сознания поэта. К таким озарениям относится, например, переход Вордсворта через Альпы (кн. VI). Но есть озарения поскромнее. Их значимость можно оценить лишь в определенном контексте. Это относится к эпизоду с тихо плывущей лодкой (кн. IV), в котором юный Вордсворт рассматривает свое зеркальное отражение в воде, сквозь которое проглядывает мир предметов и теней подводного царства. Перегнувшись через борт лодки, мальчик — говоря современным языком — задумывается о мире субъектов и объектов, “своего” и “чужого”, стараясь разглядеть границу между своим “я” и “не я”. Этот эпизод получил весомость “озарения” благодаря психоаналитикам 70-х — 80-х годов, изучавшим, как человек приходит к осознанию своей “самости”[214].

Старый список “мест во времени” потребовал расширения еще и потому, что, к концу XX века в вордсвортоведении усилилась тенденция рассматривать “места во времени” как прогрессию, в которой каждый последующий эпизод особым образом вырастает из предыдущих. Так финальное видение на горе Сноудон перекликается с несколькими рядами предшествующих озарений, некоторые из которых не учтены Огденом. Вкратце упомянем некоторые из этих рядов.

Вордсвортоведы, отстаивающие репутацию Вордсворта прежде всего как певца Природы, традиционно сравнивают видение на горе Сноудон с переходом Вордсворта через Альпы (кн. VI), подчеркивая, что в обоих случаях поэт приходит к трансцендентному только потому, что созерцает Природу, “берёт у неё уроки”. То есть, как говорил Дж. Хартман, именно Природа “выводит поэта за свои пределы”[215]. При таком подходе последнее озарение “Прелюдии” отсылает читателя к центральному откровению шестой книги поэмы.

На иной ряд озарений опирается М.Х. Абрамс. Он интересуется проблемой “кризиса индивидуальности” у Вордсворта и предпочитает рассматривать видение на горе Сноудон как символический ландшафт, предвосхищающий задуманную Вордсвортом (и не осуществленную) грандиозную поэму “Отшельник”[216]. В таком контексте Сноудону наиболее близки оказываются не Альпы, а местечко Хоксхэд Озёрного края, где юного Вордсворта посетило первое осознание своего поэтического дара. Это “место во времени” известно как “Божественное чувство призвания” из четвертой книги поэмы.

Есть еще одна особенность вордсвортовской эпифанической прогрессии, которую мимоходом отмечали разные исследователи английского романтизма: у Вордсворта от первых “мест во времени” к последующим совершенствуются словесные человеческие портреты. Отдельный труд, посвященный этой проблеме, появился только в 2002 г. Предыстория его такова. Дж. Бишоп в упомянутой статье 1959 г. (где была предложена первая научная систематизация “мест во времени”, встречающихся в поэме “Прелюдия”) между прочим отметил, что Вордсворт склонен “отделять индивидуума от толпы”. В 1977 г. Л. Лухан показал, что к структурному анализу романтических текстов может быть успешно применена гештальт-психология[217]. В его работе, правда, обсуждается гештальтная целостность текстов, а не образных рядов. В 1993 г. Дэйвид Хэни опубликовал монографию, посвященную романтическому концепту Боговоплощения[218]. “Прелюдия” в этом контексте стала рассматриваться как своеобразное воплощение поэта-Вордсворта в материальном поэтическом слове. В продолжение этих и других трудов, в 2002 г. мною была написана работа, в которой показано, что Вордсворт осуществил в “Прелюдии” свое воплощение не только в самой материи слова, но и в серии человеческих образов[219]. Из-за своеобразия его описательной техники, эти словесные портреты не бросаются в глаза: они существуют на уровне гештальтов. Причем портреты, наметившиеся в озарениях первых книг поэмы — менее гештальтны, чем человеческие образы последующих книг.

Читая “Прелюдию” в этом контексте, можно заметить, что от “Сноудона” тянутся прочные нити к эпизодам, проигнорированным Хартманом и Абрамсом. Можно обнаружить, что облик взбирающегося на Сноудон поэта претерпевает серию трансформаций, дублируя галерею портретов горных пастухов Озерного края, представленную в восьмой книге “Прелюдии” (VIII: 262–281). Сначала поэт пробирается сквозь ночной туман, скрывающий его фигуру. Затем его фигура озаряется лучами света, а силуэт приобретает отчётливый контур. Наконец, добравшись до вершины, поэт становится похож на пастуха на вершине скалы в кн. VIII, которого в середине поэмы поэт сравнивал с крестом собора, возвышающимся над монастырем Гранд Шартрёз.