А. Ампелонов - Всего один голос

• Название: Всего один голос
• Автор: А. Ампелонов
• Издательство: журналы "Пионер" №4-5
• Жанр: Детская проза
• Год: 1983

---

— Ну, этим пусть занимается физрук.

— Почему физрук? «Золотая шайба» — это пионерское дело.

— Маниловщина.— Классная махнула рукой.— Чем воздушные замки строить, лучше бы занялся отрядным уголком. Как в прошлом году Мишку олимпийского выпилили, так и висит.

— Но Бусла же нарисовал нейтронную бомбу...

— Хорошо, не будем спорить. А дежурства?! Что сегодня произошло? Поначалу мне казалось, что Вишняков справляется. Мальчик вежливый, аккуратный. А что случилось с сочинением? Я думала, что они с Буслаевым дружат. Сколько раз видела, как из школы вместе идут.

— Бусла, он такой...

— Какой такой?

— Всегда говорит, что думает.

— Сомнительное достоинство.

— Значит, надо врать? Если он не верит, что Вадик сможет... Летчиком может быть не каждый.

— Так зачем непременно вслух? Человек вырастет, возмужает...

— Ну вы же несправедливо поставили Бусле двойку. Он обиделся.

— У тебя странное представление о справедливости. Уверяю, Буслаев просто играет в искренность. Лишь бы вас повеселить, сорвать урок, обратить серьезное дело в хохму.

— Вам кажется, потому что вы его не любите.

— Ты хочешь сказать, что я пристрастна, несправедлива? — Елена Петровна ахнула от гнева.

Антон запнулся, чувствуя, что совершает глупость, но замолчать уже не мог.

3

Неслышно ступая по заснеженной дорожке, Антон подошел к яме для прыжков, вскинул голову, отыскивая взглядом пологий скат школьной крыши. Если залить каток здесь, у ямы, он всегда будет освещен — свет отбрасывают большие окна спортзала. А потом можно установить на крыше прожектор...

Но поддержат ли его ребята?

Бусла вот считает, что глупо строить площадку в школе: в любом дворе и легче и надежней. В отряд никто не верит. Ребята привыкли, что все решает Елена Петровна, ну а коли она отказалась поговорить с директором...

Может, Елену Петровну раздражало, что две командирские нашивки вопреки ее воле достались Антону? И она устранилась, чтобы доказать Марине: без классного руководителя отряд ни жить, ни управляться не сможет?

Но отряд жил, хотя, едва выскочив из школы, и Бусла, и Гришаев, и Карандаш прятали галстуки в карманы, будто стыдились показаться прохожим маленькими.

И в самом деле, за лето все в классе изменилось. Девчонки вытянулись и похорошели. Многие мальчишки отпустили волосы, стали мыть их шампунем, стричься не под полубокс, как прежде, а за рубль или два, у настоящих мастеров. На переменах они теперь не меньше девчонок вертелись перед зеркалом, вели разговоры про джинсы и модные рубашки.

Антон понимал, что за лето изменился и он сам. По утрам, войдя в вестибюль школы, бросал в зеркало быстрый, незаметный для окружающих взгляд и сразу отводил глаза. В этом году все ему не нравилось: и сердитые, чуть выпученные глаза, и прыщики, то и дело возникавшие на носу, и тяжелые, грубые руки.

— Эй, председатель!

Антон оглянулся. Вдоль низкого бетонного заборчика, отделявшего школьный двор от остального мира, широко расставляя длинные ноги в новеньких белых кроссовках, вышагивал Бусла. Рядом семенил, едва доставая макушкой до плеча, Вишняков, непонятно оживленный, будто уже позабывший, как Бусла смеялся в классе над его сочинением.

— Ты что, место для площадки выбираешь?— заметил Бусла.

— Да нет, просто так...

Вот так, на ходу решать, где лучше поставить коробочку, Антону не хотелось.

— Лучше поставить за котельной. Только надо быстрей, пока щиты не увезли.

— Щиты?

— Возле гаража их навалом. У строителей это был забор.

— Может, пойдем посмотрим?—Антон с надеждой взглянул в сторону шоссе: школьный двор от гаража отделяла всего лишь сотня метров.

4

— Не лезь, куда не следует! —Елисеева проворно вскочила с кресла и шлепнула Шныри-ка по руке. До чего же он любопытный, этот Шныров! Мало, что высмотрел все на трюмо, потрогал пилочки для ногтей, коробочку с пудрой, понюхал флакон с духами—теперь еще полез в ящики. Зачем она только его пустила в свою квартиру? Поболтать с ним интересно, но кто мог подумать, что он такой нахал?

— А я не лезу, не лезу.— Шнырик покорно отскочил в сторону.— Я просто за ручку подержался, ручка красивая, у Вишнякова на шкафах точно такие.

— Ты что, с ним дружишь? Ты же над ним смеялся.

— Когда?

— Когда сочинение читали.

