Александр Карнишин - Еще вчера была война

• Название: Еще вчера была война
• Автор: Александр Карнишин
• Жанр: Научная Фантастика

---

— Это хорошо. Это правильно. Учиться надо, чтобы не быть неучеными, как родители.

У мамы было всего четыре класса. Она даже писала с ошибками, как первоклассник. А Нюрка уже сама в четвертом классе числилась.

Осенью в их школу въехал военный госпиталь. Поэтому учились в старом здании начальной школы, где было тесно и холодно, потому что как-то сразу не стало угля для отопления. К зиме детей даже стали отпускать раньше домой или просто распускать, как на каникулы.

Сообщили о победе под Москвой. Все радовались. Но писем от папы так и не было.

За селом на пустыре стали учить красноармейцев. Тут был большой пункт сбора, и перед отъездом на фронт они маршировали, кидали учебные гранаты и ходили в атаку, примкнув к винтовкам штыки. Коля говорил, что они в полной боевой амуниции и с грузом. Им было тяжело, и они лишний груз выкидывали. Противогазы выкидывали, даже сухой паек, потому что жили в домах, на квартирах, и их тут кормили неплохо. Коля бегал туда и подбирал, что выкинули. Сухая гороховая каша в брикетах была вкусная, ее даже просто так можно было грызть. Солененькая.

Когда начались морозы, много красноармейцев поморозились, потому что они были в летних ботинках и обмотках, а на головах буденовки. Говорили, что это — вредительство.

Вечером они сидели на кухне, те, кого к ним поселили, и ели свою солдатскую кашу с салом и тушенкой. Нюрке нравилась такая каша. Она могла потом еще долго отскребать остатки из большого котла.

Возле Разгуляевки сошел с рельсов и загорелся состав с военным имуществом. Говорили, что это тоже сделали вредители. Или даже диверсанты. Потом ходили всей семьей, оставив дома только бабушку, вырубали изо льда недогоревшие обмотки и подшлемники. Потом все женщины и Нюрка с ними распускали принесенное на нитки, а бабушка вязала теплые чулки, носки и варежки.

Этой зимой из военкомата пришло официальное известие, что папа пропал без вести. Мама опять плакала.

А Нюрке было не так скучно — у нее был свой друг. Димка появлялся, как только ей было страшно или скучно, и они тогда долго разговаривали. Он не смеялся над ее страхами. И даже над ее самодельными куклами не смеялся. Можно было сесть с ним в уголке и потихоньку шептаться, играясь.

Начиная с весны всех, кто был здоров и молод, всех старших школьников и всех женщин стали гонять в степь на рытье противотанковых рвов. Мама тоже там была два раза. Дедушку и бабушку не гоняли. И дядя Толя не ходил на рвы — он теперь домой приходил только в воскресенье, а всю неделю работал на заводе, там и спал в общежитии. Они делали танки.

Как только потеплело, все стали копать во дворах убежища. Красноармейцы, которые ночевали у них перед отправкой дальше на фронт, рассказывали, что в погребе прятаться нельзя. Там можно задохнуться, если бомба разрушит дом. И тогда дедушка и Коля, а по воскресеньям и дядя Толя выкопали большое убежище на огороде. Мама сначала очень жалела место, потому что можно было посадить там разные овощи. Но красноармейцы сказали, чтобы не жалела. Будет ли урожай на той земле — еще неизвестно. А жизнь надо беречь.

А потом начались бомбежки.

***

— Ба! А бомбежки — страшно? Как в кино?

— Никакое кино не передаст этого страха, внучек. Это так страшно, что ничего страшнее просто не знаю. Вот представь, что откуда-то сверху летят бомбы. И ты не можешь уклониться или угадать, в какую сторону бежать. Попадет? Не попадет? Лежишь и только молишься. Мы тогда все молились. Все до одного. И молитвы писали на бумажках, сворачивали, вешали на грудь в кисетах специальных. Привязывали к крестикам, у кого они были.

— Разве бумажка спасает от бомбы?

— Вот, в меня же не попали. И во всю нашу семью…

***

Казалось, гудело все небо. Большие тяжелые самолеты шли волнами в окружении быстрых истребителей. Шли низко, ничего не боясь. Первые бомбы посыпались на Городище.

Нюрка была в доме, когда все вокруг задрожало и затряслось, а потом вдруг стало тихо, а окна бесшумно посыпались мелким стеклом внутрь. Она так испугалась, что залезла под кровать. И когда снесло крышу, а буфет со всей посудой рухнул на пол, ее не задело.

Когда первая бомбежка прошла, мама кинулась в дом и вытащила Аню из-под кровати. Та молчала и не могла стоять — подгибались ноги. На все вопросы только кивала или мотала головой. Ясно было только, что ничего не болит. Но и ходить не могла. Дедушка понес ее на руках к фельдшеру, но не застал того на месте. Бомба попала в баню, в которой мылись девушки-зенитчицы. Все, кто носил белый халат, были сейчас там.

