Алексей Слаповский - Большая книга перемен

• Название: Большая книга перемен
• Автор: Алексей Слаповский
• Жанр: Современная проза
• ISBN: 978-5-17-075122-8, 978-5-271-36743-4

Алексей Слаповский – прозаик, драматург, сценарист; пожалуй, один из самых непредсказуемых современных писателей. На вопрос журналистов: «Где вы настоящий», он неизменно отвечает: «Везде!»

В новом романе «Большая книга перемен» есть всё: и любовь (трех друзей к своей однокласснице, юной девушки к богатому разбойнику, мужа к жене), и потери (друзей, здоровья, близкого, самого себя), и успех (на сцене, в профессии, бизнесе), и даже детективное расследование (обстоятельств исчезновения человека)… Каждый герой должен сделать выбор, от которого зависит – ни много ни мало – судьба!

Сам автор считает этот роман своим лучшим, но последнее слово как всегда оставляет за читателем…

---

Файбисович действительно был алкоголик страшный, неизлечимый, приличные люди его уже не пускали в дом. Он, правда, все равно пролезал под разными предлогами, например – воды попить. Шел, дескать, мимо, чуть не умер от жажды. Кто же откажет? И, пока ему наливали воды, он мог обшарить карманы одежды, висящей в прихожей. Если уличали, говорил: «Да, я вор, подонок, а вы не знали? Я вообще не человек!» Файбисович получил от умершей мамы в наследство квартиру, продал ее, купил комнату в коммуналке и на оставшиеся деньги начал безудержно пить, говоря всем: «У меня одна задача: сдохнуть раньше, чем кончатся деньги». Он действительно пил насмерть, то есть на смерть, на умирание, поставив себе это целью. И добился своего. Хоронили его пять-шесть знакомых на деньги сарынской еврейской общины.

Дортман пил аккуратнее, не до беспамятства, но каждый день. У него тоже была квартирка, тоже от мамы, но ему хватило ума не пропить ее. А где брал деньги, бог весть, наверное, занимал.

Надо навестить его. И о Леониде Костякове порасспрашивать, и просто так, по-человечески – надо.

13. ТУН ЖЭНЬ. Единомышленники (Родня)

__________

__________

__________

__________

____ ____

__________

Куда бы вы ни отправились, попадете в хорошее общество.

Через пару дней (то есть выждав приличную паузу) Сторожев позвонил Коле Иванчуку и спросил:

– Я тут подумал: а Лилю нормальные врачи смотрели вообще?

– И нормальные смотрели, и ненормальные.

– А то я бы Раушева привез к тебе, он лучший специалист по таким болезням. Светило.

– Я слышал о нем. Специалист, да, но не бог.

– Коля, я не к тебе его привезу, а к Лиле. Доходит до тебя?

До Коли дошло. Действительно, вылечит Раушев, не вылечит, а для Лили – еще один луч света, еще одна надежда.

– Дошло, спасибо, – сказал он. – Вези свое светило.

Валера позвонил Роману Раушеву, тот согласился посмотреть. Сторожев попросил, чтобы вечером (вечером Даша, наверное, будет дома).

– А я раньше и не смогу.

Раушев осмотрел, ничего нового не сказал Коле, а Лилю успокоил, ласково поговорил с ней. Лиля была благодарна и ему, и Коле, и Валере – стараются, хотят сделать ей лучше. У нее вообще сегодня было благодарное настроение.

– Отдыхай, – сказал ей Коля, и они с Раушевым вышли.

А к двум березам подъехал очередной свадебный кортеж: Лиля слышала смех, крики. Потом хором: «Раз! Два! Три! Четыре!» Невеста и жених целуются, остальные считают. Обычай, который Лиля помнит с детства. И жених с невестой, как правило, стараются, демонстрируя пылкость, а родители настороженно смотрят, возможно, впервые наблюдая этот процесс: родители невесты – как чужой юноша целует их дочь, родители жениха – как чужая дочь целует их сына, и улыбки их натянуты, и почему-то сосет под сердцем нехорошее предчувствие… Лиля однажды, в прежней жизни, попала на свадьбу, затащила соседка, счастливая мать невесты. И там, когда закричали: «Горько!» – и начали счет, невеста, хмыкнув, брезгливо посмотрев на уже окосевшего от самогона жениха, громко сказала: «Да идите вы на х..! Будут они еще тут мне соревнование устраивать! У меня шестой месяц беременности, если кто не знает, а они – горько!» Мать на нее прикрикнула, невеста с мстительной усмешкой сказала ей: «А я вам с отцом говорила: не надо никакой свадьбы. Не послушались – получите! Да отлезь ты, тебе еще чего?» – огрызнулась она на жениха, который дергал ее за рукав и всего лишь хотел, чтобы она села и замолчала…

Тихо стукнула калитка. Кто-то пришел. Или ушли Сторожев с врачом? Что-то в последнее время сбор всех частей. Может, она уже помирает? Да нет, просто так совпало. Один узнал, сказал другому…

Лиля не услышала ни шагов, ни голосов. Лишь какое-то шуршание. Потом пыхтение.

В окне показалась голова девчушки лет восьми. Из свадебной компании, должно быть. Скучно ей стало, пошла обследовать окрестности, забрела во двор, подошла к дому, встала на выступающие кирпичи фундамента, чтобы заглянуть в окно, это же интересно, все чужое интересно. Лиля наблюдала. Сейчас девочка увидит ее, напугается, исчезнет. Как бы ее задержать?

И Лиля сказала негромко и весело:

– Заходи в гости!