— А-а,—по лицу Шнырика скользнуло уныние,—пусть не врет. Какой из него летчик, если он на кладбище вечером боится? Мы его сколько раз с Буслой звали—не идет. А тебе что, Вадик нравится?

— С чего ты взял? Для меня все одинаковы.

— А я думал, Акила...

— Зря думал.— Елисеева встала и поправила штору, она боялась, как бы Шнырик не заметил румянца, вспыхнувшего у нее на одной, как обычно, щеке. Акила ей и в самом деле в прошлом нравился. Оттого, что вызывал сочувствие, нуждался в помощи, совете. Но потом, когда попыталась сделать к нему маленький шажок, показался замкнутым, скучным. Теперь же, когда связался с Карандашом, и вовсе был безразличен. Зато вчера, когда читали сочинение, вдруг понравился Вишняков, такой ранимый, беззащитный. Уронив голову на парту, он ужасно переживал. Разве можно такое сочинение читать вслух? Мечты не предназначены для чужих ушей, они рушатся, исчезают в один миг, точно проткнутый солнечный мыльный пузырь. Подумаешь—человек испугался темноты, кладбища — этого боится всякий, только не подает вида.

Ольга, почувствовав, как по спине побежали мурашки, оставила Шнырика возле книжной полки и выскользнула в коридор.

Человек ведь в тринадцать лет только начинает жизнь. Неужто Вишняков не сможет перебороть свой страх, привыкнуть к нему? Садиться в самолет даже пассажирам каждый раз страшно... А летчики, они, должно быть, боятся не меньше пассажиров, но никогда не показывают этого. Наоборот, они кажутся такими спокойными, словно у каждого под фирменным кителем спрятан маленький парашют. Почему Вишняков не может мечтать стать летчиком, таким, как его отец?

...Мяч взмывал высоко вверх и, едва не задевая скрытые металлической сеткой светильники, падал вниз, чтобы, мягко ударившись о чьи-нибудь напружиненные кисти, опять улететь. В физкультурном зале играли в волейбол. Вадик, Бусла, Гришаев, Елисеева и девчонки из шестого класса. Бусла, явно красуясь перед девчонками, сильным и хлестким ударом направил мяч в угол площадки. Вадик переминался с ноги на ногу. Он и искал мяч и сторонился его. Легкий, тихий мяч был бы подарком. Тогда Вадик мог бы не спеша, легко нырнуть под него, одними пальцами, беззвучно, подбросить обратно вверх. Но резкий, крученый он боялся не принять вовсе... И тогда на губах Елисеевой могла появиться усмешка.

Вадик смотрел на Ольгу во все глаза. Рядом с нею он казался себе щуплым, маленьким, незаметным. Неужели Шнырик сказал правду? Разве мог он, Вадик, жалкий и маленький мальчишка, заинтересовать такую девицу?

Когда мяч попадал к Елисеевой, Вадик замирал: вдруг Ольга отдаст первый пас ему? Но она чаще пасовала Бусле или Шнырику, хотя Вишняков стоял напротив.

В новом году, в седьмом, его ужасно волновали девчонки. Ему хотелось нравиться им, а еще лучше знать наверное, что он нравится какой-то одной. Тогда, если знать, что она не станет смеяться, можно бы послать записку, пригласить в кино или в парк, как это делает Шнырик.

Встречаясь с Елисеевой глазами, Вадик глупо улыбался и пятился назад, пропуская летевшие к нему мячи.

— Вишняк, ты что, слепой? — сердито крикнул Бусла.— Прозевал—прыгай на пол, не расшибешься.

5

Антон шагал рядом с Буслой по Шипиловской к Ореховому бульвару, где строились кооперативные гаражи. Слева остался хмурый бетонный куб поликлиники, справа на затоптанной сотнями ног площади — универсам. Ближе к парку — гигантская яма строящейся станции метро. Тут стучали отбойные молотки, хрипели, вгрызаясь в подмороженный грунт, экскаваторы. Левее тянулись улицы старой деревни. Деревянные дома, вывороченные балки, свисавшие клочьями обои. В траншее, выдолбленной посреди старого шоссе, можно было насчитать пять слоев асфальта, что клали друг на друга давно, прежде чем сюда пришел новый город.

Гаражи—кирпичные коробки—стояли на склоне оврага. Возле железных ворот—сторожка с большим квадратным окном.

— А где же щиты? — озираясь по сторонам, спросил Антон.

— Слева, возле забора. Они теперь никому не нужны.

Бусла уверенно возглавлял процессию. За Антоном, как всегда, без причины хмурясь, шагал Акила; забегая вперед, вертелся под ногами Шнырик; не спеша, важно, надеясь, что путешествие будет забавным и необременительным, замыкал шествие Карандаш.

— А щиты тяжелые? — беспокоился Шнырик.

— Вдвоем поднять можно.

— Что, мы их отсюда таскать будем? Здесь до школы целый километр.