Вадим Шершеневич - Стихотворения и поэмы

• Название: Стихотворения и поэмы
• Автор: Вадим Шершеневич
• Издательство: Академический Проект
• Жанр: Поэзия
• Год: 2000
• ISBN: 5-7331-0216-0

Творчество В.Г. Шершеневича (1893–1942) представляет собой одну из вершин русской лирики XX века. Он писал стихи, следуя эстетическим принципам самых различных литературных направлений: символизма, эгофутуризма, кубофутуризма, имажинизма. В настоящем издании представлены избранные стихотворения и поэмы Вадима Шершеневича — как вошедшие в его основные книги, так и не напечатанные при жизни поэта. Публикуются фрагментарно ранние книги, а также поэмы. В полном составе печатаются книги, представляющие наиболее зрелый период творчества Шершеневича — «Лошадь как лошадь», «Итак итог», отдельные издания драматических произведений «Быстрь» и «Вечный жид». Ряд стихотворений разных лет печатается по рукописям.

http://ruslit.traumlibrary.net

---

13 июня 1913

«Полусумрак вздрагивал. Фонари световыми топорами…»

Полусумрак вздрагивал. Фонари световыми топорами
Разрубали городскую тьму на улицы гулкие.
Как щепки, под неслышными ударами
Отлетали маленькие переулки.
Громоздились друг на друга стоэтажные вымыслы.
Город пролил крики, визги, гуловые брызги.
Вздыбились моторы и душу вынесли,
Пьяную от шума, как от стакана виски.
Электрические черти в черепе развесили
Веселые когда-то суеверия — теперь трупы;
И ко мне, забронированному позой Цезаря,
Подкрадывается город с кинжалом Брута.

1914

«Небоскребы трясутся и в хохоте валятся…»

Небоскребы трясутся и в хохоте валятся
На улицы, прошитые каменными вышивками.
Чьи-то невидимые игривые пальцы
Щекочут землю под мышками.
Набережные заламывают виадуки железные,
Секунды проносятся в сумасшедшем карьере
Уставшие, взмыленные, и взрывы внезапно обрезанные
Красноречивят о пароксизме истерик.
Раскрываются могилы, и, как рвота, вываливаются
Оттуда полусгнившие трупы и кости,
Оживают скелеты под стихийными пальцами,
А небо громами вбивает гвозди.
С грозовых монопланов падают на землю,
Перевертываясь в воздухе, молнии и кресты.
Скрестярукий, любуется на безобразие
Угрюмый Дьявол, сухопаро застыв.

1913

Из раздела «Лунные окурки»

«Сильнее, звончее аккорд электричества…»

Е.И.

Сильнее, звончее аккорд электричества,
Зажгите все люстры, громче напев!
Я пью за здоровье Ея Величества,
Седой королевы седых королей!
Ваше Величество! Жизнь! Не много ли
Вам на щеки румян наложил куафер?
Скажите лакеям, чтоб меня не трогали:
Я песни спеть Вам хочу в упор.
Пропустите к престолу шута-поклонника!
Сегодня я — гаер, а завтра — святой!
Что же время застыло у подоконника?
Я его потяну за локон седой!
Время, на жизнь поглядите! Давно она
Песенок просит, а Вы — мертвец.
Выше, размалеванные руки клоуна,
К трону, к престолу, веселый юнец!
Ваше Величество, жизнь бесполая,
Смотрите пронзительней между строк!
Разве не видите там веселые
Следы торопливых гаерских ног?
Сильнее, звончее аккорд электричества!
Жизнь, осклабьтесь улыбкой больной!
К Вам пришел я, Ваше Величество,
Ваш придворный искусный портной!

16 февраля 1913

«Грустным вечером за городом распыленным…»

Грустным вечером за городом распыленным,
Когда часы и минуты утратили ритм,
В летнем садике, под разбухшим кленом,
Я скучал над гренадином недопитым.
Подъезжали коляски, загорались плакаты
Под газовым фонарем, и лакеи
Были обрадованы и суетились как-то,
А бензин наполнял парковые аллеи…
Лихорадочно вспыхивали иллюминации мелодий
Цыганских песен, и подмигивал смычок,
А я истерично плакал о том, что в ротонде
Из облаков, луна потеряла пустячок.
Ночь прибежала, и все стали добрыми,
Пахло вокруг электризованной весной,
И, так как звезды были все разобраны,
Я из сада ушел под ручку с луной.

1913

«У других поэтов связаны строчки…»

У других поэтов связаны строчки
Рифмою, как законным браком,
И напевность метра, как венчальные свечки,
Теплится в строфном мраке, —
А я люблю только связь диссонансов,
Связь на вечер, на одну ночь!
И, с виду неряшливый, ритм, как скунсом,
Закрывает строки, — правильно точен.
Иногда допускаю брак гражданский —
Ассонансов привередливый брак!
Но они теперь служат рифмой вселенский
Для всех начинающих писак.
А я люблю только гул проспекта,
Суматоху моторов, презираю тишь…
И кружатся в пьесах, забывши такты,
Фонари, небоскребы и столбы афиш.

