Федор Достоевский - Том 3. Село Степанчиково и его обитатели

• Название: Том 3. Село Степанчиково и его обитатели
• Автор: Федор Достоевский
• Издательство: Наука
• Жанр: Русская классическая проза
• Год: 1988

В настоящий том вошли повесть «Село Степанчиково и его обитатели», «Записки из Мертвого дома» и фельетон «Петербургские сновидения в стихах и в прозе», написанные и опубликованные Достоевским в 1859–1862 гг. Это было время возвращения писателя в литературу после вынужденного десятилетнего (с 1849 г.) перерыва, время выработки его новых творческих позиций.

http://ruslit.traumlibrary.net

---

«Село Степанчиково» создавалось в эпоху общественного возбуждения, усилившего в русской литературе интерес к «глубинной», провинциальной России. Критическое изображение предреформенной жизни у ряда писателей (Писемский, Островский, Щедрин) связано с развитием гоголевских традиций. Обращение Достоевского к провинциальной теме было вызвано как общими устремлениями литературы, так и обстоятельствами личной жизни писателя, на несколько лет связавшими его с русской провинцией.

Выбрав местом действия помещичью усадьбу, Достоевский поместил героев в необычную для предшествующих его произведений обстановку. Однако в самом изображении Достоевским жизни дворянской помещичьей среды сказалось своеобразие его подхода к ней. Герои повести в большинстве своем принадлежат к излюбленному Достоевским типу героев — обедневших и опустившихся, без определенного положения в обществе: приживал Фома Опискин, бывшая приживалка Татьяна Ивановна, полунищий Обноскин, промотавшийся вконец Мизинчиков, спившийся Коровкин и дошедший до последней степени нищеты и унижения Ежевикин.

Тема униженного человека, его ущемленного достоинства и болезненной амбиции, уже получившая отражение в «Двойнике» и других произведениях Достоевского 1840-х годов, стала центральной в «Селе Степанчикове», где она предстала в новом, неожиданном ракурсе: психологически ущемленный, болезненно сознающий в душе свою духовную неполноценность, в прошлом униженный человек перерастает здесь в мучителя и тирана; его переполняют мелочная злоба и ненависть к окружающим людям вместе с постоянной потребностью психологического самоутверждения за счет тиранства над ними.

При разработке сюжета повести писатель воспользовался в качестве канвы отдельными сюжетными мотивами ряда своих предшественников. Так, не раз отмечалось, что расстановка действующих лиц и основная схема их взаимоотношений напоминают комедию Ж.-Б. Мольера «Тартюф». Обитателям Степанчикова в известной мере соответствуют персонажи мольеровской комедии: Фоме Опискину — Тартюф, Ростаневу — Оргон, генеральше — г-жа Пернель, Бахчееву — Клеант и т. д.[38]

Заметна также связь отдельных сюжетных положений повести Достоевского и произведений его современников. Как показала Л. М. Лотман, Достоевский не прошел мимо повести Я. П. Полонского «Дом в деревне», напечатанной впервые в «Современнике» в 1855 г. (Достоевский внимательно читал этот журнал). И названия обеих повестей («Дом в деревне» и «Село Степанчиково и его обитатели»), и отдельные мотивы (рассказ ведется от лица молодого человека, занимающегося «науками», герой едет в деревню к «дяде», где становится свидетелем скрытой семейной драмы) сближают произведения Достоевского и Полонского.[39] Некоторые ситуации и персонажи «Села Степанчикова» могли быть подсказаны комедией И. С. Тургенева «Нахлебник» (1848), запрещенной к печати в 1849 г. и опубликованной как раз в 1857 г. под названием «Чужой хлеб» во 2-й книжке «Современника». «Нахлебник» был написан под сильным влиянием произведений молодого Достоевского и не мог не привлечь его внимания, как отметил В В. Виноградов, наличием близких ему мотивов человеческой униженности и нравственной ущемленности.[40]

Пьеса Тургенева читалась петрашевцами в 1849 г. наряду с другими запрещенными цензурой произведениями. Достоевский мог уже тогда прочесть ее. Но даже если он впервые познакомился с «Нахлебником» в публикации «Современника», комедия Тургенева оставила в нем заметный след и дала бытовой материал для психологической разработки двух образов «Села Степанчикова». Тургеневский «нахлебник» — Кузовкин — у Достоевского как бы раздваивается на Фому Опискина и Ежевикина. Положение Фомы — приживальщика при покойном генерале — близко к положению Кузовкина в доме Корина; шутовское же поведение Кузовкина имеет много общего с поведением «добровольного шута» Ежевикина в повести Достоевского.[41] Вспомним, что психологическая разработка образов нахлебника-«пара жта» и «добровольного шута» интересовала Достоевского еще в 1840-х годах, на что указал А. Л. Григорьев в работе «Достоевский и Дидро».[42] Эпизоды «Села Степанчикова», связанные с Татьяной Ивановной, ее похищением и погоней за ней, перекликаются с теми главами «Записок Пиквикского клуба» Ч. Диккенса, где говорится о похищении Джинглем старой девы мисс Уордль.[43] Но психологически образ Татьяны Ивановны сложнее: ей приданы автором черты смешной, но доброй и незлобивой мечтательницы история которой имеет трагический и в то же время «фантастический» оттенок.

