Константин Станюкович - Том 10. Рассказы и повести

• Название: Том 10. Рассказы и повести
• Автор: Константин Станюкович
• Издательство: Правда
• Жанр: Русская классическая проза
• Год: 1977

Константин Михайлович Станюкович — талантливый и умный, хорошо знающий жизнь и удивительно работоспособный писатель, создал множество произведений, среди которых романы, повести и пьесы, обличительные очерки и новеллы. Произведения его отличаются высоким гражданским чувством, прямо и остро решают вопросы морали, порядочности, честности, принципиальности.

В десятый том вошли рассказы и повести: «Дождался», «Свадебное путешествие», «Севастопольский мальчик», «Событие», «Мунька», «„Берег“ и море», «Собака», «Тоска», «Оба хороши» и маленькие рассказы.

http://ruslit.traumlibrary.net

---

Печатание романа было начато, когда Станюкович успел закончить всего несколько первых его глав. Деловитый редактор-издатель журнала «Дело» Г. Е. Благосветлов настаивал, чтобы публикация романа шла из номера в номер, — приходилось спешить. Автору казалось, что он портит хороший замысел: «…я сижу с утра до вечера за романом, — писал он жене 13 февраля 1880 года, — рву безжалостно написанное и очень недоволен. А Благосветлов шлет записочки. Им, видишь ли, хочется „братьев“ пустить первыми в книжке. Обещал сдать 18-го. Ты можешь вообразить, следовательно, и мою фигуру в халате и мою раздражительность, пока я не облеку в формы моих лиц романа. Но формы их мне не нравятся. Оттого и раздражительность. В голове так стройно, хорошо вяжется, а на бумаге — не то. Ну и рвешь бумагу»[49]. Но опасения оказались в значительной степени преувеличенными: роман имел несомненный успех у читателей, а передовая критика тех лет с удовлетворением отметила не только его общественную актуальность, но и художественную убедительность. В наши дни, когда с момента выхода в свет «Двух братьев» прошло почти сто лет, можно сказать с уверенностью, что это один из лучших (если не лучший) романов Станюковича.

8

Роман «Два брата» недвусмысленно свидетельствует о том, что Станюкович знал о революционном движении народников не понаслышке; во всем повествовании о деятельности Прокофьева-Мирзоева, например, чувствуется осведомленность в таких подробностях и обстоятельствах, с которыми можно было ознакомиться только из первых рук. Но, сочувствуя борьбе народников, посильно помогая им, Станюкович в то же время не разделял многих положений народнической идеологии и, в частности, народнических воззрений по вопросу о судьбах капитализма в России, о характере и силе его влияния на жизнь русского общества. Тут он стоял на позициях, выработанных Чернышевским и его ближайшими последователями, и с этих позиций стремился осмыслить тот жизненный материал, который в изобилии дала ему семилетняя служба.

Сквозные темы многих его произведений, как беллетристических, так и публицистических, прямо или косвенно связаны с фактом выдвижения на первый план русской жизни нового господина, буржуя, в каком бы обличий он ни выставлял себя — в окультуренном, как Стрекалов, или неприбранно-чумазом, как Кузька Кривошейнов. Союз между буржуем-хищником и правящими верхами, где решающее влияние принадлежало еще дворянам, вносил, по убеждению Станюковича, важные изменения не только в экономику и политику, но и в нравственную атмосферу всего русского общества.

Богатство и его детища — комфорт и роскошь и раньше были соблазнительны; но в крепостную эпоху они доставались или по наследству, или по чину, то есть по карьере (так называемые безгрешные доходы на всеобщее обозрение тогда все-таки предпочитали не выставлять). В новых условиях начался процесс быстрого перераспределения богатств. Теперь у всех на виду, внезапно, какими-то темными, но по внешности вполне законными путями обогащались никому не известные раньше люди. Авантюризм приобрел права гражданства, стал респектабельным. Станюкович с пристальным вниманием следил, как это новое явление сказывалось прежде всего на поведении молодежи. Соблазняемые неумеренной роскошью новых богачей, многие молодые люди готовы были пойти на любую сделку с совестью: предварительно рассчитав сумму приданого, женились на дочерях новых богачей, как это сделал Борис Кривский из романа «Наши нравы», или прямо действовали по способам червонных валетов — обирали любовниц, близких родственников, а в случаях крайней необходимости не брезговали подлогами и мошенничеством, как Шурка Кривский из того же романа.

