Анатолий Хорунжий - Неоконченный полет

• Название: Неоконченный полет
• Автор: Анатолий Хорунжий
• Издательство: Воениздат
• Жанр: О войне
• Год: 1982

В сборник вошли повести «Неоконченный полет», «Черная бурка», «Ветераны», «Озаренный звездами», а также несколько рассказов. Главная тема повестей и рассказов — героизм и мужество советских летчиков в годы минувшей войны и в мирные дни. В основе большинства произведений лежат подлинные события и факты. Автор дает возможность остро ощутить атмосферу грозных дней войны, глубже понять настоящую силу боевой дружбы, товарищества, красоты подвига во имя Отчизны.

Книга рассчитана на массового читателя.

---

Антон взял Зоину руку обеими руками, задержал ее, как всегда, дольше, чем полагается. Зоя не отнимала руку. Она смотрела ему в лицо, замечала, как оно изменялось: то освещалось чувством, то потухало, аж бледнело, Антон что-то говорил, но она ничего не воспринимала. Ей было ясно, что письма он мог и не заносить, все равно бы сама завтра пришла в штаб.

— Доброй ночи, Антон, — тихо сказала Зоя, отвернулась от него и высвободила руку. Она пошла в сторону коридорчика первой.

Оставшись одна, Зоя тотчас же забыла про Антона и, присев у теплой печки на двух стульях так, что и ноги притулила к ней, начала читать письма.

2

«Пущено 16 ноября сего года от родных твоих отца и матери и всего семейства. Твое письмо получили перед праздником, читали все, теперь взяла его себе Ульяна. Ее избрали недавно председателем артели, забежала, ей некогда даже поговорить с нами, дома, сказала, перечитает. Обижаемся на тебя все, Митя, что мало описываешь про войну, про жизнь свою ненадежную по теперешнему моменту и положению. Летаешь, стреляешь, и в тебя, значит, стреляют. Мать плачет вот, а я пишу тебе. Просит поберечься, не совать свою голову под пули, держаться окопов, береженого бог бережет. В мои годы война была рукопашной, не огненной, как теперь, позиция была такая же, читаю в газетах и про окоп и про шанцевые инструменты. Я тебе когда-то рассказывал, что было со мной. Сгнил бы давно в земле, и следа бы не осталось, если бы не берегся, а лез вслепую. Рассказывал и еще раз говорю. Тепло ли вас одевают, холода пошли везде, слыхать, и у нас под самые крыши намело, бураны, люди в степи замерзают, кто по сено или по что другое едет. Собьется с дороги, и все. Мать спрашивает: высылать тебе вязаные рукавицы или нет, потому что иным уже из Вишневки послали. Спросили и отправили. По моему понятию, ты сейчас где-то находишься на Сумщине, в наших краях. Радио ничего не сказало, прошли ее немцы, всю ли Украину отдали. Вот если бы кто написал с фронта, знали бы. Удары эти начались в последнее время, теперь и газеты веселее читать и радио слушать. Может, и через Красноселье будешь переезжать, то знаешь сам, где чья хата стоит, где тетки и дядьки живут. Зайди же и нашей хате поклонись, А мать опять плачет, сказано — женщина. Вакуированные уже достигли наших мест. Может, кто из Красноселья собирается. Пусть бы к нам путь держал, если осмелится землю свою покинуть. В Вишневку уже прибилось несколько городских семейств, с чайниками и в галошах. Люди всего им понаносили, делятся. Отвечаем тебе про дивчину или жену. Неясно как-то ты обрисовал вам этот вопрос личный. Вспомнил, значит, ты о нем, когда всем теперь не до этого. Мы не против тебя и не против нее, когда оно уже так само собой получилось, живете вместе, только как же оно пойдет дальше: нам бы хотелось видеть вас обоих в нашей хате, как водится. А при теперешних результатах тебе домой ни здоровому, ни раненому не вырваться. Мать говорит, пусть она едет к нам, если что, сюда война, видать, не доползет, подавится. У нас все благополучно. Я действую по своей специальности, в кузнице кую, это все тебе известно. Положишь железку в горн, огонь шумит, ждешь, пока нагреется, стоишь и думаешь себе: неужели правда, что где-то идет война? Когда куешь, думаешь о вас, фронтовиках. Злость на немца просыпается и у меня. Я его помню: на спине ношу шрам от его снаряда. Когда они станут людьми? Кланяемся тебе обое, сын наш единственный, воюй по правде, как наши деды-прадеды стояли за свою землю, с сердцем нежалостливым, с крепкой рукою и трезвым разумом. Если нет конвертов, присылай клинушками, и такие доходят. И ей же, невестке нашей или как там, привет передаем. Все. Перечитал матери, чтобы от себя что-нибудь добавила. Плачет. Женщина.

Твой отец».

Зоя опустила руки с письмом на колени. Она представила село, занесенное снегом, с несколькими деревцами вдоль хат, деревца торчат над сугробами, как хворостинки, и непроглядная, белая метелица, сквозь которую то здесь, то там видны высокие верблюды с тревожно поднятыми вверх головами. Дмитрий не раз рассказывал ей про свое село, и оно, как и все, о чем рассказывал Дмитрий, нравилось ей. Теперь она задумалась: сугробы, верблюды, вьюги, необозримые степи пугали ее. Она начала думать о родителях Дмитрия. Они ничем не напоминали ей ее отца и мать, которых она никогда не видела вместе, вдвоем, близко друг возле друга, за тихим ласковым разговором. Ей захотелось перечитать то место, где говорилось о ней, и она перечитала.

