Н. Сильченко - Каменный пояс, 1975

• Название: Каменный пояс, 1975
• Автор: Н. Сильченко
• Издательство: Южно-Уральское книжное издательство
• Жанр: Публицистика
• Год: 1975

Литературно-художественный и общественно-политический сборник. Его подготовили Курганская, Оренбургская и Челябинская писательские организации.

Особое место в книге отводится статьям и очеркам, посвященным 30-летию Победы советского народа в Великой Отечественной войне.

---

— Может и ловили, — уклончиво отозвался Куприянов.

— Ты ж про Липунюшку-то ему рассказывал.

— А-а! — неожиданно оживился старик. — Ну, как же. Так ты чей, говоришь?

Григорий Петрович пояснил:

— Ну, да, Павлыча сын. Знавал, знавал я твоего отца.

Озеро было спокойное. Лесистые берега отражались в нем. Слева, у островка, грива зеленых камышей, возле них лодка. В ней рыбак. Противоположный берег таял в синей дымке. Огнева сложила руки рупором:

— Ого-го-го-го!

Крик гулко прокатился по озеру и замер вдали. Рыбак зашевелился, приподнял шляпу и помахал ею. «Это, надо полагать, и есть Огнев, — подумал Григорий Петрович. — Ну, что ж, посмотрим!»

Рыбак смотал удочки и греб к берегу.

Шофер поставил машину под куст боярышника, постелил возле нее коврик и прилег на него с книгой.

Рыбак подплыл к берегу. Лодка врезалась в гальку. Огнева схватилась за скобку и вытянула суденышко на берег. То был вчерашний полковник, только на этот раз в спортивных брюках, в майке и в соломенной шляпе. Руки еще не загорели. Значит, на солнце был мало. Упругие бицепсы у него играли. И вообще он был красив телом. Лицо умное, волевое. А глаза синие, приветливые, но твердые.

— Где же твоя рыба? — спросила Огнева.

— Ни черта не клюет, — сознался рыбак, выбираясь на берег. — Две малявки — и весь улов.

— Тоже мне рыбак!

Полковник виновато развел руками.

— Да, — спохватилась Огнева. — Знакомьтесь, пожалуйста!

Она кивнула полковнику на Андреева. Тот шагнул к нему, протягивая руку:

— Андреев.

— Куприянов.

Григорий Петрович вскинул на него недоуменный взгляд. Огнева перехватила его и засмеялась — видимо, в самом деле глупый вид был у Андреева. Куприянов улыбнулся:

— Алексей Куприянов.

У Андреева пересохло в горле. Вот так встреча! Вот так сюрприз преподнесла ему Огнева. И ведь ни слова за всю дорогу, пока ехали сюда. А он-то уж подумал бог весть что. В Сибирь уехал Огнев, незачем ему сюда и спешить. Синие твердые глаза полковника внимательно ощупывали Андреева с ног до головы.

— Забавно получается, — улыбнулся Куприянов. — Мы с вами уже были знакомы, а теперь вот приходится знакомиться заново.

— Се ля ви, — лукаво повела очками Огнева, и Андреев понял ее намек.

— Мне о вас рассказала Аленка. Мы и сговорились пригласить вас на уху.

— Спасибо, польщен.

Старик расстелил на поляне брезент. Огнева нарезала хлеб. Расставила эмалированные миски. Алексей из рюкзака извлек пузатую бутылку с красивой этикеткой. Расставив в шеренгу, словно солдат, стопочки, стал наливать в них жидкость, похожую на вишневый сок. Расселись вокруг брезента, кое-как уговорили шофера разделить компанию.

Алексей поднял тост. Он осмотрел всех с улыбкой.

— За встречу на родной кыштымской земле!

Осушил стопку. Андреев выпил и понял, что это ром. Огнева только пригубила и поставила стопку обратно. Шофер пить отказался. Старик Куприянов сначала понюхал, потом посмотрел на свет и, повернувшись к сыну, произнес:

— Со свиданием, сынок!

И выпил медленно, закинув голову. Потом рукавом рубахи обтер губы, заметил:

— Вонючая проклятая. И в нос шибает. То ли дело русская горькая.

Огнева разлила уху по мискам, сдобрила ее мелко нарезанным зеленым луком. Ели молча. Слышно было, как скребутся алюминиевые ложки о миски, да на озере тукает лодочный мотор.

Налили по второй. Алексей сказал, что пьет за школьных друзей и за тех, кто здравствует ныне, и за тех, кто сложил головы в боях за Родину. Огнева ухаживала за Андреевым — подвинула побольше хлеба, выбрала хорошего линя и положила в миску, спросила:

— Любите линей?

— Само собой!

— Я тоже.

Она добавила ему уху, хотя он и возражал.

Исподволь Григорий Петрович оглядывал Алексея Куприянова. Алешка, с которым они учились вместе, был далеким неправдоподобным началом полковника Куприянова. Андреев подумал: неужели и он, Григорий, так неузнаваемо изменился с тех пор?