Беллетристические произведения Станюковича, посвященные этому кругу тем (повесть «Червонный валет», романы «Наши нравы», «В мутной воде», «В места не столь отдаленные» и др.), неприкрыто публицистичны; порою кажется, что автор еще раз, более пространно и в более, так сказать, «завлекательной» форме пересказывает содержание некоторых своих публицистических выступлений. В значительной степени так оно и было. «Вскормленник шестидесятых годов», Станюкович считал тесное сочетание беллетристики и публицистики вполне естественным и даже необходимым и временами предпочитал работать в публицистическом жанре. Например, с тех пор как он стал постоянным сотрудником журнала «Дело», публицистике он отдавал большую часть своих сил. Начиная с 1877 года Станюкович на страницах этого журнала из номера в номер помещал статьи и фельетоны или во «Внутреннем обозрении», или под рубрикой «Картинки общественной жизни». Особую популярность и большой общественный резонанс получила серия его фельетонов, памфлетов и репортажей, которые он печатал под общим заглавием «Письма знатного иностранца».

Англичанин Джонни Смит, на русской границе выправивший за два фунта стерлингов паспорт на имя лорда Джона Розберри, в поисках легкого заработка путешествует по России и свои наблюдения и замечания сообщает в письмах Дженни — жене своей, оставшейся в Англии. Этот с давних пор известный в европейской публицистике прием маскировки давал Станюковичу возможность взглянуть на многие явления русской жизни «глазами иностранца», то есть как бы впервые, и таким образом представить их свежо и впечатляюще. Вот, например, как пишет Джонни о распространившейся в то время по России эпидемии хищений и растрат: «Что ни день, то в здешних газетах извещают о покражах всевозможных предметов, движимых и недвижимых, имеющих какую-либо ценность. Преимущественно опустошаются общественные кассы, но не оставляются без должного внимания и прочие предметы, особенно заготовляемые в большом количестве, как-то: мука, крупа, овес, сено, сукно и пр. Сперва я был крайне удивлен этим обстоятельством и полагал, что факты покражи составляют единичные явления и производятся специалистами вроде наших лондонских мазуриков высшей школы, но скоро убедился, что эта профессия не имеет в России такого предосудительного характера и что подобные занятия составляют почти повсеместное явление среди многих русских джентльменов, пользующихся цензом, дающим право на заведование кассой, или на заготовку материалов, или на присмотр за всеми подобными делами.

По понятиям названных выше джентльменов „касса“, „казна“ и т. п. составляют нечто вроде мифической золотой курицы, не пользоваться которой может либо непроходимый дурак, либо совсем ленивый человек, тем более, что пользование это не всегда влечет за собою неприятные последствия, особенно, если при пользовании не обнаруживать слишком большой поспешности и алчности.

Я пробовал уяснить себе причины такой, можно сказать, непримиримой вражды, существующей к кассам, и после тщательных расспросов узнал, что вражда эта восходит к отдаленным временам (не могу сказать, ранее русского царя Гороха или после него) и с особенной силою свирепствует теперь, когда, после отмены крепостного права и с развитием касс, жизнь многих джентльменов стала более или менее в зависимости от собственной ловкости и умения так очистить кассу, чтобы не подлежать ответственности…».[50]

В своих публицистических произведениях Станюкович неоднократно возвращался к мысли о том, что хищники и воры легко уходят от наказания главным образом потому, что многоступенчатая иерархия администраторов и начальников, призванных охранять интересы государства и общества, сама действует по принципу круговой безответственности. В одном из своих писем Джонни приводит следующий, весьма характерный в этом отношении диалог с чиновником Z: «— Скажите, молодой друг, отчего вы всегда молчаливы? Вы превосходно работаете, вы идеальный исполнитель, но отчего вы молчите?.. Кто вас не знал бы так хорошо, как я, тот подумал бы, что вы готовите донос на своего начальника и друга.

Мистер Z. только улыбнулся.

— Что значит ваша улыбка, сэр?

— Ах, милорд… Я удивляюсь, как вы с вашим умом не объяснили моего молчания.

— Что ж оно означает?

— Преданность, одну преданность и ничего более!..

Однажды я сидел в кабинете мистера Z. Он только что готовился отправить лично составленную им записку к своему патрону по какому-то вопросу, как ему подают записку от патрона. Мистер Z. хладнокровно прочел ее, аккуратно сложил, спрятал к месту и приказал позвать своего секретаря.

— Эта записка, над которою мы работали, не годится. Приказано разобрать этот вопрос в другом направлении, и потому нам приходится завтра же этим заняться.

— Но как же… То направление, которое придано этой записке, основано на началах науки.

— Главное, не рассуждайте и делайте, что приказано… Наука?.. Наука должна служить государству, а не государство науке.

Молодой секретарь почтительно поклонился и ушел.

— А какое ваше мнение по этому вопросу? — спросил я.