Голова повернулась к ней, девочка оценивала ситуацию: нет ли подвоха? Осмотрела лежащую женщину.

– Залезай, залезай, – сказала Лиля.

– Да нет, я так. Я мимо просто шла.

– А кто там женится?

Лиля ожидала, что девочка ответит с детской простотой что-то в духе: «Маша и Саша», считая, что Маша и Саша известны всему свету. Но она оказалась смышленой:

– Вы их же все равно не знаете.

Подумала, поелозила, удерживаясь локтями на подоконнике, и решила пояснить, чтобы ответ не показался невежливым:

– Это папа мой с Олей женится.

Вот оно как. Деликатный случай. Видимо, папа и мама развелись. И папа второй раз женится. Возможно, и мама уже второй раз замужем. Не исключено, что мама присутствует тут же. Интересно, кричит ли «горько»?

– А где мама? – спросила Лиля.

– Умерла, – ответила девочка. И тут же, словно спохватившись, что может огорчить незнакомую тетю, успокаивающе добавила: – Она уже давно. Года два.

Лиле показалось, что где-то под сердцем стало горячо – как всегда, когда она сталкивается с самой близкой для себя темой.

– А вы болеете? – спросила девочка.

– С чего ты решила?

– Ну, вы же днем лежите.

Лиля подумала: если с кем-то об этом и можно говорить всерьез, не стесняясь, не жеманничая, то как раз с детьми. С вот этой девочкой. Ее мне сегодня Бог послал, решила Лиля.

– Да, я болею. Я тоже умру, – сказала Лиля.

Девочка, помолчав, сказала:

– Мама молодая была. Красивая.

Лиля мысленно усмехнулась. Подразумевается, что она, Лиля, немолодая и некрасивая, ей умереть можно.

– Ты ее жалеешь?

– Конечно, – легко ответила девочка.

– А папа?

– Да. Он даже плакал.

– Но ведь женится.

– Да, – согласилась девочка. – Оля хорошая.

– Лучше твоей мамы?

– Нет. Но тоже хорошая. Мы же не можем одни. И папе скучно, и мне тоже.

– То есть ты забыла маму?

– Нет. Но мамы же нет. А Оля есть.

– А если Оля тоже умрет?

Девочка не ожидала такого вопроса. Никогда об этом не думала. Возможно, смерть мамы была единственной смертью, которую она знала и видела, остальные люди для нее были пока бессмертны.

– Почему?

– Заболеет и умрет.

– Да нет, она здоровая. Ладно, я пойду.

Девочка не то что испугалась разговора – они ничего в таком возрасте не боятся по-настоящему, ей просто стало неприятно. А Лиле очень, очень хотелось ее удержать – она не поговорила с ней о самом интересном.

– Постой. Ты зря волнуешься. Оля никогда не умрет. А маме твоей сколько было?

– Маме? Двадцать восемь.

– Всего двадцать восемь?

– Да. Молодая.

– Она очень мучилась?

– Я не знаю. Меня там не было.

– Где?

– Они в машине врезались. И маму в больницу отвезли, и она там умерла.

Лиля почувствовала разочарование. Смерть в аварии – не то, о чем она хотела бы поговорить.

– Ладно, иди, тебя ждут, – сказала она.

Девочка спрыгнула.

И все же Лиле стало немного легче. Она знала, что это подлое облегчение, нехорошее, но разрешала его себе. Больным разрешена скоромная пища даже в пост, значит, разрешены и скоромные мысли. Двадцать восемь лет было этой женщине – и она погибла. А Лилия была в двадцать восемь лет еще жива и здорова. И у нее впереди еще была долгая счастливая жизнь. До болезни было еще далеко.

С другой стороны, может, так лучше? Авария, удар, боль, но недолго, не успеваешь приготовиться, осознать, не успеваешь толком помучиться – это-то и хорошо.

Присказка врачей и доброхотных советчиков: не думай об этом. Не говори об этом. А о чем еще? Только о смерти и стоит говорить – часто, много, бесконечно. Говоришь – и привыкаешь. Сначала к слову, потом к мысли…

Легкий стук в дверь, голова Коли:

– Звала?

– Нет. Сама с собой говорю.

– Ничего не хочешь?

– Нет, – сказала Лиля, которая на самом деле очень хотела, чтобы эта девочка приходила к ней каждый день и каждый день своим спокойным голоском рассказывала о смерти матери – как о чем-то неприятном, но обыденном, давно забытом, о том, что в порядке вещей. Авария, визг тормозов, удар, вскрик, кровь. Это только представить страшно, а на самом деле случается каждую минуту.

– Не знаешь, – спросила Лиля, – сколько аварий в Сарынске? А в стране? А в мире?

– Каких аварий?

– Автомобильных.

– Могу в Интернете посмотреть.

– Да нет, я так…

Раушев уехал, и Даша сказала:

– Рыдать будет сегодня.

– Почему? – спросил Сторожев.

– Всегда так. Приходит врач, она сначала радуется, а потом плачет.

– Ну, не всегда, – сказал Коля. – Не нагнетай.

– А если будет, справишься? – спросила Даша.

– Конечно.

– Тогда я в город. Подвезете? – спросила она Сторожева.

– Да, конечно.

В машине, не зная, о чем говорить с Дашей, Сторожев нашел занятие: нажимал на кнопки, удобно расположенные на руле, гулял по радиоволнам. Нашел что-то из разряда фоновой музыки (как в ресторанах) – без вкуса, цвета и запаха. Решил, что сойдет.