Вероника Полонская - Воспоминания о В. Маяковском

• Название: Воспоминания о В. Маяковском
• Автор: Вероника Полонская
• Издательство: Известия
• Жанр: Философия
• Год: 1990

Рукопись воспоминаний Вероники Витольдовны Полонской хранится с 1938 года в фондах музея В.В. Маяковского (в дальнейшем ГММ); впервые "Воспоминания о В.В. Маяковском" опубликованы в 1987 году в журнале "Вопросы Литературы", No 5. Здесь они печатаются с восполнением купюр.

Рукопись представляет собой две общие тетради, написанные чернилами, почти без поправок, с вставленными (видимо, после окончания работы) дополениями на отдельных листах.

---

Мы встречались часто, но большей частью на людях, так как муж начал подозревать нас, хотя продолжал Яншин относиться к Владимиру Владимировичу очень хорошо.

Яншину нравилось бывать в обществе Маяковского и его знакомых, однако вдвоем с Владимиром Владимировичем он отпускал меня неохотно, и мне приходилось очень скрывать наши встречи. Из-за этого они стали более кратковременными.

Кроме того, я получила большую роль в пьесе "Наша молодость" {Пьеса "Наша молодость" - инсценировка романа Виктора Кина "По ту сторону" - ставилась на Малой сцене МХАТа Н. Н. Литовцевой под руководством В. И. Немировича-Данченко.}. Для меня - начинающей молодой актрисы - получить роль в МХАТе было огромным событием, и я очень увлеклась работой.

Владимир Владимирович вначале искренне радовался за меня, фантазировал, как он пойдет на премьеру, будет подносить каждый спектакль цветы "от неизвестного" и т. д. Но спустя несколько дней, увидев, как это меня отвлекает, замрачнел, разозлился. Он прочел мою роль и сказал, что роль отвратительная, пьеса, наверное, - тоже. Пьесу он, правда, не читал и читать не будет и на спектакль ни за что не пойдет. И вообще не нужно мне быть актрисой, а надо бросить театр...

Это было сказано в форме шутки, но очень зло, и я почувствовала, что Маяковский действительно так думает и хочет.

Стал он очень требователен, добивался ежедневных встреч, и не только на Лубянке, а хотел меня видеть и в городе. Мы ежедневно уславливались повидаться в одном из кафе, или рядом с МХАТом, или напротив Малой сцены МХАТа на улице Горького.

Мне было очень трудно вырываться для встреч днем и из-за работы, и из-за того, что трудно было уходить из театра одной. Я часто опаздывала или не приходила совсем, а иногда приходила с Яншиным. Владимир Владимирович злился, я же чувствовала себя очень глупо.

Помню, после репетиции удерешь и бежишь бегом в кафе на Тверской и видишь, за столиком сидит мрачная фигура в широкополой шляпе. И всякий раз неизменная поза: руки держатся за палку, подбородок на руках, большие темные глаза глядят на дверь.

Он говорил, что стал посмешищем в глазах всех официанток кафе, потому что ждет меня часами. Я умоляю его не встречаться в кафе. Я никак не могла ему обещать приходить точно. Но Маяковский отвечал:

- Наплевать на официанток, пусть смеются. Я буду ждать терпеливо, только приходи!

В это время у него не спорилась работа, писал мало, работал он тогда над "Баней". Владимир Владимирович даже просил меня задавать ему уроки, чтобы ему легко было писать: каждый урок я должна была и принимать, поэтому он писал с большим воодушевлением, зная, что я буду принимать сделанные куски пьесы. Обычно я отмечала несколько листов в его записной книжке, а в конце расписывалась или ставила какой-нибудь значок, до этого места он должен был сдать урок {В записной книжке No 67 (март - май 1924 года) на обороте 18-й страницы заготовки к "Бане", на обороте 22-й страницы рукой В. Полонской написано: "Звоните мне чаще. Нора!!!!" (ГММ).}.

Помню три вечера у него за эту зиму. В какой последовательности они прошли - не могу сейчас восстановить в памяти.

Один вечер возник так: Владимир Владимирович, видя, как я увлечена театром, решил познакомиться с моими товарищами по сцене и устроил вечер, на котором были люди, в общем, для меня далекие. Организацию этого вечера Маяковский поручил Яншину. Заранее никто приглашен не был, и вот в самый день встречи мы кого-то спешно звали и приглашали. Приехали все поздно, после спектакля (люди, в общем, для меня далекие). Бриков не было, они были уже за границей. Хозяйничал сам Владимир Владимирович и был очень мрачен, упорно молчал. Все разбрелись по разным комнатам гендриковской квартиры и сидели притаившись, а Владимир Владимирович большими шагами ходил по коридору. Потом он приревновал меня к нашему актеру Ливанову и все время захлопывал дверь в комнату, где мы с Ливановым сидели. Я открываю дверь, а Владимир Владимирович по коридору заглянет в комнату и опять захлопнет ее с силой.

Мне было очень неприятно, и я себя очень глупо чувствовала. Тем более, что это было очень несправедливо по отношению ко мне. Тут же был Яншин. Мне с большим трудом удалось уговорить Владимира Владимировича не ставить меня в нелепое положение. Не сразу он поверил моим уверениям, что я люблю его. А когда поверил, сразу отошел, отправился к гостям, вытащил всех из разных углов, где они сидели, стал острить, шуметь... И напуганные, не знающие как себя вести актеры вдруг почувствовали себя тепло, хорошо, уютно и потом очень хорошо вспоминали этот вечер и Владимира Владимировича.

Второй вечер был после премьеры "Бани" 16 марта 1930 года. Маяковскому было тяжело от неуспеха и от отсутствия друзей или даже врагов, вообще от равнодушия к его творчеству. Ведь после премьеры - плохо, хорошо ли она прошла - он принужден был один идти домой в пустую квартиру, где его ждала только бульдожка Булька. По его просьбе мы поехали в Гендриков переулок: Марков, Степанова, Яншин и я. Говорили о пьесе, о спектакле. Хотя судили очень строго и много находили недостатков, но Владимир Владимирович уже не чувствовал себя одиноким, никому не нужным. Он был веселый, искрящийся, пел, шумел, пошел провожать нас и Маркова, потом Степанову. И по дороге хохотали, играли в снежки.

Третий вечер - шуточный юбилей, который был устроен опять-таки на квартире в Гендриковом переулке незадолго до настоящего двадцатилетия литературной деятельности Владимира Владимировича. (Как известно, в ознаменование этого двадцатилетия была устроена выставка в клубе писателей на улице Воровского.)

На шуточный юбилей мы с Яншиным приехали поздно, после спектакля. Народу было много, я не помню всех. Помню ясно Василия Каменского - он пел, читал стихи. Помню Мейерхольда, Райх, Кирсановых, Асеева, Бриков.

Я приехала в вечернем платье, а все были одеты очень просто, поэтому я чувствовала себя неловко. Лиля Юрьевна меня очень ласково встретила и сказала, что напрасно я стесняюсь: это Володин праздник и очень правильно, что я такая нарядная. На этом вечере мне было как-то очень хорошо, только огорчало меня, что Владимир Владимирович такой мрачный.

Я все время к нему подсаживалась, разговаривала с ним и объяснялась ему в любви. Как будто эти объяснения были услышаны кое-кем из присутствующих.

Помню, через несколько дней приятель Владимира Владимировича - Лев Александрович Гринкруг {Л.А. Гринкруг (1889-1987) - друг Л. и О. Бриков и В. Маяковского, киноработник.}, когда мы говорили о Маяковском, сказал:

- Я не понимаю, отчего Володя был так мрачен: даже если у него неприятности, то его должно обрадовать, что женщина, которую он любит, так гласно объясняется ему в любви.

Вскоре Брики уехали за границу. Владимир Владимирович много хлопотал об их отъезде (были у него какие-то недоразумения в связи с этим). Я его даже меньше видела в эти дни.

После их отъезда Владимир Владимирович заболел гриппом, лежал в Гендриковом. Я много бывала у него в дни болезни, обедала у него ежедневно. Был он злой и придирчивый к окружающим, но со мной был очень ласков, и нежен, и весел. Вечерами играли в карты после спектакля. Навещал Маяковского и Яншин. Иногда обедал с нами. Настроение в общем у Владимира Владимировича было более спокойное. После болезни он прислал мне цветы со стихами:

Избавясь от смертельного насморка и чиха.

Приветствую Вас, товарищ врачиха. *

{* Опубликовано: В. В. Маяковский, Полн. собр. соч. в 13-ти томах, т. 13, М., 1961, с. 150 ("Милому Норику").}

Я знаю, что у него с Асеевым и с товарищами были разногласия и даже была ссора, они случайно, за картами помирились. Но, очевидно, органического примирения не было.

Помню вхождение Маяковского в РАПП {В. Маяковский был принят в РАПП 6 февраля 1930 года.}. Он держался бодро и все убеждал и доказывал, что он прав и доволен вступлением в члены РАППа. Но чувствовалось, что он стыдится этого, не уверен, правильно ли он поступил перед самим собой. И хотя он не сознавался даже себе, но что приняли его в РАППе не так, как нужно и должно было принять Маяковского.

Близились дни выставки.

Владимир Владимирович был очень этим увлечен, очень горел.

Он не показывал виду, но ему было тяжело одиночество.

Ни один из его товарищей по литературе не пришел помочь.

Комната его на Лубянке превратилась в макетную мастерскую. Он носился по городу, отыскивал материалы.

Мы что-то клеили, подбирали целыми днями. И обедать нам приносила какая-то домашняя хозяйка, соседка по дому. Пообедав, опять копались в плакатах.

Потом я уходила на спектакль, к Владимиру Владимировичу приходили девушки-художницы, и все клеили, подписывали.

На выставке он возился тоже сам.

Я зашла к нему как-то в клуб писателей.

Владимир Владимирович стоял на стремянке, вооружившись молотком, и сам прибивал плакаты. (Помогал ему только Лавут, но у Лавута было много дел в связи с организацией выставки, так что Владимир Владимирович устраивал все почти один {В организации выставки помогали Н. Брюханенко, В. Горяинов, А. Кручёных, П. Лавут. Е Семенова, Н. Рябова.}.)