Иван Крылов - Том 3. Басни, стихотворения, письма

• Название: Том 3. Басни, стихотворения, письма
• Автор: Иван Крылов
• Жанр: Русская классическая проза
• Год: 1945

Настоящее издание Полного собрания сочинений великого русского писателя-баснописца Ивана Андреевича Крылова осуществляется по постановлению Совета Народных Комисаров СССР от 15 июля 1944 г. При жизни И.А. Крылова собрания его сочинений не издавалось. Многие прозаические произведения, пьесы и стихотворения оставались затерянными в периодических изданиях конца XVIII века. Многократно печатались лишь сборники его басен. Было предпринято несколько попыток издать Полное собрание сочинений, однако достигнуть этой полноты не удавалось в силу ряда причин.

Настоящее собрание сочинений Крылова включает все его художественные произведения, переводы и письма. В третий том входят басни, относящиеся в большинстве своем к последнему периоду творчества Крылова, и его стихотворения. В этот же том входят письма, официальные записки и проч.

http://ruslit.traumlibrary.net

---

Старик и трое молодых

  Старик садить сбирался деревцо.
«Уж пусть бы строиться; да как садить в те лета,
   Когда уж смотришь вон из света!»

   Так, Старику смеясь в лицо,
Три взрослых юноши соседних рассуждали.
«Чтоб плод тебе твои труды желанный дали,
  То надобно, чтоб ты два века жил.
Неужли будешь ты второй Мафусаил?
  Оставь, старинушка, свои работы:
Тебе ли затевать толь дальние расчеты?
Едва ли для тебя текущий верен час?
Такие замыслы простительны для нас:
Мы молоды, цветем и крепостью и силой,
А старику пора знакомиться с могилой».—
«Друзья!» смиренно им ответствует Старик:
   «Издетства я к трудам привык;
А если от того, что делать начинаю,
Не мне лишь одному я пользы ожидаю:
     То, признаюсь,
За труд такой еще охотнее берусь.
  Кто добр, не всё лишь для себя трудится.
Сажая деревцо, и тем я веселюсь,
Что если от него сам тени не дождусь,
То внук мой некогда сей тенью насладится,
   И это для меня уж плод.
Да можно ль и за то ручаться наперед,
  Кто здесь из нас кого переживет?
  Смерть смотрит ли на молодость, на силу,
    Или на прелесть лиц?
Ах, в старости моей прекраснейших девиц
И крепких юношей я провожал в могилу!
Кто знает: может быть, что ваш и ближе час,
И что сыра земля покроет прежде вас».
Как им сказал Старик, так после то и было.
Один из них в торги пошел на кораблях;
Надеждой счастие сперва ему польстило;.
   Но бурею корабль разбило;
Надежду и пловца — всё море поглотило.
    Другой в чужих землях,
   Предавшися порока власти.
   За роскошь, негу и за страсти
Здоровьем, а потом и жизнью заплатил,
А третий — в жаркий день холодного испил

И слег: его врачам искусным поручили,
  А те его до-смерти залечили.
   Узнавши о кончине их,
Наш добрый Старичок оплакал всех троих.

Дерево

  Увидя, что топор крестьянин нес,
«Голубчик», Деревцо сказало молодое:
«Пожалуй, выруби вокруг меня ты лес,
   Я не могу расти в покое:
   Ни солнца мне не виден свет,
  Ни для корней моих простору нет,
  Ни ветеркам вокруг меня свободы,
Такие надо мной он сплесть изволил своды!
Когда б не от него расти помеха мне,
Я в год бы сделалось красою сей стране,
И тенью бы моей покрылась вся долина;
А ныне тонко я, почти как хворостина».
   Взялся крестьянин за топор,
    И Дереву, как другу,
    Он оказал услугу:
Вкруг Деревца большой очистился простор;
  Но торжество его недолго было!
   То солнцем дерево печет,
   То градом, то дождем сечет,
И ветром, наконец, то Деревцо сломило.
«Безумное!» ему сказала тут змея:
   «Не от тебя ль беда твоя?
Когда б, укрытое в лесу, ты возрастало,
Тебе б вредить ни зной, ни ветры не могли,
Тебя бы старые деревья берегли;
А если б некогда деревьев тех не стало,
   И время их бы отошло:
Тогда в свою чреду, ты столько б возросло,
   Усилилось и укрепилось,
Что нынешней беды с тобой бы не случилось,
И бурю, может быть, ты б выдержать могло!»

Гуси

    Предлинной хворостиной
  Мужик Гусей гнал в город продавать;
   И, правду истинну сказать,
Не очень вежливо честил свой гурт гусиной:
На барыши спешил к базарному он дню
   (А где до прибыли коснется,
Не только там гусям, и людям достается).
   Я мужика и не виню;
Но Гуси иначе об этом толковали
  И, встретяся с прохожим на пути,
   Вот как на мужика пеняли:
«Где можно нас, Гусей, несчастнее найти?
   Мужик так нами помыкает,
И нас, как будто бы простых Гусей, гоняет;
  А этого не смыслит неуч сей,
   Что он обязан нам почтеньем;
Что мы свой знатный род ведем от тех Гусей,
Которым некогда был должен Рим спасеньем:
Там даже праздники им в честь учреждены!» —
  «А вы хотите быть за что отличены?»
Спросил прохожий их. — «Да наши предки…» — «Знаю,
   И всё читал: но ведать я желаю,
   Вы сколько пользы принесли?» —
   «Да наши предки Рим спасли!»* —
  «Всё так, да вы что сделали такое?» —
«Мы? Ничего!» — «Так что́ ж и доброго в вас есть?
   Оставьте предков вы в покое:
   Им по-делом была и честь;
  А вы, друзья, лишь годны на жаркое».

