Нора Лофтс - Цветущая, как роза

• Название: Цветущая, как роза
• Автор: Нора Лофтс
• Жанр: Любовные романы

---

С тех пор этот маленький необычный человечек поддерживал мой неизменный интерес к его персоне, поэтому я часто угощал его. У Бидлза он был объектом всеобщего презрения, которое, тем не менее, носило вполне доброжелательный характер, и некоторые посетители посмеивались над моим непонятным увлечением этой личностью. "Что-то здесь не то, Майк, поддевали его они. - Наверное, ты спас не одну жену, но вряд ли получил столько же эля от их мужей". Будучи не в состоянии прекратить эти издевки, я просто пропускал их мимо ушей, и постепенно они прекратились.

Майк увидел наполненную кружку и ухмыльнулся.

- Добрый день, ваша честь, - произнес он. - Как там плотничанье? Справитесь до осени?

- В начале сентября будем уже в пути, - ответил я, присаживаясь напротив.

- Слышал, будто вы направляетесь в Наукатчу. Хорошее место.

Я уловил и сразу же понял тот негромкий вздох, который сопровождал его слова. Он поднял полную кружку и начал пить. Я смотрел на него. Он был не слишком опрятен. Его щеки и подбородок покрывала седая щетина. Белки глаз отдавали желтизной. Но что-то в этом странном одутловатом лице было доброе, человечное и очень привлекательное для меня.

- Никогда там не бывал, скажу тебе, - продолжал он задумчиво. - Но видел его с горы Бент Хилл. Тогда там было опасно, но сейчас, конечно, все в порядке. Там и горстки индейцев не наберется. А раньше их было - тьма. Припоминаю. Прекрасная земля. Я даже подумал, что где-то в душе хотел бы поехать с вами.

- А почему бы и нет? Мы принимаем новобранцев.

Вместо ответа он сунул руки в карманы штанов и по очереди вывернул их наизнанку, демонстрируя пустоту внутри. Потревоженный кот потянулся и чихнул.

- Вот почему, ваша честь. В своем возрасте я еще могу быть хорошим работником. Но ехать в незнакомое место... С тем же успехом я могу прыгнуть в реку в тяжелых башмаках. И по правде говоря, я скорее сделал бы это. Нищий всегда раб, но он может уйти, если ему наплевать на своего хозяина. А если мне взбредет в голову отправиться в Наукатчу с куском чужого хлеба в желудке, мне надо будет горбатиться много лет, чтобы собрать средства на обратный путь. Кроме того, говорят у вас не дадут ни хорошей трубки, ни стаканчика вина. Нет уж, спасибо. Я здесь поджидаю прибытия Хика Магира с рыбной шхуны из Ньюфаундленда. Он только что отправил своего лекаря за борт с камнем на ногах. Сам-то он слеп вот уже пятнадцать лет. Догадываюсь, что зимой, когда палуба обледенеет и матросы будут падать, а руки у них не будут сгибаться от холода, Хик с радостью возьмет меня. Хотя рыбная шхуна тоже не рай.

- Ты уже плавал? - спросил я.

- Ага, четыре года назад. Глянь на мои уши.

Он скинул рваную шляпу, и показал свои уши - скорее отверстия, обрамленные бахромой висящей кожи.

- Мороз, - пояснил он. - Уши и пальцы на руках и ногах крошатся, как леденцы. Никакого удовольствия, заверяю вас. Кроме того, я однажды сильно подрался с Хиком. Он резкий парень. Но я все равно могу заняться той же работой. Думаю, что к Хику не стоит очередь хороших опытных лекарей.

- Послушай, - сказал я, допив свою кружку и не намереваясь терять больше времени. - Если хочешь поехать с нами, я поддержу тебя. И куплю тебе все необходимое. Можешь ехать в моей кибитке. Когда я построю дом, там найдется место и для тебя, а если захочешь, будешь жить в своем доме. И где-то на следующий Новый год, если захочешь, вернешься сюда за мой счет. Ну, что скажешь? Поедешь?

На некоторое время на лице его застыла маска удивления, которая постепенно переросла в настороженность и подозрительность.

- Зачем я тебе? Ты что, болен? - Он опустил глаза, поглядел внимательно на мою ногу и снова вернулся взглядом к моему лицу. - Скажу вам прямо, ваша честь, хорошенькая парочка мы с вами. Здесь я ничем не могу помочь. Хромой с рождения, наверное. Правда? - с этим уже, действительно, ничего не поделаешь.

Я не смог сдержать раздражения в голосе.

- Я думаю, ты достаточно умен, но я не считаю тебя чудотворцем. И не задавай мне больше вопросов, или я начну разузнавать, как ты дошел до такого состояния, что рад отправиться мерзнуть с рыбными снастями своего Магира. Понял?

- А что я могу ответить, - сказал он, не смутившись. - Пил на службе. Вот моя история в двух словах. Вышвырнули меня из Королевского флота в тысяча шестьсот сорок девятом за то, что я отрезал одному парню не ту ногу. Из-за моих стараний бедняге вообще не на чем было стоять. Вот и вся история. И так до сегодняшнего дня. А теперь я получил вот это предложение. Принимаю с благодарностью, ваша честь.

- Меня зовут Оленшоу, - представился я. - Вот немного денег. Приведи себя в порядок. И помни: я еду не один, и чем меньше ты будешь болтать о пьянстве или тому подобных вещах, тем больше это понравится остальным, хотя стаканчик вина и хорошую трубку я тебе обеспечу, если будешь делать все, что я скажу.

