Мишель Нюридсани - Сальвадор Дали

• Название: Сальвадор Дали
• Автор: Мишель Нюридсани
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-235-03154-8

Трудно найти человека, который относился бы к творчеству Сальвадора Дали равнодушно. Одни превозносят его, считая новым словом в искусстве; другие ругают за искусственность, аморализм, разрушение основ традиционного искусства. На протяжении своей долгой жизни художник, родившийся в Каталонии, живший во Франции и США, кровно связанный с Россией благодаря своей жене и музе Гале (Елене Дьяконовой), много раз менял убеждения и увлечения, сохраняя при этом верность своему завету — «выделяться из толпы». Дали был удивительно разносторонен — занимаясь живописью, театром, кино, рекламой, сочиняя стихи и мемуары, теоретизируя об искусстве, он освещал все эти сферы деятельности отблеском своего яркого и противоречивого таланта. Творчество Дали, проложившее мост между искусством XIX и XXI веков, нуждается сегодня в новом осмыслении. Именно такую задачу ставит перед собой известный французский искусствовед и писатель Мишель Нюридсани. Его увлекательная книга, основанная на широком круге источников, сообщает массу занимательных подробностей из жизни самого Дали, его друзей и недругов.

---

Читал ли Дали в «Трех очерках по теории сексуальности» тот пассаж, в котором Фрейд писал: «Хотя психоанализ не смог полностью прояснить причины гомосексуализма, он, по меньшей мере, смог раскрыть психический механизм его возникновения и представил эту проблему под новым углом зрения. Во всех исследованных случаях нам удалось установить, что те, кто позже превратятся в гомосексуалистов, в раннем детстве прошли через короткую фазу, когда необычайно сильное сексуальное возбуждение вызывала у них женщина (в большинстве случаев — мать), а, пройдя через эту стадию, они начинали отождествлять себя с женщиной и сами для себя превращались в объект сексуального желания, иными словами, отталкиваясь от нарциссизма, они искали подростков, походивших на них в юности, которых они хотели любить так, как их матери когда-то любили их самих»?

Любопытно, что слева на заднем плане картины «Загадка желания» (в этом названии явно прослеживается влияние Кирико) мы видим весьма интересную пару — это слившиеся в объятиях отец и сын.

И разве не признавался Дали Луи Повелю[338], с которым у него состоялся ряд бесед в 1966—1967 годах: «Когда Лорка хотел овладеть мной, я с ужасом воспротивился этому. Но сейчас, когда я стал старше, меня гораздо больше привлекают мужчины». Правда, мужчины особого типа, те, что обладали женоподобной внешностью: мужчины, у которых был пышный бюст, то есть скорее транссексуалы, чем обычные трансвеститы. «Глаза мои загораются от радости, — говорит он, — когда я вижу, как символ мужественности восстает на стройном, почти женственном теле».

Можем ли мы взять на себя смелость выдвинуть гипотезу, которую до нас никто никогда не выдвигал: Гала позволяла Дали вести себя во время полового акта с женщиной как гомосексуалист. Ведь разве не говорили о Пьере Дриё ла Рошель, что он был гомосексуалистом, который никогда не вступал в половую связь с мужчиной?

Нетрадиционная, равно как и неопределенная сексуальная ориентация, трансвестизм породили в творчестве Дали эротические «коллажи». Пример тому — бородатое лицо на картине «Мрачная игра», где рот основного персонажа, нарисованный вертикально, на самом деле является женским половым органом. Еще один пример — картина «Память о женщине-девочке» (1932), которая была выставлена в галерее Пьера Колля, с изображенным на ней бюстом мужчины с узнаваемым лицом отца Дали, таким, каким он предстает на тех картинах, где художник представляет его в образе Вильгельма Телля: вот он с повернутым влево лицом, обрамленным бородой — предметом его гордости, и с наполовину обнаженной грудью, явно женской, вторая половина которой прикрыта цветами, украшающими вырез платья.

Все эти работы: вымученные, забавные, балансирующие на грани провокаций — свидетельствуют о постепенном рассеивании мрака, вызывающего смятение чувств. Это Гала вселяла уверенность в Дали — онаниста, вуайериста, человека с садомазохистскими и гомосексуальными наклонностями, как когда-то она вселяла уверенность в молодого, ищущего себя Элюара, озабоченного «секретом» взросления, напуганного излишним опытом в любовных утехах его «невесты» и тем, что он открывал в себе самом. «То, что мы делаем, отнюдь не порочно, ведь мы любим друг друга», — утверждала она в то время. То же самое она, без сомнения, говорила и Дали, который позволил себе расслабиться.

Что касается их отношений с Элюаром, то они из-за всего этого не прервались. Элюар, как мы уже видели, умел мириться с тем, что у жены есть любовники, и рвать с ней отношения не собирался. Сам он тоже был не ангел: окруженный толпой любовниц, он продолжал уверять Галу, что она для него единственная.