9 июня 1913

«Милая дама! Вашу секретку…»

Милая дама! Вашу секретку
Я получил, и вспомнились вдруг
Ваш будуар — и из скунса горжетка,
Мой кабинет — раскидная кушетка.
Где-то далёко Ваш лысый супруг.
Что Вам ответить! Сердце и радо,
Фраз не составлю никак.
Мысли хохочут, смеясь до упада…
Милая дама! Мужа не надо!
Муж Ваш напомнил мне «твердый знак»!..
О, как жемчужен без мужа ужин!
Взвизгнувших устриц узорная вязь!
Вы углубились в омут из кружев…
Муж Вам, как ъ, для того только нужен,
Чтобы толпа не заметила связь.
Знаете, дама, я только приставка.
Вы же основа, я — случай, суффикс,
Только к вечернему платью булавка!
Близкая дама! Салонная травка!
Вами пророс четверговый журфикс.
Что Вам ответить? Обеспокоив,
Хочется вновь Вас отдать тишине.
Завтра придете. — А платье какое?!
Знаю: из запаха белых левкоев!
— Если хотите — придите ко мне.

1913

«Мы были вдвоем, графиня гордая!..»

Мы были вдвоем, графиня гордая!
Как многоуютно бросаться вечерами!
За нами следили третий и четвертая,
И беспокой овладевал нами.
Как Вам ужасно подходит Ваш сан сиятельный,
Особенно когда Вы улыбаетесь строго!
На мне отражалась, как на бумаге промокательной,
Ваша свеженаписанная тревога.
Мне пить захотелось, и с гримаскою бальной
Вы мне предложили влажные губы,
А страсть немедленно перешла в атаку нахальную
И забила в барабан сердца, загремела в трубы.
И под эту надменную,
Военную
Музыку
Я представил, что будет лет через триста.
Я буду в ночь бессолнечную и тусклую
Ваше имя гравировать на звездных листьях.
Ах, лимоном не смоете поцелуи гаера!
Никогда не умру, и, как вечный жид,
Моя интуитта с огнекрасного аэро
Упадет Вам на сердце и в нем задрожит.
Забыть… Не надо! Ничего не надо!
Небо нависло суповою мискою!
Жизнь начиталась романов де Сада
И сама стала садисткой.
Хлещет событием острым по губам, по глазам, по телу голому,
Наступив на горло башмаком американского фасона.
Чувства исполосованные стонут
Под лаской хлыста тяжелого.
Но тембр кожи у жизни повелевает успокоено…
Ах, ее повелительное наклонение сильней гипнотизма!
Выпадают нестройно
Страницы из моего организма.
Поймите, поймите! Мне скучно без колоссального дебоша!
Вскидываются жизненные плети!
Ах, зачем говорю так громко?
У ветра память хорошая,
Он насплетничает завтрашним столетьям!!!

10 августа 1913

«в с е м ы к а к б у д т о н а р о л и к а х…»

в с е м ы к а к б у д т о н а р о л и к а х
с В а л и т ь с я л е г к о н о с е й ч а с
м ч А т ь с я и в е с е л О и с к о л ь к о
д а м Л о р н и р у ю т о Т м е н н о н а с
н а ш г е р Б у к р а ш е н л и к е р а м и
и м ы д е р з д к и е д у ш А с ь ш и п р о м
и щ е м Ю г И ю л я и в о В с е м ф о р м у
м ч а С и л о Ю о т к р ы Т о к л и п п е р
з н О й н о з н а е м ч т О в с е ю н о ш и
и В с е п о ч т и г о в о р ю б е з у с ы е
У т в е р ж д а я э т о ч А ш к у п у н ш а
п ь е м с р а д о с т ь ю з а б р ю с о в а

1913

Веснушки радости

Владиславу Ходасевичу

Вечер был ужасно туберозов,
Вечность из портфеля потеряла morceau[5]
И, рассеянно, как настоящий философ,
Подводила стрелкой физиономию часов.
Устал от электрических ванн витрин,
От городского граммофонного тембра.
Полосы шампанской радости и смуглый сплин
Чередуются, как кожа зебр.
Мысли невзрачные, как оставшиеся на-лето
В столице женщины, в обтрепанных шляпах.
От земли, затянутой в корсет мостовой и асфальта,
Вскидывается потный, изнурительный запах.
У вокзала бегают паровозы, откидывая
Взъерошенные волосы со лба назад.
Утомленный вечерней интимностью хитрою,
На пляже настежь отворяю глаза.
Копаюсь в памяти, как в песке после отлива,
А в ушах дыбится городской храп;
Вспоминанье хватает за палец ревниво,
Как выкопанный нечаянно краб.

«Мы пили абсент из электрической люстры…»