Вспомнилось, как они мечтали с Митей.

Это должен был быть обязательно весенний праздничный день той поры, когда цветут сады и зеленеют поля. Они идут дорогой в Вишневку. Вокруг степь и степь, а вверху солнце и небо... Вот и село. Прошли в дальний конец, свернули в улочку. «Ну, отгадай, где наш двор...» И она угадала, по тополю, о котором часто говорил Дмитрий. Ветер нагибает тополь, осыпает дорожку белым вишенным цветом. А на подворье чисто, зелено, хорошо. Солнце залило его, оживило каждый стебелек, листики на деревьях, белые стены хаты — глаз не отвести.

— Здравствуйте...

— Здравствуйте. Так это наша Зоя?..

Слезы набежали на глаза, и она торопливо разорвала второй конверт.

«Здравствуй, Дмитрий! Шлю тебе привет, желаю здоровья и быстрой победы над проклятыми немецкими оккупантами. Бейте их на фронте, а мы будем бить в тылу. Меня избрали председателем вместо Свиридова, его только теперь взяли в армию, отсиделся. Прикидывался больным, но заглянули внутрь — там все в порядке. Муж мой пишет, что их готовят в десантники, ежедневно прыгает с парашютом аж из-под самых туч. Я очень боюсь за него, страшно мне даже подумать, где он бывает. Ну ничего, тыл подпирает фронт, победа будет за нами. О жене пишешь. Я не пойму, в чем дело. Женился уже или только думаешь... Странно как-то читать про это. Разве ты сейчас не на фронте? У нас парней теперь почти нет, а некоторые старики, правда, распутничают, как собаки. Словно сбесились люди: идет война, уже и до, нас докатывается, а кое-кто словно перед погибелью пожить хочет — разводится со своей, идет к той, что помоложе. Клим Хомяк, старик, труха из него сыплется, ты его знаешь, их Марина с тобой училась, так он старуху свою бросил и пристал к молоденькой.

Ой, смотри, брат, чтобы любовь-злодейка не затуманила тебе глаза, когда им надо очень и очень хорошо видеть.

Разболталась я, а тебе, может быть, некогда и листочек этот прочесть. Иди в бой против кровавого ворога, тыл даст вам все, что надо. Почаще подавай нам о себе весточку, Митенька.

Напиши о ней. Признаюсь тебе, мы этим нигде и не хвалимся, потому что теперь вовсе не до этого, смотри, чтобы кто не посмеялся.

Пиши, брат. Посылаю бумагу, может, у тебя нет. Ждем весточки, как теплого лета.

Ульяна Заярная».

Задумавшись, Зоя выпустила из рук листик, и он, скользнув по юбке, упал на пол. Не подняла его. Ульяна в ее представлении показалась некрасивой, толстой, широколицей, в сапожищах и узком пальто на вате. Зое хотелось бы сейчас увидеться с ней, возразить на некоторые ее мысли или просто показаться перед ней в лучшем праздничном наряде. Но она сейчас же напишет письма, поведет разговор и с родителями, и с Ульяной. Если бы действительно ей пришлось податься в тыл из Лебединого, думала Зоя, то в Вишневку она бы не сунулась ни за что.

Вспомнила, где лежат конверты и бумага, но теплая печка так разморила, что она не смогла оторвать от нее спины. «А о чем я им буду писать? — вдруг спросила сама себя. — И кто я для них? И кто они для меня?..» И не ответила.

Впервые заметила какой-то разлад в своих мыслях, несоответствие с тем, о чем мечтала недавно, что входило в ее жизнь как осуществление девичьих надежд, и с тем, что получилось. До сих пор она жила как в полусне, полусознательно, словно шла и шла прямо, не озираясь по сторонам, не оглядываясь назад, а держалась только того, что видела где-то далеко впереди. И вот марево неожиданно померкло, и она впервые оглянулась, чтобы понять, куда зашла, где она, но не могла уразуметь, куда все-таки завели ее сладостное самозабвение и чары неизведанного.

Зоя осмотрелась вокруг. Все, что она увидела, не произвело на нее сейчас никакого впечатления. Она вернулась в мыслях к Дмитрию, не вставая со стульев, достала подушку, дунула на лампу и в ту же минуту уснула.

Дым над лесом

1

Холодная зима сорок первого года пришла на Сумщину почти вслед за фронтом.

Застыли разбитые дороги и вывернутые взрывами груды глины; серые тучи плыли и плыли над землей, будто бесконечный дым какого-то огромного пожара. В степи тоскливо стояли неочесанные, обхватанные скирды; не гнулись, качаясь, почерневшие стебли нескошенного осыпавшегося хлеба, ежилось заросшее густым пыреем жнивье и не потревоженные плугами бурьяны. Печальная, бесцветная степь ждала, чтобы ее накрыла зима.