Брайан Д'Амато - Хранитель солнца, или Ритуалы Апокалипсиса

• Название: Хранитель солнца, или Ритуалы Апокалипсиса
• Автор: Брайан Д'Амато
• Издательство: Эксмо, Домино
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-699-49944-1

Жрецы цивилизации майя совершили поразительные научные открытия, далеко опередившие свое время. А еще они вычислили, когда наступит конец света.

Человек, в чьих жилах течет кровь майя, не сомневается в том, что мир погибнет 21 декабря 2012 года. И когда выпадает зыбкий шанс предотвратить катастрофу, Джед де Ланда решает рискнуть.

Перенестись сознанием в прошлое, в год 664-й н. э., и там влиять на мысли и дела правителя, от которого зависит будущее. Таков был план. Но он с самого начала дал сбой: молодой майя, принявший в себя разум нашего современника, удостоился великой чести — ритуального самоубийства…

---

Молчание. Проклятье.

— Битумная взвесь… сохранит связи в моем мозге в достаточной мере, чтобы снять с них копию, — процитировал я по-английски из резюме Таровского проекта. — В том-то и дело, — добавил я на ишианском. — Это не позволит моим душам убежать. Моим б’олонам.

Б’олон — это одно из трех или четырех здешних понятий души. Бесплотные спутники человека мелькают в тенях и отражениях, они пускаются в путь через Шиб’алб’у и служат тамошним владыкам, прежде чем раствориться, превратившись в ничто. В их числе уай, воплощение в виде животного, п’ал, имя, которое остается в мертвом теле, и ч’ал — дыхание, хотя назвать его душой можно лишь с натяжкой.

— И затем мои души помогут тебе, стоящий надо мной, после того…

Я смолк. Мои языковые мышцы, несущие эту чушь, отказали мне. И не потому, что Чакал поклонялся Драгоценному Черепу, считая его человеком сверхъестественных возможностей (хотя, строго говоря, при таком мировоззрении чудес на свете не бывает, просто одни существа более естественны по сравнению с другими). Дело в том, что 2ДЧ излучал абсолютную непререкаемость, и вы испытывали бы к нему пиетет, даже не зная, кто он такой. За его спиной стены, казалось, обретали текучесть, словно мы находились в кристаллической коробке, погружающейся в лаву.

— А я, который над тобой, должен ждать твоего возвращения? — процедил он. — И надеяться, что ты придешь и заберешь своего близнеца?

— Ты, который надо мной, вовсе не должен ждать, — солгал я. — Мы можем договориться о точном времени.

— А что ты пришлешь, чтобы забрать своего уая?

— Это будет похоже на солнечное копье, — сочинил я. — Или на молнию.

Молчание. Наверное, он не понимает, подумал я и перешел на ишианский:

— В мой собственный к’атун я через тот ход, по которому явился сюда, пошлю верное сообщение, и оно достигнет тебя и сотрет меня, вытащит меня из тебя.

Пауза.

Неужели купился? Нет-нет, даже думать не смей, Джед. Лгать нужно иначе. Ты должен сам поверить в то, что говоришь. Не меняй свою историю еще раз. Хладнокровнее.

2ДЧ посмотрел на человека в сером тюрбане. И у меня возникло подозрение, что мое предложение не принято.

И тут меня осенило.

— А то давайте отправимся вместе, — сказал я. — Нас обоих захоронят, а потом — потом твои души вернутся.

Он взглянул на меня. Я скосил глаза в сторону — на сморщенную голову у него на кушаке. Она светилась золотистым ореолом. На всех лицах есть тонкий пушок, даже у коренных американцев. Обычно он незаметен, но если лицо съеживается до размеров персика, на нем появляется такая симпатичная легкая ворсисто-шерстистая пороша…

— Ты, который подо мной, хочешь провести меня, — почти прошептал он.

— Нет, — возразил я. — Не хочу.

Страх, словно патрон самоохлаждения в банке лимонада, взорвался в моем тонком кишечнике. Стой, chíngalo. Нервная система Чакала подавляла реакции тела, но у меня было сознание слабака Джеда, и потому мне стало страшно.

— Забери своего паразита немедленно, или будешь корчиться в муках!

Я открыл рот, но не смог ничего произнести.

Чтоб мне пропасть! Я умру сегодня. Актер из меня всегда был никудышный, тем более теперь, с башкой этого кретина, с чужим телом да еще с такой крутой аудиторией…

Тип, похожий на Буша, который, как я уже догадался, выполнял обязанности б’ет-йах, стрекальщика (иным словом — палача), сел слева от меня и прикоснулся к моей щеке. На пальцах у него я заметил чехлы, сделанные из кишок. Добравшись до моего левого глаза, он развел веки, делая это довольно мягко, а другой рукой поднял крышечку миниатюрной incensario.[545]

— Хун тцунумтуб ец-ик-еен йах, — сказал стрекальщик.

Он говорил на женский манер, и голос у него был женский. Он поднес кадило к моему глазу. Я увидел розовые угли, завитушку коричневатого дымка.

