Джинн Калогридис - Дьявольская Королева

• Название: Дьявольская Королева
• Автор: Джинн Калогридис
• Издательство: Эксмо, Домино
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-699-47592-6

Екатерина Медичи, богатая наследница знатной флорентийской семьи, с детства интересуется астрологией и алхимией. В юном возрасте она становится женой французского принца Генриха де Валуа, будущего короля Генриха II. Благодаря уму и доброте она завоевывает любовь мужа, однако, к великому огорчению, ей никак не удается подарить ему наследника. И тогда она прибегает к помощи астролога и колдуна Козимо Руджиери, адепта темной магии…

Екатерина Медичи — одна из самых загадочных и зловещих фигур в истории. Она была королевой Франции, матерью трех французских королей, доверенным лицом Мишеля Нострадамуса. С ее именем связано величайшее злодеяние — кровавая Варфоломеевская ночь. Но каковы были истинные мотивы ее деяний? И можно ли если не оправдать, то хотя бы объяснить поступки этой женщины, знавшей в своей жизни столько несчастья?

---

В ту ночь я вернулась в свои временные покои, а Генрих — в отцовский дворец. Проснулась я за три часа до рассвета, когда женщины пришли меня одевать. Через семь утомительных часов я была готова, и об этом известили короля.

В тот день мне тяжко досталось от славы: на мою бедную голову, уже увешанную драгоценностями, женщины возложили золотую герцогскую корону. Она была такой увесистой, что я едва держала шею. Наряд из золотой парчи, отороченный пурпурным бархатом и белым горностаем, был унизан рубинами. Мне предстояло ходить в этом несколько часов.

Наконец прибыл король Франциск. На его величестве был костюм из белого атласа, расшитый крошечными королевскими лилиями, и золотой плащ. Настроен Франциск был празднично, но, как ни странно, немного нервничал. Он увидел, как я дрожу, поцеловал меня и даже польстил, что я самое прекрасное создание, которое он когда-либо видел, хотя, конечно, это было неправдой.

Шутя и смеясь в стремлении развеселить будущую невестку, он повел меня по лестнице к часовне, построенной возле папских апартаментов. В огромные арочные окна вливалось солнце, возле алтаря ярко горели десять высоких канделябров. А на трехстах гостях красовалась основная часть богатства страны. Я едва не ослепла и, опершись на могучую руку короля, приноровилась к его степенной поступи.

Возле алтаря меня ждал Генрих. При нашем появлении лицо его выразило возмущение. Было ли оно обращено на отца или на меня, значения не имело. Генрих ненавидел саму идею брака со мной.

Прежде чем передать меня сыну, король поцеловал мою щеку и прошептал:

— Помни, отныне ты моя дочь, и я буду любить тебя до конца дней.

Я встала на цыпочки, вернула поцелуй, затем подошла к мужу.

Генрих выглядел не так роскошно, как король, но весьма внушительно. На нем был дублет из белого атласа, черные рукава с прорезями, из которых виднелась белая рубашка, золотой плащ и черные бархатные чулки. На голове у него тоже была герцогская корона.

При моем приближении он скрыл враждебность. Осанка у него была гордой и грациозной, а руки сцеплены так крепко, что побелели косточки. Когда я встала рядом с ним, он опустился на колени на бархатную подушку у алтаря.

Я сделала то же самое и посмотрела на Папу Климента. Лицо его, озаренное солнцем, выглядело нездоровым, кожа казалась восковой, губы — серыми, седины в бороде было больше, чем черных волос. Но глаза сияли. Мой брак с Генрихом стал его высшим достижением. Я ненавидела его за то, что он обрек меня на жизнь в чужой стране с чужим человеком, который не хотел меня по той же причине, по какой я не хотела его. Мы были пешками в чужой игре.

Церемония казалась нескончаемой. Приходилось долго стоять, преклонять колени, много молиться. Мы с моим нареченным произнесли по очереди клятвы и обменялись кольцами. Кольцо Генриха было холодным. Папа Климент цитировал много латинских изречений и чертил над нашими головами крест. Наконец все закончилось. По его команде мы повернулись к толпе, испытав явное облегчение.

Генрих робко взглянул на первый ряд зрителей, будто боясь встретиться с кем-то глазами. Между королевой Элеонорой и ее приемными дочерями стояла светловолосая аристократка. Нельзя было назвать ее красивой, но элегантная осанка и узкие кости делали ее привлекательной. Я замечала ее и раньше, по большей части возле моего мужа. Она объясняла ему тонкие моменты протокола. Женщина годилась Генриху в матери, и я не придала значения тому, как горячо он на нее смотрел, когда мы двигались по проходу, и на то, каким одобрением был полон ее взор, обращенный к нему.

Но когда мы проходили мимо, выражение ее лица словно изменилось. Возможно, всё из-за игры солнца и света свечей, отразившихся в ее глазах. На мгновение они показались мне злорадными, оценивающими, когда же я резко взглянула на нее, лицо ее смягчилось, и она отвернулась, сделалась робкой и покорной.

