Джон Хорган - Конец науки: Взгляд на ограниченность знания на закате Века Науки

• Название: Конец науки: Взгляд на ограниченность знания на закате Века Науки
• Автор: Джон Хорган
• Издательство: Амфора
• Жанр: Философия
• Год: 2001
• ISBN: 5-94278-179-6

Есть ли границы познания? Возможен ли конец науки? Самые интересные научные теории последних двадцати лет, удивительный диапазон воззрений крупнейших исследователей конца XX века представляет читателю американский ученый и писатель Джон Хорган, объединивший в своей книге тонкий анализ потрясающих открытий и ярких, характерных свойств личности ученых, подаривших эти открытия миру.

---

— И еще нужно придумать ДНК: в эти полчаса вам нужно сделать тысячи ферментов, — пояснил он. — И все это — в очень враждебной среде.

Пока Хойл говорил, я вдруг обнаружил, что киваю головой. Да, конечно, жизнь не могла зародиться здесь. Что может быть более очевидным? Только позднее я понял, что в соответствии с расписанием Хойла обезьяны превратились в людей примерно 20 секунд назад, а современная цивилизация появилась меньше, чем одну десятую долю секунды назад. Невероятно, но это случилось.

Хойл впервые серьезно задумался о происхождении Вселенной вскоре после Второй мировой войны, во время долгих дискуссий с двумя другими физиками — Томасом Голдом (Thomas Gold) и Германом Бонди (Hermann Bondi).

— У Бонди был родственник — казалось, что у него везде родственники, — который прислал ему ящик рома, — вспоминал Хойл.

Попивая ром Бонди, три физика занялись разгадыванием вечной загадки для молодых и увлеченных: как мы появились?

Обнаружение того, что все галактики удаляются друг от друга, уже убедило многих астрономов, что Вселенная взорвалась в определенное время в прошлом и все еще расширяется. Основное возражение Хойла против этой модели было философским. Нет смысла говорить о создании Вселенной, если еще не было пространства и времени для создания в них Вселенной.

— Теряется универсальность физических законов, — объяснил мне Хойл. — Физики больше нет.

Как решил Хойл, единственной альтернативой этой абсурдности является только то, что пространство и время должны были существовать вечно. Таким образом он, Голд и Бонди изобрели теорию стабильного состояния, утверждающую, что Вселенная бесконечна как в пространстве, так и во времени и постоянно порождает новую материю, но механизм этого порождения до сих пор неизвестен.

Хойл прекратил продвигать теорию стабильного состояния после того, как в начале шестидесятых обнаружили фоновое космическое излучение. Это, казалось, обеспечило убедительные доказательства Большого Взрыва. Но его старые сомнения вновь всплыли на поверхность в восьмидесятые годы, когда он наблюдал за тем, как космологи старались объяснить формирование галактик и решить другие задачи.

— У меня стало появляться чувство, как будто что-то не так, причем серьезно не так, и не только с новыми концепциями, такими как надувание и темная материя, — сказал он, — но и с самим Большим Взрывом. Я верю, что если у вас есть правильная теория, то вы покажете много положительных результатов. Мне кажется, что, хотя они работают уже 20 лет, им особо-то нечего показывать. Но все было бы иначе, если бы теория была правильной.

Таким образом, Хойл возродил теорию стабильного состояния в новой, улучшенной форме. Скорее произошел не один большой взрыв, а много маленьких в ранее существовавших пространстве и времени. Эти маленькие взрывы и несут ответственность за легкие элементы и смещение света галактик в красную часть спектра. Что касается фонового космического излучения, то, по мнению Хойла, это радиация, излучаемая каким-то видом металлической межзвездной пыли. Хойл признавал, что его «теория квазистабильного состояния», которая фактически заменяла одно большое чудо множеством маленьких, далека от совершенства. Но он настаивал, что последние версии теории Большого Взрыва, утверждающие существование надувания, темной материи и другой экзотики, имеют гораздо больше недостатков.

— Это подобно средневековой теологии! — воскликнул он во время редкой вспышки гнева.

Однако чем дольше Хойл говорил, тем больше я начал задумываться, насколько искренни его сомнения насчет Большого Взрыва. В некоторых его заявлениях проявлялась собственническая привязанность к теории. Одним из величайших казусов современной науки является то, что Хойл придумал термин Большой Взрыв в 1950 году, когда выступил по радио с серией лекций по астрономии. Хойл сказал мне, что не собирался поносить теорию, как предположили многие, а намеревался просто описать ее. В то время, вспоминал он, астрономы часто называли эту теорию «космологией Фридмана» (Friedman), в честь физика, показавшего, как теория относительности Эйнштейна порождает расширяющуюся Вселенную.

— Это был яд, — объявил Хойл. — Требовалось что-то яркое. Так что я придумал Большой Взрыв. Если бы я получил на него патент, авторские права… — мечтательно произнес он.

В августе 1993 года журнал «Скай энд Телескоп» объявил конкурс на переименование теории. Проанализировав тысячи предложений, судьи заявили, что не смогли найти ни одного, достойного заменить название «Большой Взрыв». Хойл не удивился.

— Слова подобны гарпунам, — прокомментировал он. — Если уж они вошли, то их очень тяжело вытащить.

Казалось, что Хойла также преследовала навязчивая идея о том, как близко он подошел к обнаружению фонового космического излучения. Шел 1963 год, и во время конференции по астрономии Хойл разговорился с Робертом Дике (Robert Dicke), физиком из Принстона, планировавшим искать космические микроволны, предсказанные моделью Большого Взрыва. Дике сказал Хойлу, что ожидает, что термодинамическая температура микроволн будет равняться примерно 20 градусам выше абсолютного нуля, и именно это предрекали большинство теорий. Хойл сообщил Дике, что в 1941 году радиоастроном из Канады Эндрю Мак-Келлар (Andrew Mc Kellar) обнаружил межзвездный газ, излучающий волны с температурой 3 градуса, а не 20.

К огромному разочарованию Хойла ни он, ни Дике во время разговора не оценили осложнение, вызываемое находкой Мак-Келлара: то, что речь в самом деле может идти о 3 градусах.

— Мы просто сидели и пили кофе, — вспоминал Хойл, повышая голос. — Если бы кто-то из нас сказал: «Может, все-таки 3 градуса», то мы бы рванули вперед и проверили это и получили бы результат уже в 1963 году.

Год спустя, как раз перед тем как Дике начал свой эксперимент с микроволнами, Арно Пензиас (Arno Penzias) и Роберт Уилсон (Robert Wilson) из «Белл Лабораториз» обнаружили фоновое космическое излучение, спектр которого близок спектру абсолютно черного тела с температурой 3° К. За это достижение они в дальнейшем получили Нобелевскую премию.

— Я всегда считал это одной из самых больших потерь в своей жизни, — вздохнул Хойл, медленно качая головой.

Но почему Хойла беспокоит, что он почти обнаружил явление, которое теперь осмеивает как фальшивое? Я думаю, что Хойл, как и многие белые вороны, когда-то надеялся войти в самый узкий круг ученых, купаться в наградах и славе. Он многое сделал для достижения этой цели. Но в 1972 году руководство Кембриджа заставило Хойла уйти в отставку с поста директора Института астрономии — скорее по политическим мотивам, чем по причинам, касающимся науки. Хойл с женой уехали из Кембриджа и поселились в одиноко стоящем домике в охотничьих угодьях в северной части Англии. Они прожили там 15 лет, а затем перебрались в Борнмут. Во время этого периода антиавторитаризм Хойла, который всегда хорошо служил ему, стал скорее реакционным, чем созидательным. Хойл деградировал в «просто бунтаря», как выразился Гарольд Блум, хотя он все еще мечтал о том, что могло бы быть.

Казалось, что Хойл страдает и еще от одной проблемы. Задача ученого — найти в природе примеры. Всегда существует опасность увидеть примеры там, где их нет. В последние годы своей карьеры Хойл, казалось, видел примеры — или, скорее, заговоры — и в структуре космоса, и среди тех ученых, которые отвергали его радикальные взгляды. Точка зрения Хойла наиболее очевидна в его взглядах на биологию. С начала семидесятых он доказывал, что Вселенная насыщена вирусами, бактериями и другими организмами. (Хойл впервые исследовал эту возможность в 1957 году, в книге «Черная туча» (The Black Cloud), которая остается самой известной из его многочисленных научно-фантастических романов.) Предположительно, эти проживающие в космосе микробы обеспечили семена жизни на Земле и после этого привели к эволюции; естественный отбор сыграл очень малую роль или вообще не имел никакого значения в создании разнообразия жизни. Хойл также утверждал, что эпидемии гриппа, коклюша и других болезней начинаются, когда Земля проходит сквозь облака болезнетворных микроорганизмов.

Обсуждая непрекращающуюся веру биомедицинских кругов в более традиционный тип передачи болезни — от человека к человеку, Хойл начал сердиться.

— Смотря на эти данные, они не говорят «Данные неправильные» и не прекращают их преподавать. Они продолжают травить людей этой чушью. И именно поэтому, когда вы попадаете в больницу, вам повезет, если вас вылечат.

Но если космос кишит организмами, спросил я, почему их не обнаружили? Вероятно, их обнаружили, заверил меня Хойл. Он подозревал, что в шестидесятые годы эксперименты, проводившиеся США на воздушных шарах, поднимающихся на большую высоту, а также на других летательных аппаратах, собрали доказательства жизни в космосе, просто официальные лица не стали об этом кричать. Почему? Возможно, по причинам государственной безопасности, высказал предположение Хойл, или потому, что результаты противоречили устоявшемуся мнению.