Продолжал ориентироваться Достоевский и на Гоголя, учитывая опыт второго тома «Мерных душ». Сцена разговора Ростанева с мужиками в III главе напоминает разговор Костанжогло с крестьянами, а некоторые поступки Фомы (обучение дворовых французскому языку, беседы с крестьянами об астрономии, электричестве и разделении труда) связаны с образом Кошкарева, который мечтал, чтобы «мужик его деревни, идя за плугом», читал бы «в то же время <…> книгу о громовых отводах Франклина, или Вер(гилиевы) „Георгики“, или химическое исследование почв».[44]

Не исключено, впрочем, что источником для этих эпизодов Достоевскому могли послужить суждения Великосельцева, автора статьи «Заметка о связи между улучшением жизни, нравственностью и богатством в крестьянском быту» (Земледельческая газ. 1856. № 23, 24). Достоевский мог знать об этом по иронической реплике Н. Г. Чернышевского в его «Заметках о журналах», опубликованных в «Современнике» (1857, № 1). Чернышевский писал: «Возможно ли читать без смеха эти предположения, что для улучшения быта поселян нужно затянуть сельских девушек в корсеты, набить их головы романами, выучить их танцевать французскую кадриль, а мужиков приучить к тому, чтобы они целовали ручки у своих дам?».[45]

Достоевский, как и в других произведениях, не просто использовал в «Селе Степанчикове» традиционные классические образы и сюжетные схемы, он часто отталкивался от них, психологически переосмысляя их и полемизируя со своими предшественниками.

Показывая в повести «Дом в деревне» полную зависимость доброго Хрустина от фактической приживалки Аграфены Степановны, Полонский объясняет это вялостью и апатией Хрустина, рисует «затухание» личности, бытовое и распространенное явление, не раз изображавшееся писателями натуральной школы.[46] Достоевский прошел мимо этих проблем, поставив вопрос о диалектике характеров, глубоких подспудных, не ясных поначалу мотивах поведения человека. Это подтверждает и сравнение «Села Степанчикова» с «Нахлебником». Тургеневский Кузовкин робок и унижен. Опискин же сам стремится унизить всех окружающих. Кузовкин отказывается от предложенных ему Елецким десяти тысяч, движимый чувством собственного достоинства. Фома Опискин, отказываясь от ростаневских пятнадцати тысяч, это чувство собственного достоинства лишь симулирует, унижая и посрамляя своего благодетеля.

Столь же отличен психологически Фома и от мольеровского Тартюфа. Герой Мольера действует последовательно и планомерно. Маскируясь добродетелью, он стремится овладеть деньгами Оргона и его женой Эльвирой. Ради этого он хитрит и лицемерит, его поведение от начала до конца логично и рационально. Иначе действует Фома. Ситуации «Тартюфа» как бы намеренно предложены автором читателю в «Селе Степанчикове» в качестве возможной мотивировки, но отвергнуты им. Так, предположение, что «генеральша находилась в непозволительной связи с Фомой Фомичом», отведено автором. Не было у Фомы и интереса к Настеньке, что можно было бы вначале подозревать. Наконец, Фома отказался от предложенных ему Ростаневым денег — и отказался искренне. Фома не преследует определенной сознательной цели, он ничего не планирует заранее, действует по наитию. По словам Мизинчикова, он «тоже в своем роде какой-то поэт». Акцентировав в поведении Фомы моменты, не поддающиеся простому, рационалистическому объяснению, Достоевский затронул в «Селе Степанчикове» тему, ставшую центральной в «Записках из подполья» (1864). На эту связь образов Фомы Опискина и «подпольного» человека впервые указал В. В. Розанов.[47] Попытки полковника Ростанева и его племянника объяснить характер Фомы только условиями его жизни и тем, что сам он был унижен и оскорблен, представлены Достоевским как попытки несколько прекраснодушные и во всяком случае не дающие решения вопроса. Просветительские взгляды на роль среды в формировании человека у Достоевского ассоциировались с теорией и практикой натуральной школы 1840-х годов. Поэтому Сергей Александрович, рассуждая в «Заключении» повести о том, что «нельзя презирать падших, а, напротив, должно <…> восстановлять» их, и декламируя стихотворение Некрасова «Когда из мрака заблужденья» (см. с. 195), рассказывает дяде о натуральной школе. Здесь ощущается скрытая полемика и со взглядами Белинского, в той или иной степени отразившимися в позиции «Современника» 1850-х годов.