Константин Станюкович - Том 10. Рассказы и повести

• Название: Том 10. Рассказы и повести
• Автор: Константин Станюкович
• Издательство: Правда
• Жанр: Русская классическая проза
• Год: 1977

Константин Михайлович Станюкович — талантливый и умный, хорошо знающий жизнь и удивительно работоспособный писатель, создал множество произведений, среди которых романы, повести и пьесы, обличительные очерки и новеллы. Произведения его отличаются высоким гражданским чувством, прямо и остро решают вопросы морали, порядочности, честности, принципиальности.

В десятый том вошли рассказы и повести: «Дождался», «Свадебное путешествие», «Севастопольский мальчик», «Событие», «Мунька», «„Берег“ и море», «Собака», «Тоска», «Оба хороши» и маленькие рассказы.

http://ruslit.traumlibrary.net

---

Тема нравственного разложения правящих верхов важна, конечно, не сама по себе; во второй половине XIX века она привлекала внимание русских писателей, в том числе и М. Е. Салтыкова-Щедрина и Л. Н. Толстого, главным образом потому, что была частью более общей и несравнимо более важной темы — темы судеб России. Ведь тлетворное влияние этого разложения сказывалось на жизни всей страны и, в частности, на нравственном состоянии так называемых образованных слоев общества. Именно об этом написан роман «Жрецы».

Коллизия романа сложна по своему составу. На первый взгляд может показаться, что в романе описана заурядная профессорская склока. На самом деле, не будь скрытой, злобной зависти жреца чистой науки профессора Аристарха Яковлевича Найденова к более молодому, популярному профессору Николаю Сергеевичу Заречному, которого его поклонники и почитатели считали чуть ли не продолжателем традиций самого Грановского, не было бы никаких бед и потрясений: юбилей старика Косицкого прошел бы мирно, потому что доцент Перелесов не осмелился бы написать свою пасквильную статью об этом юбилее и о речи Заречного, а если бы даже и написал, то без содействия Найденова ее едва ли напечатали бы. Но эта склока потому и вызвала такие трагические последствия, что оказалась одним из выражений всей общественной борьбы в России восьмидесятых — девяностых годов.

Профессор Найденов стал заботиться о чистой науке после того, как разуверился в успехе освободительного движения. В начале он, наверно, надеялся, что общественное мнение, а стало быть, и студенты поймут его и пойдут за ним. Но он ошибся: студенты от него отвернулись, и ему ничего не оставалось делать, как обратиться за поддержкой к реакционнейшей газете. Заречного он подозревал в том, что тот в своих лекциях высказывает радикальные мысли ради того только, чтобы добиться популярности у студентов, не способных отличить подлинное от поддельного. Но старый скептик ошибся опять: несколько студентов, присутствовавших на банкете и слышавших тост Заречного, сразу поняли, что радикализм их любимого профессора не многого стоит; восстановить доверие студенческой аудитории ему уже, наверное, не удастся. Ход событий в этой университетской истории предопределялся в конечном счете противостоянием передового общественного мнения, одним из носителей которого было студенчество, реакционным правящим верхам.

Роман «Жрецы» вышел в свет в 1897 году, а через два года в России началось широкое студенческое движение, всколыхнувшее все русское общество и показавшее, что реакция не всесильна, что ее торжеству приходит конец.

Новые публицистические выступления Станюковича, его романы, повести и рассказы о современной ему жизни — все это имело общественный резонанс и оценивалось передовой критикой того времени, как говорится, вполне положительно. И все-таки в те годы его место в литературе и в читательском сознании определялось не этими произведениями.

10

В 1888 году вышел его сборник «Морские рассказы», и этот факт круто изменил всю его литературную судьбу. До этого он был известным, прогрессивным писателем и публицистом, а теперь он стал знаменитым автором морских рассказов. Все остальные его произведения уважительно, не без интереса читали и одобряли, а новых морских рассказов с нетерпением ждали и требовали. Станюкович вынужден был подчиниться: он стал издавать эти рассказы особыми сборниками: «Моряки», «Среди моряков», «Из жизни моряков», «Рассказы из морской жизни», «Новые морские рассказы». И почти каждый из этих сборников приходилось издавать по нескольку раз.

Успех морских рассказов на первых порах оказался неожиданным для самого Станюковича: тогдашние читатели и критики (не очень большие охотники до историко-литературных изысканий) увидели в этих рассказах что-то новое, даже небывалое, а он-то хорошо знал, что и герои и ситуации, почти такие же, как в его теперешних морских рассказах, появились в русской литературе еще в 1867 году — в его книге «Из кругосветного плавания. Очерки морского быта». Но тогда его моряков не заметили, а теперь, через двадцать один год, встретили восторженно. Почему? В поисках ответа на этот вопрос необходимо принять во внимание различие эпох.

Критики шестидесятых годов прошли мимо «Очерков морского быта» скорее всего потому, что сам этот специфический быт был для них не очень актуален. В книжке рассказывалось о русских матросах и офицерах, то есть о тех же мужиках и дворянах, только в военно-морском обмундировании; социальные коллизии, волновавшие тогда всю Россию, в своеобразном преломлении существовали и там — на клиперах и корветах, бороздивших океанские просторы; но в центре общественного внимания находился тогда вчерашний крепостной, а в 1867 году временнообязанный мужик, непосредственно пахавший землю, и помещик-крепостник, продолжавший обирать этого временнообязанного.

Следует иметь в виду также и то, что, когда молодой Станюкович писал свои первые очерки морского быта, он был охвачен воодушевлением шестидесятых годов. Общее состояние тогдашней общественной жизни, направление ее развития в годы наивысшего подъема освободительного движения он, как и большинство его сверстников, считал естественным, «нормальным». Ненормальными были только николаевские нравы и порядки — с предписанной жестокостью, мордобоем, линьками и командирской матерщиной, заменявшей воспитательную словесность. Но все это было именно прошлое; ведь телесные наказания были отменены еще в 1863 году. Конечно, старые нравы и порядки глубоко укоренились во флоте, у них были упорные поклонники и защитники, но по оптимизму современника освободительных свершений молодой Станюкович был уверен, что новые гуманные начала и принципы победят — и скоро. Эта уверенность, разумеется, не могла не сказаться и на тональности его очерков морского быта.

Теперь, в восьмидесятых и девяностых годах, и общественные обстоятельства были другие, и Станюкович в ином свете увидел все то, что видел и пережил тогда, во время своего первого вынужденного плавания. Теперь в новых его морских рассказах тема социальной розни во флоте зазвучала острее и, как это ни покажется странным, вполне современно и даже злободневно, а старые николаевские порядки представлены так, будто матрос Рябой только вчера получил сотню линьков, а спасший его от нового наказания корабельный парусник Исайка, чтобы избежать порки, бросился в море и утонул — только что, минуту назад.

Конечно, в новых морских рассказах чувствуется рука писателя, умудренного опытом многолетних литературных трудов. Но дело не только в этом; эти рассказы вобрали в себя еще и многолетний опыт непосредственного участия в общественной борьбе. Как сказано выше, все морские рассказы и повести Станюковича написаны по воспоминаниям о его кругосветном плавании 1860–1863 годов. Поэтому действие большинства из них происходит в те же годы и только в немногих произведениях, как, например, в повести «В море!», уже в новую эпоху, то есть в восьмидесятых — девяностых годах. Но независимо от хронологической приуроченности фабульного времени все они без исключения своим смыслом и пафосом были обращены к общественной борьбе восьмидесятых — девяностых годов.

Станюкович принадлежал к числу тех русских писателей второй половины XIX века, которые и в периоды реакции оставались верны освободительным идеям шестидесятых годов; но, конечно, он уже давно преодолел розоватый оптимизм своей молодости. Возвратившись из ссылки, он убедился, что политическая реакция, наступившая после того, как народовольцами был убит Александр II, усилилась еще больше. Теперь ее вдохновители во главе с Победоносцевым стояли у самого кормила власти; они открыто проклинали реформы шестидесятых годов и упорно стремились проводить политику контрреформ. Этот одобренный и покровительствуемый самим Александром III поход против всего наследия шестидесятых годов сказался, конечно, и на положении в русском военном флоте.

В соответствии с новыми политическими и идеологическими веяниями и в канцеляриях военно-морского ведомства, и в корабельных кают-компаниях, и в служебных взаимоотношениях тон стали задавать такие офицеры, для которых завещанное шестидесятыми годами гуманное отношение к матросу было ненавистно — и по сословно-кастовым предрассудкам и потому еще, что оно требовало от них неустанного воспитательского труда. Закон об отмене телесных наказаний во флоте теперешние «дантисты» считали как бы несуществующим и палачествовали безнаказанно. Над «либеральными» традициями открыто смеялись, а офицеров, верных этим традициям, при первом же удобном случае или принуждали выйти в отставку, как это было сделано с Леонтьевым, или, как Ивкова, отчисляли на том основании, что полицейские власти предписывали им «прокатиться в не столь отдаленные места» («Беспокойный адмирал»). Теперь получили ход жестокие и бесчестные карьеристы вроде Аркадия Дмитриевича Налетова («В море!»).