Баснь эту можно бы и боле пояснить —
   Да чтоб гусей не раздразнить.

Свинья

Свинья на барский двор когда-то затесалась;
Вокруг конюшен там и кухонь наслонялась;
   В сору, в навозе извалялась;
В помоях по-уши до-сыта накупалась:
    И из гостей домой
    Пришла свинья-свиньей.
«Ну, что ж, Хавронья, там ты видела такого?»
    Свинью спросил пастух:
    «Ведь и́дет слух,
Что всё у богачей лишь бисер да жемчу́г;
А в доме, так одно богатее другого?»
Хавронья хрюкает: «Ну, право, порют вздор.
Я не приметила богатства никакого:
   Всё только лишь навоз, да сор;
  А кажется, уж, не жалея рыла,
     Я там изрыла
     Весь задний двор».

Не дай бог никого сравненьем мне обидеть!
Но как же критика Хавроньей не назвать,
  Который, что́ ни станет разбирать,
  Имеет дар одно худое видеть?

Муха и дорожные

В Июле, в самый зной, в полуденную пору,
   Сыпучими песками, в гору,
   С поклажей и с семьей дворян,
    Четверкою рыдван
      Тащился.
Кони измучились, и кучер как ни бился,
  Пришло хоть стать. Слезает с козел он
    И, лошадей мучитель,
С лакеем в два кнута тиранит с двух сторон:
А легче нет. Ползут из колымаги вон
Боярин, барыня, их девка, сын, учитель.
  Но, знать, рыдван был плотно нагружен,
  Что лошади, хотя его трону́ли,
Но в гору по песку едва-едва тянули.
Случись тут Мухе быть. Как горю не помочь?
Вступилась: ну жужжать во всю мушину мочь;
   Вокруг повозки суетится;
  То над носом юлит у коренной,
   То лоб укусит пристяжной,
То вместо кучера на козлы вдруг садится,
   Или, оставя лошадей,
И вдоль и поперек шныряет меж людей;
Ну, словно откупщик на ярмарке, хлопочет,
   И только плачется на то,
    Что ей ни в чем, никто
    Никак помочь не хочет.
Гуторя слуги вздор, плетутся вслед шажком;
Учитель с барыней шушукают тишком;
Сам барин, позабыв, как он к порядку нужен,
Ушел с служанкой в бор искать грибов на ужин;
И Муха всем жужжит, что только лишь она
   О всем заботится одна.
Меж тем лошадушки, шаг за́ шаг, понемногу
  Втащилися на ровную дорогу.
«Ну», Муха говорит: «теперя слава богу!
Садитесь по местам, и добрый всем вам путь;
   А мне уж дайте отдохнуть:
   Меня насилу крылья носят».

  Куда людей на свете много есть,
Которые везде хотят себя приплесть
И любят хлопотать, где их совсем не просят.

Орел и паук

   За облака Орел
   На верх Кавказских гор поднялся;
    На кедре там столетнем сел
И зримым под собой пространством любовался.
Казалось, что оттоль он видел край земли:
Там реки по степям излучисто текли;
   Здесь рощи и луга цвели
   Во всем весеннем их уборе;
  А там сердитое Каспийско Море,
Как ворона крыло, чернелося вдали.
«Хвала тебе, Зевес, что, управляя светом,
Ты рассудил меня снабдить таким полетом,
Что неприступной я не знаю высоты»,
   Орел к Юпитеру взывает:
«И что смотрю оттоль на мира красоты,
   Куда никто не залетает».—
  «Какой же ты хвастун, как погляжу!»
  Паук ему тут с ветки отвечает:
«Да ниже ль я тебя, товарищ, здесь сижу?»
  Орел глядит: и подлинно, Паук,
  Над самым им раскинув сеть вокруг,
    На веточке хлопочет
И, кажется, Орлу заткать он солнце хочет.
   «Ты как на этой высоте?»
    Спросил Орел: «и те,
Которые полет отважнейший имеют,
   Не все сюда пускаться смеют;
А ты без крыл и слаб; неужли ты дополз?» —
   «Нет, я б на это не решился».—
   «Да как же здесь ты очутился?» —
   «Да я к тебе, же прицепился,
И снизу на хвосте ты сам меня занес:
Но здесь и без тебя умею я держаться;
И так передо мной прошу не величаться;
И знай, что я…» Тут вихрь, отколе ни возьмись,
И сдунул Паука опять на самый низ.

  Как вам, а мне так кажутся похожи.
  На этаких нередко Пауков
Те, кои без ума и даже без трудов,
  Тащатся вверх, держась за хвост вельможи;
    А надувают грудь,
Как будто б силою их бог снабдил орлиной:
   Хоть стоит ветру лишь пахнуть,
   Чтоб их унесть и с паутиной.

Лань и дервиш