Вообще-то я люблю чили, поблано, серрано, рокото, хабаньеро[546] — ты их срываешь, очищаешь, готовишь, подаешь к столу, платишь за них на рынке, так что ничего — выдюжу. И действительно, поначалу я не чувствовал ни жжения, ни боли. Может, майя использовали особые сорта или реакция замедлялась буфотенином[547] (уж не знаю, что именно кровь разносила по моим жилам). Потом я ощутил легкое покалывание, словно кто-то в другом конце комнаты очищает луковицу. Стрекальщик сел и закрыл incensario. Его жест вызвал в моей памяти воспоминание: отец ставит на стол банку из-под «сквирта» — те же движения; я прикусил губу, чтобы подавить нахлынувшую ностальгию. Стрекальщик взял табачный лист и разогнал дым. Один из держащих меня стражников давил в себе кашель, словно боялся издать малейший звук. Я предположил, что за такой проступок могли разжаловать до самых низов, и, скорее всего, был близок к истине. Сухость распространилась от моих век к глазным яблокам, внутрь, к основанию глазного нерва, но я, а вернее, Чакал-воин не хотел доставлять удовольствие мучителям — держался, не моргал.

— Забери своего близнеца, — велел 2 Драгоценный Череп.

— Я это сделаю, — проговорил я сквозь зубы. — Позволь мне начать.

Жидкость разбухала в носу, и маленькие пыльные дьяволы бесились под веками. Наверное, каждый человек, который не знаком с перечной культурой чили, имел такой опыт: положишь в рот кусок пиццы и, ничего не подозревая, вдруг вгрызешься в какой-нибудь слабенький хабаньеро. Так что эту разновидность боли легко идентифицировать. Только та ограничена полостью рта, а эта охватывает все тело. Благодарение Чакалу, который обладал способностью отключаться, драгоценным умением дистанцироваться от сильной боли! Но я почти воочию видел, как сужается этот зазор, закрывается, словно медленные, медленные двери лифта. Орбитальные мышцы сжались. Мне удалось не закрыть другой глаз и не дернуть головой, но потом я безотчетно попытался моргнуть, и стрекальщик, разводя своими пальцами мои веки пошире, повернулся к 2ДЧ и усмехнулся. Тот встретил его взгляд, и я словно услышал смешок, хотя на лице бакаба не дрогнул ни один мускул и он хранил гробовое молчание. Теперь мое глазное яблоко зашлось в луковичном жаре, и чем плотнее сжимал я веки, тем больше оно распухало, как красное солнце, тем больше слез обтекали его, тем страшнее сухость его терзала, а потом все схлопнулось — капсаицин[548] проник через клетки оболочки вокруг глазного яблока и взорвался в моем спинном мозге. Стойкость и бесконечное терпение Чакала сошли на нет. Я закричал, но беззвучно, раздалось слюнявое шипение — точно дождь капал на раскаленную сковороду. В этот момент меня нельзя было назвать вполне вменяемым, однако я корчился не столько от боли, сколько от стыда, который выплеснулся автоматически, серый, сокрушительный стыд, почти стертый из эмоциональной жизни синдромом Опры.[549] Тело Чакала словно знало, что моя слабость обесчестила его.

— Как ты заберешь его?

— Я должен показать это тебе, — выдавил я.

— Забери своего грязного близнеца немедленно.

Отлично, подумал я, пытаясь найти выход. Провести этого типа не удастся. Расскажи все как есть. Будь мужчиной.

— Не могу, — выдохнул я. — Просмотри воспоминания Джеда. Найди Таро Мору. Ты увидишь, что я не в силах это сделать. Не в силах, не в силах…

— Забери его, — повторил Драгоценный Череп.

— Я, который под тобой, — сказал я, сдерживая крик боли, — не могу забрать себя из твоей головы по той же причине, по какой не могу забрать себя из своей головы.

Пауза.

— Но ты, который надо мной, и я можем действовать вместе, — продолжал я. — Джеды в тебе и во мне разберутся с Оцелотами в мгновение ока, и я думаю, мы победим, побьем их, побьем их…

Ты заговариваешься, де Ланда. Закрой рот. Но я уже не мог. Я толкнул речь о фейерверках и севообороте, но выходил сущий бред. «А все равно здорово», — похвалил я себя.

— Микки-Маус отблагодарит тебя за это, — долдонил где-то вдали мой голос. — Он очень могущественный полубог и к тому же мой приятель, о-о-ой, он друг, сотворенный для тебя и меня-а-а-а-А-А-А-А…

Видимо, бакаб снова подал стрекальщику знак, потому что тот снова пропел «хун тцунумтуб ец-ик-еен йах», и мои орбитальные мышцы рефлекторно сжались так плотно, что я подумал — вот сейчас треснут глаза. Ясно, это такой фокус а-ля Павлов, они произносят этот набор слов перед каждым, фигурально выражаясь, ударом кнута. Палач направил на меня еще один клуб дыма. Мои глаза зашипели, как яйца на сковородке.

Это поджариваются твои белки. Не проси их прекратить, Джед, иначе тебе еще добавят. Только хуже сделаешь. Неужели может быть хуже? Гм, справедливый вопрос. Они ведь ох какие умельцы в таких делах. Придумают чего пострашнее. Ну, например, поставят альбом Алиши Киз…[550]

— Скажи мне, как изгнать твоего близнеца.

— Я выкинул Чакала, — прохрипел я. — Ты можешь избавиться от Джеда. Не могу объяснить как. Просто сделай это.