Счастливый, я вернулся к кибиткам.

Удивительное совпадение: но пока я покупал услуги Майка, Натаниэль тоже позаботился об увеличении нашей компании. Два семейства квакеров с Эссекс-стрит обратились к нему с просьбой разрешить им присоединиться к моей группе. Противился ли Эли включению этих людей в наш коллектив, как это было в случае со Свистунами, я не знаю, потому что был очен занят в мастерских и мало виделся с ним. Мне известно только, что Крейны и Пиклы, общей численностью двенадцать человек, отправились с нами в путешествие. И никогда не встречал я людей, которые были бы мне настолько симпатичны. Файнеас Пикл, вдовец с шестью детьми, следуя какой-то причуде, назвал всех своих отпрысков именами, начинающимися на "М": Магитабель, Мэри, Марта так звали девочек, и мальчики: Марк, Мэтью, Моисей. Джакоб Крейн ехал с женой Деборой, дочерью Ханной и двумя сыновьями, одного из которых тоже нарекли Джакобом, но называли Джейком, чтобы отличать от отца, другого Томас. Обе семьи находились в далеких родственных отношениях, и даже походили друг на друга. Когда они собирались вместе, то напоминали стадо овец, и подобно овцам, были спокойны и благожелательны.

Теперь нас было тридцать шесть, и в нашем распоряжении имелось двенадцать кибиток, что позволило Натаниэлю воплотить свои идеи об общем владении имуществом. И так как большинство предметов общего пользования принадлежали ему, даже Эли со своими фанатичными представлениями о независимости и самостоятельности не посмел ворчать. Было совершенно очевидно, что отдельные вещи придется делить: например, некоторые коровы были дойными, некоторые - нет; какие-то лошади были слабее, а какие-то сильнее и могли тащить больший груз. На одну кибитку приходилось две лошади, но Пиклы и Крейны, у которых было четыре кибитки на две семьи, вместо лошадей использовали бычьи упряжки. Съестных запасов у нас было на целый год, не считая пшеницы, гороха и бобов с картофелем, которые предназначались для весеннего сева. Мы также взяли с собой мешки семян, которые впервые увидели в Салеме. Это была индейская кукуруза, семя которой по форме напоминало лошадиный зуб.

Думаю, ни одно путешествие еще не начиналось так радостно и удачно. Погода стояла великолепная, ясная, сухая и солнечная. Большинство наших людей после тесных помещений, с которыми им приходилось мириться в Салеме, испытали подъем и воспрянули духом, что часто является результатом внезапного ощущения свободы и обилия свежего воздуха. Наверное, в каждом из нас есть что-то от цыган. Именно поэтому мы были счастливы и радостны, несмотря на ужасную усталость. Я знал, что те вечера, когда мы устраивали привалы, и прихрамывающие лошади топтались где-то вдалеке, жуя траву, когда костры горели, и дым от них поднимался в спокойное вечернее небо, когда в воздухе носились ароматы стряпни, от которых текли слюнки, - были самыми счастливыми в моей жизни. И утренние часы в путешествии мне тоже нравились - когда мычали коровы с переполненным выменем, и с помощью нескольких горстей сухой травы и жердочек, которые потом легко выдергивались из земли, можно было вскипятить чайник воды, когда созывали лошадей, надевали на них сбрую, и начинался еще один день нашего путешествия. Эли, мысли которого были заняты собственной упряжкой и кибиткой, широкими просторами, простиравшимися вокруг, казался совершенно иным человеком. Песни и насвистывание цыган, замыкавших караван со скотом, либо не были ему слышны, либо оставались незамеченными, да и сам он довольно часто напевал гимн пилигримов. Он просто был в ударе: изобретательный, трудолюбивый, заботящийся об упряжках, берущий на себя все тяготы, когда подъем оказывался слишком крутым.

Мы проехали несколько маленьких поселений: Нитхед, Колумбину и Санктуарий, которые представляли собой группки приземистых домишек, скучившихся вокруг деревянных церквей посреди тщательно обработанного поля. В каждом таком селении нас тепло встречали, забрасывали мелкими подарками, горшочками свежего меда, корзинами слив или яблок, молодого картофеля, буханками сладкого хлеба. Местные жители рассказывали нам об опасностях и трудностях предстоящего пути, при этом Натаниэль расстилал свои карты и вносил изменения. Оглядываясь назад в те времена, я испытываю ощущение, что они, как в сказке, проникнуты золотым солнечным светом, дружелюбием и радостным трудом. Наш караван продвигался медленно - бычьим шагом, как шутили мы, намекая на животных, которые замыкали шествие под наблюдением Свистунов. И только на второй неделе сентября показалось последнее поселение. Оно было отмечено на карте Натаниэля как Форт Аутпост, который опустошила и почти полностью стерла с лица земли война короля Филиппа. Но так как земля вокруг была возделана, поселение снова заселили весной того года. Оно лежало в долине, и взобравшись на вершину холма, мы рассматривали крыши домов и желтые кукурузные поля. Вот уже несколько дней, как температура начала падать, ветер изменился, холодными северными порывами обдавая наши лица. Поровняв свою кибитку с кибиткой Натаниэля, я распряг лошадей, чтобы Энди отвел их вниз к повозке Ломаксов, поднял воротник пальто и поежился от холода. Натаниэль внезапно нарушил молчание: