Владимир Беляев - Встреча с границей

• Название: Встреча с границей
• Автор: Владимир Беляев
• Издательство: Карпаты
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1966

«Ночью Вячеслав Дунаев был поднят по тревоге. Вместе с другими пограничниками он вышел на розыск опасного вооруженного нарушителя...» — читаем мы в очерке «Ожерелье Тумана» из сборника рассказов и очерков «Встреча с границей». Это интересный рассказ о юноше, о котором писали московские газеты: Вячеслав, будучи призван в армию, пошел служить в пограничные войска вместе со своим другом-овчаркой, призером многих соревнований. Таковы взятые из жизни все герои рассказов сборника «Встреча с границей», предлагаемого читателю. В нем дана большая галерея портретов, рядовых и командиров пограничников и увлекательно рассказано о трудной, требующей напряжения всех духовных и физических сил, борьбе с нарушителями наших границ, которую ведут погранотряды.

Содержательна, волнующа и богата на события жизнь пограничников, но еще более богат душевный мир часовых границ нашей Родины.

---

— Поод-тянись! — с напускной строгостью весело покрикивал он на солдат. — Щукин, опять шкрябаешь? Подумал бы, где я завтра буду чинить тебе сапоги? Смолин, не вижу исторической торжественности на вашем лице. Забыли, куда мы идем? — И опять зычно: — Пооод-тянись!

Невысокий, но уже раздавшийся в плечах, с выгоревшими светлыми бровями на скуластом, веснушчатом лице, Александр Смолин тряхнул на спине мешком, словно отмахнулся от старшины, продолжал идти с недовольным видом. Ему вовсе не хотелось изображать на своем лице «историческую торжественность!» Во-первых, он не артист, чтобы изображать, а во-вторых, его мучила совесть. Ему казалось, что обгоняющие их на машинах солдаты смотрят на него укоризненно: что, мол, отвоевался, пограничником заделался? Кому сейчас нужна твоя граница, от кого ты ее собираешься охранять — от нас, что ли?

Смолина раздражала бодрая болтовня старшины. «Радуется, усатый черт, что жив остался, — нехорошо подумал он о старшине. — Небось, уже отписал своей Марфе, что скоро вернется к ней целым и невредимым, а те вон артиллеристы, что спешат на фронт со своими пушками, еще неизвестно, останутся в живых или нет».

В который раз уже за эти дни он ругал себя в душе за то, что не попросился тогда, чтобы оставили при полку. Друг, с которым они призывались вместе, пишет, что воюет теперь в Польше и что полк, по всей видимости, выйдет «прямо на Берлин». «Может, и я дошел бы до Берлина, кабы посмелее был, — вздохнул Смолин. — А теперь придется торчать в тылу вместе с запасниками».

Сзади послышался нарастающий гул самолетов. Над головой с грохотом пронеслись наши штурмовики и растаяли в синем небе. «Сейчас дадут фрицам жару», — загоревшимся взглядом проводил Смолин самолеты и загрустил еще больше. Вспомнил, как до войны, когда еще учился в школе, мечтал стать летчиком. Таким, как Чкалов, Громов или Коккинаки. Тогда об этом мечтали все мальчишки его возраста. Почти над каждым двором торчал длинный шест, а на нем деревянный аэропланчик с жестяным пропеллером. В ветреные дни чуть ли не все село дребезжало от вертящихся жестянок.

Началась война, и все мечты оборвались. Отец Саши — Николай Иванович Смолин — председатель колхоза села Большое Болдино, где когда-то находилось родовое имение Александра Сергеевича Пушкина, в числе первых получил призывную повестку. На другой день после его отъезда на фронт Саша чуть свет отправился на сенокос. Встал рядом с внезапно постаревшей матерью и начал косить траву. А деревянный самолетик гремел над опустевшим двором, словно рвался в хмурое, затученное небо.

Осенью Наталье Матвеевне Смолиной пришлось собирать на фронт сына. Настал и его черед.

На призывном пункте военком, оглядев худую, угловатую фигуру Смолина, со вздохом спросил:

— Куда же мне тебя направить, сынок? Говори, в какие войска хочешь?

Что б ему произнести вслух то, о чем он подумал в тот миг, возможно его и направили бы в школу каких-нибудь авиационных специалистов. Был бы Александр Смолин, если не летчиком, то по крайней мере радистом. А уж воздушным стрелком — наверняка. Стрелял он отлично. Не то что утку — дикого голубя из охотничьего ружья сбивал с первого выстрела. Но он то ли не посмел сказать, то ли почуял своим добрым, отзывчивым сердцем, что нельзя соваться с просьбами в такую пору. Скорее всего последнее, поэтому, пожав плечами, проокал:

— Смотрите сами, товарищ подполковник. На фронт, поди, скорее надо?

— Да, брат, надо, — покосившись на тоненькие, почти совсем еще детские запястья рук новобранца, снова тяжело вздохнул военком.

Обрубком левой руки неловко, видно, еще не привык, подполковник прижал на столе листок бумаги и написал: «В пехоту».

Пройдя курс обучения одиночного бойца, Смолин оказался на фронте. Перед тем, как стать снайпером, он охранял мост через какую-то речку, которую немцы часто обстреливали из дальнобойных орудий. Потом стоял часовым у полевого узла связи, а после роту, где он служил, послали на борьбу с вражескими шпионами и диверсантами, сбрасываемыми ночью на парашютах.

