Екатерина Морозова - Истерический роман № 1

• Название: Истерический роман № 1
• Автор: Екатерина Морозова
• Жанр: Научная Фантастика

---

– Учти, на диктофон их не запишешь, не зафиксируются.

От такой совиной мудрости Мистериозус чуть не ухнул в обморок, а Ризенкрылья продолжала:

– Ладно, раз у тебя опять драконий зуб, значить, тебе суждено ухнуть в Уухен. Я скажу, куда его воткнуть, при одном условии: заберешь с собой всю эту скотину, которую ты тут наплодил, устроишь там людям праздник в кои-то веки. Заодно и песни послушаешь.

– С удовольствием! Только скажи, на каких языках они говорят?

– На уухенском диалекте сам разбирайся какого языка. Давай, собирай быстрее стадо и втыкай зуб вот сюда, под дубовый корень. Некогда мне с тобой клювом чесать, совята обкакались!

Из лесу донесся истерический хохот Стериозуса.

Глава 21.

Уухенки.

Ганс воткнул зуб под корень и оказался на главной площади Уухена. Слышен был визг истерящей девушки, которой надоели мелькающие незнакомцы с рептилиями. Опять он вернулся, гайдн (что по-уухенски значит "гад"), да еще дракона притащил, да скота еще прибавилось!

Мистериозус уже успел прорастить зубы. Возникла новая проблема: скот съел всю траву! Из их шерсти, что ли, выращивать? Ганс не мог понять, кто ему внушил эту мысль, но случайно взглянул на дуб и увидел Ризенкрылью-старшую.

– Я не "старшая"! Я у своей матери, вон гнездо вьет, там, на воротах, младший совенок! Женщине столько лет, на сколько она выглядит!!!

Мистериозус чуть в обморок не упал. Уже начал падать, но уцепился за козу. При попытке восстановить равновесие выдернулся клок шерсти, который Ганс немедленно бросил на землю, где из него выросла крапива. Теперь можно было поистерить на древнеуухенском. Он постучал в давешний дом. Открыла та же девушка:

– Ах ты гайдн! Опять сюда притащился на драконолете! Хоть козлов притащил, для отпущения! Эй, уухенки!

Из изб выбежали немецкие народные бабы, и посыпались ругательства, которые Мистериозус записал в книжечку. Потом они исполнили немецкий народный танец "рок-н-ролл" и немецкую народную песню "Ой, как я свою коровушку люблю!", записанную Гансом нотной грамотой в том виде, в каком ее еще не было и в 14 веке. Потом уухенки стали делить скот, кусаясь и царапаясь при дележе.

– Мой козел!

– Нет, мой! Отвали, дура старая!

– Сама больно молодая!

– Мой козел! Я ему имя придумала-Велкопоповицки!-Козел подошел к ней и дружески почесал рогами.-Вот видите!

Пока они ругались, Мистериозус уловил еще одну совиную мысль: когда (еще не скоро) вернется, можно будет подождать, пока у дракона проклюнутся коренные зубы, и заняться разведением драконов. Но он тщетно высматривал Ризенкрылью: она сонно ухала в его непричесанной шевелюре. Гансу захотелось спать: "Это не мои мысли, а совиные!"-отмахивался он, но спать хотелось.

– Эй, уухенки! Накормите, напоите, в баньке выпарите, да спать уложите!-Про баню он сказал по-русски, так как немецкое слово узнать не позаботился. Бабы разбежались, осталась только одна.

– Скажи мне, добрый молодец,-краснея, спросила она,-а что же такое "банька"?

– Ладно, проехали, прощай, гигиена!-сказал Мистериозус, с трудом не отрубаясь.

Поев уухенской народной кухни и не забыв записать рецепты, Ганс лег спать и громко захрапел.

Глава 22.

Призрак бродит по Европе…

Рано утром Ганс проснулся от звуков песни "Эй, уухнем!" в исполнении грубых голосов косматых древних германцев. Судя по тому, что Мистериозус знал о занятиях уухенцев, мужская часть населения только что вернулась из разбойничьего набега. Судя по интонации, с которой они пели, набег не был удачным. Судя по тому, что последовало дальше, мужчинам стало обидно: пока они с риском для жизни и шкуры пытались ограбить крестьян в окрестностях Аахена (и вернулись ни с чем!), женщины, преспокойно сидя дома, добыли на халяву столько скота! В конце концов, любовь к мясной пище пересилила обиду, и кое-кто попал на вертел.

А уухенцы занялись Гансом, справедливо рассматривая его как часть добычи. Будучи вытащен на площадь, Мистриозус сильно пожалел, что не взял с собой, тупица, никакого продвинутого оружия. Даже веревка, и та осталась у Фридриха, утопала в Охохохен с драконятами! Хорошо сейчас Уходёру! Пропивает себе новую партию денег и, небось, впервые в истории изрекает афоризмы, которым со времен суждено стать крылатыми: "Талант не пропьешь" и "Мы артисты, наше место в буфете"… А он, бедный Ганс, не артист, и ничего крылатого нет у него под рукой, чтобы улететь от этих варваров.