Только тогда я обратила внимание на ее платье. Женщина носила траур, одежда ее была белого и черного цветов. Лиф и нижняя юбка из белого атласа, верхняя юбка черная, рукава тоже черные, с прорезями, в которых виднелась белая сорочка. Белый атлас и черный бархат — эти же ткани Генрих выбрал в день своей свадьбы.

За церемонией венчания последовал банкет. Королевская семья и я находились на возвышении, на обозрении у сотен людей, набившихся в большой зал. Освободившись от тяжелой короны и плаща, я сидела между Генрихом и дофином. Мой муж сказал мне лишь несколько слов, зато его брат не умолкал.

Пир начался в полдень, а завершился в сумерках. Я переоделась в зеленое платье, в свой официальный цвет. К волосам и черной парчовой маске, прикрывшей верхнюю половину лица, мне прикрепили букетики красных бархатных роз. Я вернулась в банкетный зал, где разгорался бал-маскарад. Там я танцевала с королем и дофином. Мы делали вид, будто не узнаем друг друга. Танцевала и со своим неразговорчивым мужем. Оживлялся он только в присутствии братьев или светловолосой вдовы.

В тот вечер я выпила немного вина. Мне хотелось выпить больше, поскольку я представляла, что меня ожидает, однако я рассудила, что лучше контролировать свои эмоции. По всей видимости, мало кто из гостей думал так же: когда королева Элеонора явилась за мной, шум в зале стоял оглушительный, и мы не говорили, поскольку не услышали бы друг друга. Элеонора вывела меня в коридор, к большой группе дам. Одни сопровождали меня из Флоренции, другие, включая светловолосую женщину в траурных одеждах, были со стороны Элеоноры. Духи светловолосой вдовы, аромат ландышей, окутывали ее и всюду за ней плыли.

Дамы провели меня в покои принца Генриха. Там было прохладно, несмотря на потрескивавший в камине огонь. Четыре столбика из резного красного дерева поддерживали большую кровать, на которой лежало модное постельное белье Изабеллы д'Эсте. В ногах было аккуратно сложено пышное меховое покрывало. По черному шелку затейливо рассыпали лепестки роз, последних в этом сезоне.

На пологе зеленых и алых оттенков, с пропущенной сквозь ткань золотой нитью, были изображены пасторальные сцены: женщины играли на лютнях, танцевали или снимали фрукты с плодовых деревьев. Шляпы у них, по моде прошлого века, были высокие, заостренные, точно клыки нарвала.

Я стояла возле камина, пока меня освобождали от рукавов, лифа и юбок. Наконец я осталась в одной сорочке. Дамы терпеливо сняли с моей головы драгоценности, после чего расчесали волосы, и они каскадом спустились по спине. Пришлось еще подождать, подняв руки, пока дама во вдовьем платье стягивала с меня сорочку.

На меня смотрели шесть чужих женщин. А я была нага, словно Ева. Мое тело было мне самой незнакомо. Последний раз его ласкали руки Ипполито. Я была все еще худа: костлявые колени, выпирающие бедренные кости, бледная кожа. Правой рукой я прикрыла груди, левой скрыла холмик каштановых волос между ног. И неуклюже скрючилась у кровати, пока элегантная вдова откидывала одеяло.

Черный шелк был таким холодным, что я задрожала. Женщины разложили мои волосы по подушке и накрыли меня одеялом.

Вдова удалилась. Королева Элеонора наклонилась, нежно прижалась губами к моему лбу и прошептала:

— Все будет хорошо. Не бойся.

Она сдвинула две половинки полога и оставила меня в темноте. Женщины вернулись в аванзал. До меня доносился их тихий смех. Они рассыпали на полу орехи, чтобы заглушить звуки, которые станут издавать новобрачные.

Страстное желание Папы Климента обрести власть, надежды короля Франциска на славу, блестящая помпезность последних месяцев — все это было лишь фантазией, ярким лихорадочным сном. Голая, без драгоценностей и шелков, я вернулась к реальности и взглянула на себя со стороны. Робкая испуганная девочка в ожидании печального, не желающего ее мальчика. Я подумала о Клименте и о Франциске, вдоволь напившихся вина и поздравляющих друг друга, и моя душа заныла.

Послышались шаги, скрипнула дверь аванзала. Голос его величества был таким веселым, что развеял торжественность, созданную королевой.

— Приветствую вас, дамы. Мы пришли к жене моего сына.

Слова его звучали невнятно.

Ему ответили женские голоса, раздался сдержанный смех, под королевскими башмаками захрустели орехи.

Дверь спальни отворилась. Что-то зашелестело. Полог раздвинулся так внезапно, что я невольно натянула одеяло до подбородка.

Нагой Генрих стоял возле кровати. Мгновенно он улегся подле меня и поднял полог. При свете очага я успела заметить длинный худой торс и жидкий пучок волос у паха. Он не взглянул на меня, а уставился на зеленый бархатный балдахин над нашими головами.

Через несколько секунд явился король Франциск. Его голова была неприкрыта, волосы взлохмачены. Он тяжело опирался на руку тощего, седого кардинала де Бурбона. Оба мужчины задыхались от смеха. Король остановился и посмотрел на нас, бедных детей. Возможно, он заметил наше унижение, взгляд его смягчился. Он отпустил руку старика.