Владимир Беляев - Встреча с границей

• Название: Встреча с границей
• Автор: Владимир Беляев
• Издательство: Карпаты
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1966

«Ночью Вячеслав Дунаев был поднят по тревоге. Вместе с другими пограничниками он вышел на розыск опасного вооруженного нарушителя...» — читаем мы в очерке «Ожерелье Тумана» из сборника рассказов и очерков «Встреча с границей». Это интересный рассказ о юноше, о котором писали московские газеты: Вячеслав, будучи призван в армию, пошел служить в пограничные войска вместе со своим другом-овчаркой, призером многих соревнований. Таковы взятые из жизни все герои рассказов сборника «Встреча с границей», предлагаемого читателю. В нем дана большая галерея портретов, рядовых и командиров пограничников и увлекательно рассказано о трудной, требующей напряжения всех духовных и физических сил, борьбе с нарушителями наших границ, которую ведут погранотряды.

Содержательна, волнующа и богата на события жизнь пограничников, но еще более богат душевный мир часовых границ нашей Родины.

---

По поводу очередного проступка Панчехина было созвано комсомольское собрание, и бывший его командир настаивал, чтобы родителям Саши написали письмо о поведении сына. Но собрание решило, что это пока преждевременно: есть еще у человека возможность понять, что он зарвался, взять себя в руки. Собственно, если бы речь шла о ком-то другом, вероятно, письмо было бы написано: пусть и родители знают, какого они воспитали сына. Но у матери Саши больное сердце, она часто лежит в больнице; переживания по поводу того, что сыну на службе приходится трудно и плохо, здоровья ей не прибавят. Потому решили не писать, хотя многим не нравилась неумная строптивость Панчехина.

Вспоминая неприятный разговор с бывшим его командиром, Саша говорит: — Я же его просил: арестуйте лучше меня, только матери не пишите. Сердце у нее...

— А лейтенант Сенько?

— Лейтенант Сенько замечательный человек! — произносит Саша и на глазах его — близкие слезы. Он все еще возбужден после вчерашнего, ему достаточно ласкового слова, чтобы заплакать, покаяться во всем, надавать обещаний. Искренних, но выполнимых ли?..

— Вот видите, а вы ему вчера грубили на собрании, и потом эта история с лошадью... Саша, люди часто таковы, каковы мы к ним...

— Да. — Панчехин на минуту смолкает, потом говорит с отчаянием. — Пусть что хотят делают, только я на этой заставе не останусь! Я не могу в глаза никому смотреть!..

Конечно... Если бы можно было так легко научить человека жить среди людей, передать свой, обретенный вместе с синяками на боках и на душе опыт хотя бы этому мальчишке! Но, увы, можно обучить всему на свете, только житейскую мудрость каждый копит сам.

— Как же все-таки получилось с лошадью, Саша?

А получилось вот как. Когда уехал старший лейтенант Шляхтин, Панчехин, тронутый вниманием и ровностью в обращении молодого лейтенанта, решил (вероятно в который раз!) начать «новую жизнь». Подтянулся, перестал огрызаться на замечания дежурных, охотнее занимался хозяйственными делами. И когда однажды узнал, что у лейтенанта, возвращающегося из комендатуры, неожиданно заболела лошадь, и он с ней возится на соседней заставе, Панчехин вызвался пойти помочь ему, хотя в его обязанности это теперь не входило.

— Из комендатуры раньше утра ветеринар не доберется. Ну, а за ночь пала бы лошадь, это точно!.. Жалко, да и лейтенанту из своего кармана платить...

Саша пошел пешком на соседнюю заставу и возился там с лошадью до утра. Ей пришлось несколько раз очищать кишечник и делать уколы. Наконец, лошадь смогла идти, они добрались до своей заставы, и Панчехину опять пришлось возиться с лошадью, пока, наконец, не стало ясно, что опасности уже нет. Лейтенант, измотанный вконец, лег спать, сказав, чтобы Панчехин шел отдыхать тоже, ибо сегодня этот парень поистине заслужил отдых... Но людей в наряды высылал замполит, и то ли по забывчивости, то ли еще почему, он назначил Панчехина часовым по заставе, хотя парень уже сутки не спал. Впрочем, конечно, если есть нужда, можно не спать двое и трое суток, но нужды не было. Панчехин на боевом расчете задал вопрос, замполит сказал, что обсуждать свои приказы он не намерен. Панчехин решил, что лейтенант вместе с замполитом хотят над ним подшутить, и снова его сердце заняла обида.

Ночью, возвращаясь с проверки нарядов, лейтенант Сенько подошел к часовому, но часовой очень сухо отрапортовал, а затем, повернувшись спиной, принялся надевать оставленные вернувшимися из наряда солдатами лыжи... И снова развалился мостик, перекинутый было между начальником и подчиненным — мостик доверия и приязни. И снова, как в лихорадке, зная, что уже ничего невозможно исправить, стал нагромождать Саша Панчехин грубость на грубость, проступок на проступок...

А ведь так просто, так естественно было спросить: «Товарищ лейтенант, почему же вы сказали мне одно, а поступили иначе?..» И выслушав ответ, сделать выводы. А не придумывать за людей. Но почему-то, пока человек молод, простые движения души кажутся ему самыми трудными.

— ...Я тогда шел и думал: молодец все-таки Панчехин!.. — рассказывал лейтенант. — Назначу его старшим наряда. На свой страх и риск назначу...

Чуть было не сбылась, Саша, твоя маленькая мечта. И все ты сам испортил. Опять сам испортил...

5.

У лейтенанта Сенько всегда много работы на заставе. Так что всем приходится заниматься — от мелочей до крупного.

Дважды в неделю в пятнадцать часов лейтенант проводит политзанятия. Тема: минувший пленум по сельскому хозяйству. Читает Сенько толково, терпеливо объясняет слова, которые могут показаться непонятными. Большинство солдат на заставе с десятью-одиннадцатью классами, но есть несколько человек с шестью, нужно чтобы и они поняли. Очень заметно, что солдаты эти — вчерашние школьники: двое-трое слушают и записывают, остальные перешептываются, читают тайком журналы, бездумно глядят в пространство.

— Корцев, вы бывший тракторист. Скажите нам, каким образом можно повысить производительность труда?

Миша Корцев, худенький, белобрысый, «не по форме» лохматый, со шкодливыми мальчишечьими глазами, бойко отвечает:

— А «подмелить» надо, товарищ лейтенант! Лемеха поднять. С краю два круга нормально сделать, для учетчика.

В аудитории хохот, все оживляются. Лейтенант, умело обыграв дерзкую реплику Корцева, ведет разговор о коммунистическом отношении к труду, о том, что в наше время стирается грань между физическим и умственным трудом...

На следующий день — пристрелка оружия перед ожидаемой проверкой. Лейтенант пристреливает автоматы, поправляет сбитые мушки, Анатолий Шуйский и Иван Иванченко бегают к мишеням проверять результаты стрельбы.

Физподготовка. Спортзал находится в старом, полуразрушенном помещении казармы, зимой здесь не занимались, сейчас холоднее, чем на улице. Ребята отяжелели, только ефрейтор Николай Куцев, Виктор Золотарев да еще силач сибиряк Феоктистов работают на снарядах так, что их хоть сейчас на соревнования...

Учебный бой. Обороняющимися командует сержант Петр Дорогань, атакующими — Василий Кобылко. Окапываются солдаты быстро, позиция выгодная — на высотке, пойди доберись до них по глубокому снегу!

— Бегать мы здесь здорово научились! — говорит Володя Спивакин. — Жаль, на гражданке не пригодится: вроде бы догонять некого, убегать тоже совестно...

Бегать ребята и на самом деле научились, но когда нападающие взбираются на сопку, пот льет с них градом: уж очень глубок снег да и высота три с лишним тысячи метров над уровнем моря тоже дает себя знать.

Трещат автоматы, строчит пулемет, дым застлал поле боя, великую неподвижность и тишину тревожат крики «ура». Война..

Что они знают о войне, мальчишки рождения сорок третьего, сорок четвертого года! Что они знают о войне!.. Правда, у большинства из них нет отцов, правда, детство их пришлось на трудные послевоенные годы, поэтому многие из них богатырским здоровьем не отличаются. Но все равно — что они знают о войне!..

Даже их командиру было лишь семь лет, когда война уже кончилась. Он смутно вспоминает немцев и то, как мама укладывала его в постель, заматывая голову тряпками, чтобы посчитали за больного. Но главное в его памяти — послевоенное. Колхоз, где он, окончив десятилетку, работал учетчиком, военное училище в Алма-Ате — жизнь, в которой пока больше радостей, чем трудного, больше однообразия, чем событий. Потому-то жаждет лейтенант неспокойствия.

Мы идем на границу. Подъем... подъем — три километра пологого подъема — холмик, на который внизу я взлетела бы единым духом, а здесь с непривычки останавливаюсь через каждые десять шагов. Я в свитере и легких сапогах — каково солдатам в полушубках и с автоматами? Нет, это тоже работа и притом же далеко не легкая — ходить в наряд, особенно зимой, когда к тому же еще метет пурга, и в этой чертовой свистопляске, в этой круговерти ничего не видно и не слышно, хоть выколи глаза, хоть кричи.

Метет здесь и сейчас. На заставе солнечно, а тут, на вершине, лежит снежная туча, сильный ветер крутит сухой снег, мгла. Я делаю в этой мгле еще несколько шагов, и дотрагиваюсь до полосатого столбика, становлюсь на невидимую черту, отделяющую мою родину от остального света. Граница.

Со временем не будет оружия, войск, войн, границ. Наверное, в конце-концов человечество придет к этому. Но все равно, даже на земле со стертыми кордонами, у каждого обязательно останется родина — кусочек земной поверхности, без которого трудно дышать, без которого ты сирота в мире. Я очень люблю ходить и ездить по земле, мне интересна она вся, я могу с закрытыми глазами ткнуть пальцем в глобус — и с радостью отправиться в ту точку земного шара и жить там. Пока... Пока не перехватит горло тоска, пока я не почувствую себя будто взвешенной на чуждом мне воздухе, в звуках иной речи, среди чужих, пусть доброжелательных людей. При всей моей склонности к бродяжничеству, я ничто без России, без ее тихого неба, без ее равнин и негустых лесов, неярко золотеющих осенью, как золотеет личико рыжей российской девчонки. Я ничто без России, как и каждый русский. «Русский человек должен жить в России!» — сколько раз я слышала за границей эту произносимую с превеликой грустью фразу от «старых» и «новых» эмигрантов...