Алексей Рафиев - О наркомании, наркоманах, наркологах, наркотиках и не только

• Название: О наркомании, наркоманах, наркологах, наркотиках и не только
• Автор: Алексей Рафиев
• Жанр: Здоровье

---

Вид третий (осторожно-паразитивный, вынужденный).

Когда кончается бабло — торчишь на чужие. Весьма и весьма нерегулярно. Да чего уж там — все реже и реже торчишь. Зато часто надоедаешь окружающим. Грузишься по этому поводу неимоверно, но торчать не перестаешь. Стоит оговориться — существует особый подвид третьего вида. Давай назовем их «беручки». Это такие люди, которые каждое утро открывают с первой буквы свою записную книжку и до самого вечера ищут тех, кому необходимо помочь намутить. Работы бывает непочатый край. Чем больше работы — тем меньше ремиссии.

Вид четвертый (мой самый последний из последних разов).

Однажды увидев любимое вещество, вдруг понимаешь, что это — твой последний раз. Пока уделываешься — укрепляешься в этой уверенности. Пока прет — уверенность крепнет еще круче. Во время отходняков ты уверен, как никогда, что больше этого с тобой не случится. Да — это действительно последний раз… самый последний. И так случается от раза к разу.

Вид пятый (самый надежный, он же — золотая муха).

Предумышленный передоз. В полном одиночестве. Чтоб наверняка.

Волк ушел умирать в лес.

Вот вроде бы и вся ремиссия, как нам кажется.

Банды наркологов, выходящие на охоту за потенциальными клиентами их клиник, разумеется, начнут опровергать нашу точку зрения. Они будут настаивать на других видах ремиссии — придуманных ими.

Вид первый (стационарный или несуществующий).

Это когда Яков Бранд устраивает в телевизоре перформанс с участием представителей самых преуспевающих клиник, чтобы их клиники и впредь не бедствовали.

Пусть бросит в нас камень тот, кто ни разу не уделался после больнички — хотя бы на протяжении лет трех. За высокими каменными стенами клиник, бывает, тоже нередко торчат. Известны даже случаи, когда пациенты некоторых творческих лабораторий умудрялись в процессе излечивания от наркомании разогнать себе дозу. Во какая ремиссия!

Вид второй (амбулаторный или виртуозный).

Это когда Яков Бранд устраивает в телевизоре перформанс с участием представителей тех же самых преуспевающих клиник, на базе которых, само собой, есть амбулаторная поддержка торчков. По мнению многих преуспевающих наркологов — торчки должны их поддерживать и после выписки со стационара. Очень ловко придумано.

Мы — Архип Рафинадов — в телячьем восторге от незаурядных специалистов, гармонично совместивших медицину и бухгалтерию, не нарушив при этом ни один закон, кроме клятвы Гиппократу. Остапу Бендеру это тоже понравилось бы.

Вид третий (сектантский — наркодианетический).

Если тебя лишили всей информации, кроме той, которая по мнению наркодианетиков тебе может пригодиться для скорейшего и необратимого выздоровления, если тебе дают спать не более шести часов в сутки, если на протяжении дней и недель тебя непрерывно окучивают со всех сторон странные люди с блестящими от осознания своей правоты и, главное, трезвости глазами — значит ты попал. Стоит аккуратно оглядеться — и валить на все четыре стороны. Ты в секте. Еще немного — и твои глазки заблестят без каких-либо наркотиков. Саентология, Двенадцать шагов, Монар, Империя Мунна… много в мире разного дерьма, на которое подсаживают трезвеющих наркоманов.

Вид четвертый (религиозно-назидательный).

Имеет много общего с предыдущим. Практикуется на базе церковных приходов и монастырских общин. Запираешься на пару месяцев или больше в келье или бараке со всеми мыслимыми и немыслимыми лишениями, и лечишься — раз в неделю (не чаще) моешься, более чем скромно кушаешь, зачем-то пашешь в огороде, круглосуточно молишься, при каждом удобном случае каешься… Короче говоря, церковный приход на долгое время отбивает у некоторых злостных потребителей ПАВ охоту до любого другого прихода. Не приходнешься — не покаешься.

Вид пятый (самый надежный, легкодоступный, практически бесплатный и самый реальный из навязываемых обществом).

Тюрьма. Но даже там умудряются торчать. Впрочем, лет этак двенадцать подобной ремиссии протрезвят кого угодно. Да и пять тоже протрезвят. Иным и трех дней достаточно для годичного воздержания.

Хотели еще что-нибудь написать, но решили кончить — бурно и быстро.

А-ааааааа, кончаем!