— Ешь, ешь, — сказал старик, заметив, что Андреев отодвинул миску. — Рыба — она пользительная. Ученые люди говорят — ума прибавляет.

Андреев, наконец, освоился — помог ром. Будоражило присутствие Алексея Куприянова. Безусловно, любопытный человек Елена Огнева, но, пожалуй, еще интереснее Алексей. Откуда он взялся? О нем по Кыштыму ходили самые невероятные слухи, окрестили уже и американским шпионом. А он вот явился домой полковником, с полной грудью орденов — не изгоем, не отщепенцем, как о нем судачили.

— Если не секрет, — обратился к нему Андреев. — Откуда сейчас приехали?

— Никакого секрета — из Москвы.

— Живете там?

— С некоторых пор.

— Понятно — вопросы больше нежелательны?

— Отчего же?

— Григорий Петрович — журналист, любопытство у него — профессиональная черта.

— Вон оно что!

— Слышал о вас многое...

— Будто я американский шпион? — улыбнулся Алексей. — Батя мне рассказывал.

— Диву даюсь, — встрял в разговор старик. — Откуда что народ берет?

— Чему ты, батя, удивляешься? Ты и сам не знал, где я.

— Не больно отца-то почитаешь.

— Не в том дело. Не знал и всякие предположения строил.

— Знамо дело, ядрены шишки.

— И другие тоже. Только на выдумку они не стеснялись. Раз после войны не объявился, значит дело не чистое. И придумали про американского шпиона.

— Вот, пожалуйста, — повернулся Андреев к Огневой, — так рождается устное творчество.

— А что? Конечно! — согласилась она всерьез. — Обязательно что-нибудь сочинят, тем более, что Алеша не очень посвящает нас в свои дела.

— Когда-нибудь напишу мемуары, — улыбнулся Алексей. — Уйду на пенсию и засяду. Славка вырастет и будет их читать.

Когда покончили с ухой, шофер удалился к своей машине дочитывать книгу. Огнева принялась мыть посуду. Старик Куприянов уплыл к островку рыбачить. Алексей снял майку, сел на камень, подставив спину солнцу. Голову прикрыл шляпой. Андреев примостился рядом. Ему хорошо была видна Огнева. Она сбросила туфли, зашла в воду, чуть приподняв платье. Посуду погрузила в воду. Вымытые миски складывала на берег, на мохнатое полотенце. У гривы камыша то и дело помахивал удочками старик — он умел ловить рыбу в любое время.

— Вы не обиделись, что мы вас сюда привезли? — спросил Алексей.

— Я рад.

— Мне Аленка про вас говорила. Как ни странно, однако из всех ребят нашего класса я лучше других запомнил вас. Может потому, что мы однажды здорово подрались. Помните?

— Еще бы! Носы друг другу поразбивали. А вот из-за чего — не помню.

— Я тоже. А приятель ваш, с которым вы меня колотили, где?

— Убит на фронте.

— Много наших не вернулось?

— Много.

— Вы где воевали?

— Везде понемногу, в основном — Белоруссия.

— Про меня не спрашиваете?

— Неудобно. Видимо, не на все вопросы сможете ответить.

— А вы спрашивайте. Вопрос, на который трудно ответить, можно и замолчать, без обиды, конечно.

— Какая там обида!

— Я воевал за линией фронта.

— У партизан?

— Не совсем. Я чекист. Владею немецким. Английским тоже.

— Помню, еще учительница говорила — у вас способности. И долго там были?

— Порядочно. Для всех война кончилась в сорок пятом. Меня совсем недавно отозвали на родину.

— Ясно. Трудно было?

— Трудно. Дома я не был с тридцать девятого. Годами не было рядом русского лица. Не слышал родной речи.

— Переживали, когда ехали в Кыштым?

— Еще бы! — воскликнул Куприянов. — До Кувалжихи еще крепился. Ну, а после душевно ослаб. Стоял у окна и слез не мог остановить. Возвращался ведь в мир детства и юности. Это было великое счастье. Почти тридцать лет не вычеркнешь из памяти, они что-нибудь да значат. Но мне казалось, что я возвращаюсь домой юным.

— Я пять лет не был дома, — сказал Григорий Петрович, — и то плакал, когда возвращался.

— Аленке было восемь лет, когда я уехал, она училась в первом классе. Отец выглядел молодо и крепко. Он у меня вообще-то со странностями. Жил боком, людей сторонясь. Первую, самую красивую ночь у костра на берегу озера я прокоротал с ним. Это не забывается. И потом вот что скажу, не знаю как с другими, но с нами, с детьми своими, он был всегда порядочным. Не особенно ласковым, но зря не обижал, чего уж там говорить.

— Не забывается, — задумчиво подтвердил Андреев.

— Хожу по Кыштыму — он вроде бы изменился и не изменился. Наверняка похорошел. В первый же день случилось маленькое происшествие. На нашей улице живет товарищ моего детства Ваня Юрьев, возможно, вы знаете его.

— Нет, не знаю.

— Неважно. Ваня был на фронте и там потерял ногу. Обо мне же прошел нехороший слух, вы сегодня сами говорили об этом.