Ой! А Ризенкрылья? Может, поможет? Ганс оглянулся в сторону дубка. Все ясно, Ризенкрылье сейчас не до него, впервые в жизни яйца откладывает.

Диалект уухенцев был производным от языка остготов. Ганс еще совсем плохо в нем разбирался. Он попытался прокричать: "Не режьте меня!" – но поскольку вчера общался только с женщинами и в основном по поводу еды (дурак, надо было не спать, а больше общаться, язык учить!), у него вышло что-то вроде: "Не ешьте меня!"

Уухенцы заржали. В отчаянии филолог завопил то же самое на латыни, но в Уухене, в отличие от Аахена, латыни не знали. Был, правда, один беглый монах, но он делал вид, что никакой он не монах и вообще латынь давно забыл. Так что на новый вопль Мистериозуса никто не обратил внимания, кроме…

Со стороны оврага медленно поднялся огромный призрак. На вид ему было лет триста, если не все четыреста.

– Не троньте его, он говорит на языке моего века! – важно изрек призрак.

В VIII веке привидения еще были в Уухене редкостью. Это потом они расплодились, а тогда их было наперечет, уухенцы их боялись и уважали. Поэтому они тут же отстали от Ганса, зауважали его и пригласили погрызть жареного мяса, запивая водой и неизвестным науке галлюциногенным напитком, который Ганс отведал чуточку и вежливо отказался продолжать, сказав, что с утра такого не пьет. За это его стали уважать еще больше.

Да и зачем пить всякую галлюциногенную отраву, когда призрак и так стоит в паре метров за спиной и всем своим видом словно говорит: "Ты поешь спокойно, а потом потолкуем".

Ганс поел, как мог, быстро (в знак уважения к призраку ему дали кусок мяса помягче) и подошел к своему спасителю.

– Гед ты научился классической, неиспорченной латыни? Сейчас уже так не говорят, – поинтересовалось привидение.

– На филологическом факультете. Меня зовут Ганс Мистериозус.

– Меня Терций Квинт. Ты сказал одно греческое слово, ты очень ученый.

– Я хотел бы изучить варварские языки и латынь VIII века тоже.

– Это не латынь, а… – Терций произнес древнеримское слово, которого Ганс еще ни в одном учебнике не встречал и потому постарался запомнить. – Что у тебя на ногах?

На ногах у Мистериозуса были финские туристские ботинки – единственная обувь, которая выдерживает средневековые дороги, не теряя вида и подошв. Но как это перевести? Финляндия не входила в сферу интересов древних римлян. Идея!

– Обувь гиперборейских путешественников.

Призрак уважительно кивнул, властно поднял руку и заорал не хуже самого Цицерона:

– Дикие уухенцы! Слушайте, варвары! Это гипербореец!

Уухенцы ничего не поняли, но римлянин им объяснил, что "гипер" – это еще круче, чем "супер", и они стали уважать Ганса еще больше, так что он сильно расширил познания в их языке – каждый только и мечтал закорешиться с "гиперменом".

Беглый монах, который слышал краем уха разговор насчет латыни VIII века, даже намекнул потихоньку, что, пожалуй, мог бы немного с этим помочь. Хотя монах, которого прежде звали Януарий Август, а теперь просто Ян, не был точно уверен, какой нынче век на дворе. Образования не хватало.

Мистериозхус уже предвкушал ученые беседы с разбойником Яном и с уухенскими девушками, проявлявшими к нему исключительное внимание, но сначала пришлось доказать право на звание гипермена. Дракон вернулся! Попасся на дне оврага и прилетел обратно. Уухенцы – в панику, за оружие хвататься, а дракон приземлился рядом с Гансом, лизнул его в нос и завилял хвостом.

– Привет, хозяин! – сказал дракоша. – Меня-то ты не сдашь на продажу?

– Ни за что! Будешь себя хорошо вести?

– Буду, папочка.

– Лети сюда, я тебя покормлю, – крикнула от ворот Ризенкрылья-старшая.

– Лети, сынок, – сказал Ганс.

– А можно мне бычьими косточками полакомиться?

– Можно, только собакам тоже оставь.

– Ты его очень-то не балуй, – крикнула Ризенкрылья. – Дай одну кость, и пусть летит сюда, воспитывать его буду.

Уухенцы были в полном отпаде, особенно девушки, а Терций Квинт решил, что гиперборейцы – колдуны.

– А что, чем Россия не Гиперборея? – подумал Ганс. – Еще какая гипер!

Приятно было чувствовать себя гиперменом.

Глава 23.

Филология поневоле.

Гнас разлепил глаза. Все ясно, я заснул прямо на площади. Сказались волнения и, видимо, страшно сильнодействующий напиток. И вот он возлежит на почетном месте и изрекает умные фразы на языке дрыхнущих пьяных храпящих суперменов, да немного на русском, а уухенцы слушают. Видимо, что-то из сказанного совпадает с чем-то очень умным/очень глупым на уухенском или считают, что напиток возбуждает дар ясновидения.