В конце сентября Гала уезжает из Кадакеса, не сумев уговорить Дали ехать вместе с ней. По просьбе Элюара, взяв на себя роль торгового посредника между своим мужем и Дали, она увозит с собой «Мрачную игру» и «Портрет Элюара» — картины, которые передаст Гоэмансу. Эта ее роль торгового агента навела исследователей Дали на мысль, что Гала решила соблазнить Дали исключительно из меркантильных соображений, желая получить доступ к его картинам, как до этого она поступила с Кирико. Помимо картин, о чем мало кто говорил, она увозит с собой довольно объемную подборку рукописных заметок Дали по теории искусства. Гала предвкушала, что въедет в новую квартиру на улице Беккереля, купленную Элюаром, обстановку которой, в частности — «американскую кровать», он уже успел ей расписать во всех подробностях, но ремонт квартиры не успели закончить к ее приезду. В ожидании переезда супруги нарушили договоренность жить раздельно и вместе поселились в гостинице «Терраса»... в которой жил Бунюэль. Когда Гала узнала об этом, она страшно перепугалась и рассказала Элюару о том, как Бунюэль пытался задушить ее. Элюар счел себя обязанным приобрести маленький револьвер с перламутровой рукояткой.

Следует заметить следующее: еще долгое время после ее встречи с Дали Гала поддерживала близкие отношения с Элюаром. И писала ему двусмысленные письма, в которых старалась если не разжечь в нем новое желание, то, во всяком случае, не позволить угаснуть былой страсти. Словно напуганная своим весьма рискованным выбором, она не хотела окончательно захлопывать за собой дверь.

А Дали, со своей стороны, не только не подумал последовать за Галой, когда она уезжала и звала его с собой, но еще и, оставшись один, вздохнул с огромным облегчением: «Проводив Галу на фигерасский вокзал, где она села на поезд, отправляющийся в Париж, я воскликнул, потирая руки: "Наконец-то один!"»

И добавил: «Если от своих детских убийственных заскоков я был излечен, то, чтобы излечить меня от моей страсти к одиночеству, еще требовалось некоторое время».

Он заперся в своей мастерской и писал, писал, писал свои картины с бешеным наслаждением, словно в опьянении, как человек, находящийся на пороге долгожданного открытия. И вот за «Мрачной игрой», купленной виконтом де Ноайлем, последовали: «Великий мастурбатор», одно из самых известных его полотен, «Приспосабливаемость желаний» — картина, которая станет собственностью Андре Бретона, и «Просвещенные удовольствия», ныне находящиеся в нью-йоркском Музее современного искусства, а до этого принадлежавшие Сиднею Дженису. Все это наиболее значимые произведения Дали того периода, отражающие мрачную поэтику его навязчивых идей, замешенную на крови, разлагающейся плоти и экскрементах.

Поглощенный своим уединением и творческим процессом (или просто из страха?), Дали пропускает выход на широкий экран «Андалузского пса», как позже «забудет» явиться на открытие первой выставки своих картин в Париже, столь важной для него и столь желанной.

А между тем прибыл он в Париж за несколько дней до вернисажа...

Свой приезд во французскую столицу он описывает в мельчайших подробностях, обрисовывая каждую деталь, чтобы еще раз продемонстрировать нам свою неспособность взаимодействовать с реальным миром: он хочет купить Гале цветы, но попадает впросак, будучи не в состоянии понять, сколько стоит заплатить за них. Затем, уже с букетом в руках, он таскается из кафе в кафе, пропускает стакан за стаканом перно, вваливается в галерею Гоэманса, где всегда готовый оказать добрую услугу Элюар сообщает ему, что Гала давно ждет его и страшно недовольна тем, что он не позвонил ей по прибытии.

Вечером он наконец-то появился на улице Беккереля в уже обставленной и обжитой квартире перед холодно встретившей его Галой; она была страшно сердита: он должен был сразу же броситься к ней, чтобы засвидетельствовать свое почтение. Между тем она сбежит вместе с ним из Парижа за два дня до открытия его выставки; они исчезнут на две недели, и Дали даже не позаботится о том, чтобы развесить в галерее свои картины.

Гоэманс, который прекрасно понимал, какое значение может иметь эта выставка для молодого художника, был поражен таким поведением, более того — разгневан. Андре Бретон, написавший предисловие к каталогу выставки, обратил внимание общественности на то, что в скандале в очередной раз оказалась замешана Гала. Элюар по этому поводу хранил молчание. Он явился как ни в чем не бывало на торжественное открытие выставки и без устали восхищался талантом молодого художника.

Не интуиция ли подсказала Гале, что, после того как она вырвала Дали из его уединения и заставила приехать в Париж уже после выхода на экран «Андалузского пса», его нужно уберечь и от треволнений, связанных с его выставкой, запланированной на 20 ноября? Или же она просто решила, что, совершив этот «киднеппинг», она получит возможность на сей раз окончательно подчинить себе Дали?

Гала и Дали уезжают в Барселону, а оттуда в Ситес. Скорее всего, именно там они впервые занялись любовью... если верить самому Дали, который в интервью Луису Перманьеру, спросившему его, занимались ли они любовью в первые дни или недели, последовавшие за их первой встречей, ответил: «Нет, прошло три месяца, прежде чем я был допущен до ее тела». В Ситесе у них был настоящий медовый месяц: «Мы были так поглощены телами друг друга, что почти совсем не вспоминали о нашей выставке». Полное порабощение. И удачно организованное: отныне Дали будет говорить «наша выставка». И множество своих картин подпишет двумя их именами, слепленными в одно, словно слившимися в объятии: «Daligala».