Однажды он так ловко подкрался (пригодились охотничьи навыки) к диверсантам, что те не успели схватиться за оружие. Подбежавшие солдаты увидели такую картину: на поляне стоят два немецких парашютиста с поднятыми руками, а рядом, бледный, как полотно, Смолин держит над головой гранату. На поясе у парашютистов пистолеты, у ног автоматы и сумки со взрывчаткой.

Когда диверсантов обезоружили, Смолин медленно опустил руку, вытер со лба пот и обессиленный опустился на траву.

— Что с тобой? — спросили его товарищи.

— Теперь ничего, — выдавил он улыбку. — Хорошо, что вы подбежали, пока они, — кивнул Смолин в сторону диверсантов, — не успели очухаться... Граната... кольцо забыл выдернуть...

— Как же это ты?

— Да вот так. Опомнился, когда замахнулся. В левой руке карабин... Не мог же я его бросить? И от этих паразитов глаза отвести боюсь: а ну, как выхватят пистолеты?.. Вот какое дело получилось.

Возможно, этот случай вспомнили, когда отбирали солдат для погранвойск. Парень, мол, смелый, ловкий, находчивый, на границе такие нужны. А, может, по другим каким соображениям. Как бы там ни было, а только направили Смолина на восток на формирование, а оттуда вот сюда.

Колонна, в которой он теперь шел, свернула с дороги и направилась по проселку в сторону видневшегося вдали леса. Миновав одинокий, заброшенный хутор, вышли на какое-то поле, поросшее мелким кустарником.

Капитан поднял руку, а старшина тут же подал команду приставить ногу.

— Товарищи пограничники, — торжественно объявил капитан. — Мы прибыли на линию государственной границы Союза Советских Социалистических Республик, которую с этой минуты снова берем под охрану. Завтра начнем знакомиться с участком, а сейчас — выставить часовых и всем окопаться.

«Лучше бы приказал просушить портянки, — скривил губы Смолин. — От кого окапываться — от зайцев? Да и тех не видно, фрицы всех перестреляли».

Не успел он так подумать, как кто-то крикнул. Кажется, капитан:

— Застава, к бою!

Из леса выскочили какие-то люди и начали обстреливать усталых, еще не остывших от долгого марша солдат.

Развернувшись в цепь, пограничники открыли огонь. Ударили пулеметы, захлопали винтовочные выстрелы, дробно застучали автоматы.

— За мной, в атаку, впере-е-ед! — поднялся во весь рост капитан.

— Урра-а-а-а! — первым подхватил старшина и бросился за капитаном.

Смолин бежал к лесу. В левой руке — карабин, в правой — граната. На опушке швырнул ее в чащу,-упал в какую-то яму, скорее всего в старую воронку от бомбы или крупнокалиберного снаряда.

«Фьють, фьють!» — одна за другой просвистели над головой пули. Смолин сорвал с головы пилотку, надел на штык и высунул из воронки. А сам приподнялся на локте, щупает глазами лес, ищет, откуда стреляют.

«Фьють, фьють!» — свистят пули, но пилотка висит на штыке нетронутой.

«Плохой стрелок, — отметил Смолин. — Ага, вон ты где! Сейчас я тебе покажу, как надо стрелять».

Только начал прицеливаться, как из-за дерева, что стояло метрах в пятидесяти от воронки, выскочил человек в черном пиджаке, подпоясанном широким солдатским ремнем, в крестьянской войлочной шляпе и опрометью бросился в глубь леса.

И Смолин не выстрелил. Он привык стрелять по фигурам в касках, в военной форме мышиного цвета — по гитлеровским солдатам. А этот...

«Может, тут ошибка какая? — подумал он в ту минуту. — Может, это партизаны, принявшие нас за немцев?»

Позднее он узнает, что это за «партизаны». Узнает, когда увидит повешенную в селе учительницу, зарубленного топором председателя сельского совета, расстрелянных детей участкового милиционера, изуродованного до неузнаваемости своего старшину-великана — человека доброго, заботливого и отважного, когда сам получит бандитскую пулю. И Смолин возненавидит их больше, чем немцев. В конце-концов, не каждый немец был фашистом, не каждый шел на войну с нами по доброй воле. Были и такие, которых гнали силой. Этих же кулацких выродков в мягких цивильных шляпах никто не гнал в банды, они шли в них сами, снедаемые звериной ненавистью к Советской власти. В тот год их много шаталось по глухим лесным трущобам. Они нападали на мирные села, терроризировали население, еще не успевшее прийти в себя от вражеской оккупации, жгли, грабили, убивали. Нередко, нашкодив где-нибудь, они стремились укрыться за кордоном. Граница тогда была еще не оборудована, охранять ее было очень и очень трудно.

— Нам бы хоть пару служебных собак, — вырвалось как-то на боевом расчете у начальника заставы, — мы бы этих гитлеровских прихвостней пачками ловили.

Некоторые банды были довольно многочисленны. Отступая, гитлеровцы снабдили их оружием, боеприпасами, продовольствием и даже своими «инструкторами», «советниками» и прочими «полномочными представителями». Как правило, это были эсэсовцы в чине офицеров и даже генералов. Одного из них убил Смолин.