Прибежал с бахчей Коля. Он подменял дедушку, сидел в шалаше и караулил. Со стороны, говорит, было очень страшно: над Городищем стояли сплошные разрывы, плыл дым.

С этого дня вся семья переселилась в убежище на огороде. Там жили, там питались. И только за едой и водой выходили наружу.

Очень было страшно, когда во двор въехала "катюша". Вернее, двора как такового уже не было. Забор давно был повален и растащен на топливо. Дом стоял полуразрушенным. Даже у сараев не было крыши. Машина въехала, бойцы быстро расчехлили ее, еще минута, и страшный вой раздался над убежищем. Все сидели, согнувшись, заткнув руками уши, кто-то кричал от испуга, но почти ничего не было слышно. А "катюша" дала залп и тут же уехала.

С самолетов, а теперь днем летали только немецкие, кроме бомб сыпались листовки. Их собирали на растопку. Однажды почти рядом с убежищем упал целый тюк, который просто не развалился в воздухе. Хорошо, что это была не бомба.

Закончились спички. Дедушка смастерил себе кресало и подобрал кремень. Долго делал фитиль. Он вываривал туго свернутый жгут ваты, потом сушил, втирал в него золу и сажу, распушивал и снова свертывал. Но теперь от первой искры фитиль начинал тлеть. От фитиля прикуривали курильщики и от него же зажигали огонь.

Продуктов почти совсем не оставалось. Никто не думал раньше о запасах, а теперь не было и просто еды на каждый день. Магазин стоял закрытый. До города было не дойти. Питались овощами, собранными на огородах. У мамы оставалось чуть-чуть пшенки, пшеницы и кулечек манки на всякий случай. Постоянно хотелось есть.

И постоянно было страшно.

Соседние дома опустели. Соседи как-то смогли уехать.

***

— …А у нас не было папы. Дядя Толя — в Сталинграде. Дедушка занимался с Колей поиском продовольствия. Мама кормила всю семью. Некому было заняться эвакуацией.

— А Димка как же?

— А что Димка? Его видела только я. Фельдшер сказал, что ничего у меня не поломано, просто нервное потрясение. А ноги не держали. Меня выносили на бруствер и сажали там. Потом сносили вниз, под землю. И там, в углу, на своей постели, я болтала с Димкой. Он же ничего не понимал в нашей жизни. Был старше меня, умнее, но иногда вел себя, как маленький. Говорил, что надо пойти в магазин и купить молоко. Или мясо. И сварить вкусную еду. Где был тот магазин? Откуда мясо? Тут просто выйти из убежища было страшно. То бомбежка, то минометные обстрелы.

— Ну, откуда бы Димка знал про это? Он же только с тобой общался. Погоди, ба! Я сейчас только закончу этап, немцев остановлю, и потом снова будешь рассказывать.

Правнук убежал в свою комнату, откуда сразу послышалась стрельба и взрывы. Он играл в "Сталинград".

Вот такие у них игры, вздохнула бабушка. Но с тем Димкой, с придуманным, тогда было легче. Он помогал просто своим присутствием.

***

Бомбежки и обстрелы сразу прекратились в тот день, когда пришли немцы. Никакого боя за село не было. Наши ночью ушли за балку и дальше, за Мамаев курган. А немцы вошли в Городище. Спокойно, как хозяева. Одни прошли дальше, а другие остались здесь. Тут же поставили везде своих часовых.

Утром Коля пошел за водой, а у колодца уже стоял немецкий солдат. Даже к цепи было привязано другое ведро, немецкое, большое. Часовой с автоматом просто стоял и смотрел, как подходили люди и набирали воду.

Дедушка с Колей прошли по балке, где были раньше позиции наших, брошенные теперь. Там были окопы по краю, были землянки. И много брошенного добра. Даже нашли место, где была полевая кухня. Там была свалка, и повар выкидывал банки от американской тушенки. Дедушка взял одну банку и стал собирать в нее ложкой жир и сало из остальных. Так по чуть-чуть наскреб почти две жестянки. Мама сварила кашу, почти как солдатскую. Это был последний раз, когда в убежище ели нормальную еду.

Нюрка с удовольствием съела все, что ей дали. Но ноги так и оставались слабыми, подгибались, не позволяли сделать самой ни шагу.

В убежище все было волглым от постоянной сырости, которая тянулась из земли. В солнечный день все вытаскивали на просушку. Одеяла, матрацы расстилали между стеной сарая и входом в убежище. И на них усаживали Нюрку. Она сидела на солнце, смотря по сторонам карими глазами, потом опять начинала что-то бормотать, не отвечая на вопросы взрослых.