--

Такая вот телега у нас как-то раз получилась. Перечитывая ее теперь, я подумал, что неплохо бы кое-что добавить к уже сказанному. Начну с конца. Как человек, повидавший аж три тюрьмы — Бутырку, Пресненскую пересылку и Нижегородский централ, и одну зону — «Пятерочку» в черте Нижнего Новгорода, я могу кое-что разъяснить по поводу того, как выправляют наркоманов места лишения свободы.

Говорю точно — в тюрьмах можно не только подтарчивать, но и торчать по полной программе. Бизнес остается бизнесом везде и всегда. Чем тяжелее достать необходимое — тем дороже это будет стоить. Все дело в цене — и только. При наличии необходимой суммы бабла за крепкими для непосвященного тюремными воротами можно вымутить все. Вообще все. Даже водку, которая занимает много места, и которую мутить сложнее всего. Менту ведь куда легче сунуть в жопу пару граммов белого порошка, чем пронести под полой пару литров алкоголя. Так что — наркотики для арестанта оказываются значительно доступнее легальной на воле водочки.

Львиную долю смертей, которые заботливые тюремные доктора, нередко причастные к барыжным движения, констатируют, как сердечная недостаточность — составляют передозы героином. Можешь, мой юный друг, мне верить, можешь — не верить. Мне-то похуй. Я свое уже отмотал, и надеюсь больше не залипать в долгосрочные командировки. А если даже и залипну (в нашей стране ведь каждый четвертый мужчина каким-то образом оказывается хоть на короткое время за решеткой), то, скорее всего, от инъекций воздержусь. Оно и дорого, и небезопасно. Главная угроза даже не овердоз. В связи с наличием наркотиков и отсутствием одноразовых баянов — многие колются по кругу одним шприцем, перекочевывающим, как эстафетная палочка, из камеры в камеру иногда месяцами. Если игла становится тупой настолько, что ей нереально даже оцарапаться — можно подточить. Обычно это делается при помощи спичечного коробка — о чиркаш сбоку. В переполненных камерах наверняка внедрены стукачи, думающие только о том, как бы слинять оттуда побыстрее, и по сему стучащие беспрерывно — работа у них такая. Если стукач вынюхивает, что у сокамерников появились наркотики — он тут же стучит. Если к барыжному движению причастен тот, кому стучит стукач — все будет ок. Но если вдруг информация доходит до конкурента, мечтающего отбить под свою собственную движуху как можно больше пространства — могут возникнуть серьезные проблемы. По сему — решившие заторчать — шифруются. Следовательно, шприцы кипятятся далеко не каждый из разов, когда ими пользуются. Пока любимого вещества нет перед глазами — перекумарившийся нарик остается вполне вменяемым. Он чистит зубы, моет по вечерам ноги, старается правильно (по возможностям, конечно) питаться, вспоминает оставшихся на воле близких и родных, мечтает поскорей попасть в уютный вольный мир на вольные хлеба… Но лишь только поступает информация о том, что на тюрьме появился вожделенный препарат — всем честолюбивым помыслам приходит конец. Получив желаемое, арестант уже и не вспоминает порой о том, что кроме раствора в баяне могут оказаться гепатит, ВИЧ, сифон, тубик и черт знает что еще. Опытные зеки, конечно, предохраняются, дезинфицируют. Но вот первоходы иной раз даже понять не успевают, как оказываются втетененными. Да и бывалых тоже сносит порой.

В зоне, где я скоротал около года, был специальный барак для ВИЧ-положительных. Уж и не знаю, что говорят их медкарты, но сами они (многие из них) считают, что хапнули диагноз, уже находясь за решеткой.

За полторашку срока я вмазался всего дважды — один раз «несвежим» баяном. Не знаю уж, что говорит моя медицинская карта, но мне мнится, что гепатит я принес именно оттуда — из УЗ 62/5, в которой уже бодяженный раствор гердоса лился прямо из родников оперчасти. Если бы не моя природная брезгливость — мог бы, пока сидел, торчать по полной программе. Деньги были — и с воли, и выигрывал иногда. Если бы так же, как стиральный порошок, перед глазами мельтешил любимый мой винт — то слетел бы, скорей всего. А так пронесло. Не люблю я героин. Раз тридцать или больше пробовал его, и так и не понял, на чем там люди торчат? Сидишь втыкаешь, даже телек толком не посмотришь, даже трахаться особенно не хочется. Еще и подсадка очень скорая — да такая, что все время надо. Когда винтиться перестаешь — крыша сильно стекает, но хоть этих жутких ломаков нет. Про тюрьмы-зоны долго можно гнать по бездорожью. Но толку-то? Пока есть места лишения свободы и те, кто их охраняет за нищенское жалование — наркоторговля в этих «зонах отдыха» не прекратится.