Антология - Русский романс

• Название: Русский романс
• Автор: Антология
• Издательство: Правда
• Жанр: Лирика
• Год: 1987

Предлагаемый вниманию читателей сборник — одна из самых полных антологий русского романса, охватывающая два с половиной века развития этого жанра (XVIII — первая половина XX века). В книгу включены стихотворения Жуковского, Пушкина, Тютчева, Фета, Полонского, Блока, Есенина и многих других известных и неизвестных поэтов, нашедшие свою вторую — музыкальную — жизнь в творчестве русских композиторов.

Составитель Вадим Львович Рабинович.

---

ЛЕВ МОДЗАЛЕВСКИЙ

(1837–1898)

408. Вечерняя заря весною[418]

Слети к нам, тихий вечер,
На мирные поля;
Тебе мы поем песню,
Вечерняя заря.

Темнеет уж в долине,
И ночи близок час;
На маковке березы
Последний луч угас.

Как тихо всюду стало,
Как воздух охладел!
И в ближней роще звонко
Уж соловей пропел.

Слети ж к нам, тихий вечер,
На мирные поля!
Тебе поем мы песню,
Вечерняя заря.

<1864>

АРСЕНИЙ ГОЛЕНИЩЕВ-КУТУЗОВ (1848–1913)

409. В четырех стенах[419]

Комнатка скромная, тесная, милая;
Тень непроглядная, тень безответная;
Дума глубокая, песня унылая;
В бьющемся сердце надежда заветная;

Тихий полет за мгновеньем мгновения;
Взор неподвижный на счастье далекое;
Много сомнения, много терпения…
Вот она, ночь моя, — ночь одинокая!

<1874>

410. «Меня ты в толпе не узнала…»[420]

Меня ты в толпе не узнала —
Твой взгляд не сказал ничего;
Но чудно и страшно мне стало,
Когда уловил я его.

То было одно лишь мгновенье —
Но, верь мне, я в нем перенес
Всей прошлой любви наслажденье,
Всю горечь забвенья и слез!

<1874>

411. Над озером[421]

Месяц задумчивый, звезды далекие
С темного неба водами любуются;
Молча смотрю я на воды глубокие —
Тайны волшебные сердцем в них чуются.

Плещут, таятся ласкательно-нежные:
Много в их ропоте силы чарующей,
Слышатся думы и страсти безбрежные,
Голос неведомый, душу волнующий.

Нежит, пугает, наводит сомнение:
Слушать велит ли он? — С места б не двинулся!
Гонит ли прочь? — Убежал бы в смятении!
В глубь ли зовет? — Без оглядки бы кинулся!

Между 1872 и 1874

412. Трепак[422]

Лес да поляны. Безлюдье кругом.
        Вьюга и плачет, и стонет,
Чудится, будто во мраке ночном
        Злая кого-то хоронит.
Глядь — так и есть! В темноте мужика
        Смерть обнимает, ласкает,
С пьяненьким пляшет вдвоем трепака,
        На ухо песнь напевает.
Любо с подругою белой плясать!
        Любо лихой ее песне внимать!

      Ох, мужичок,
            Старичок
                  Убогой,
      Пьян напился,
            Поплелся
                  Дорогой,
А метель-то, ведьма, поднялась,
                  Взыграла!
С поля — в лес дремучий невзначай
                  Загнала!

      Горем, тоской
            Да нуждой
                  Томимый,
      Ляг, отдохни
            Да усни,
                  Родимый!
Я тебя, голубчик мой, снежком
                  Согрею;
Вкруг тебя великую игру
                  Затею.

      Взбей-ка постель,
            Ты, метель,
                  Лебедка!
      Ну, начинай.
            Запевай,
                  Погодка,
Сказку — да такую, чтоб всю ночь
                  Тянулась,
Чтоб пьянчуге крепко под нее
                  Уснулось!

      Гой вы, леса,
            Небеса
                  Да тучи!
      Темь, ветерок
            Да снежок
                  Летучий!
Станем-ка в кружки, да удалой
                  Толпою
В пляску развеселую дружней
                  За мною!

      Глянь-ка, дружок,
            Мужичок
                  Счастливый!
      Лето пришло,
            Расцвело!
                  Над нивой
Солнышко смеется, да жнецы
                  Гуляют,
Снопинки на сжатых полосках
                  Считают.

—

Лес да поляны. Безлюдье кругом.
        Стихла недобрая сила.
Горького пьяницу в мраке ночном
        С плачем метель схоронила.
Знать, утомился плясать трепака,
        Песни петь с белой подругой —
Спит, не проснется… Могила мягка
        И уж засыпана вьюгой!

<1875>

413. Колыбельная

Плакал ребенок. Свеча, нагорая,
          Тусклым мерцала огнем;
Целую ночь, колыбель охраняя,
          Мать не забылася сном.
Рано-ранехонько в дверь осторожно
          Смерть сердобольная — стук!
Вздрогнула мать, оглянулась тревожно…
          «Полно пугаться, мой друг!
Бледное утро уж смотрит в окошко.
          Плача, тоскуя, любя,
Ты утомилась… Вздремни-ка немножко —
          Я посижу за тебя.
Угомонить ты дитя не сумела,
          Слаще тебя я спою».
И, не дождавшись ответа, запела:
          «Баюшки ба́ю-баю́».

Мать

Тише! ребенок мой мечется, плачет!
          Грудь истомит он свою!

Смерть

Это со мной он играет и скачет.
          Баюшки ба́ю-баю́.

Мать

Щеки бледнеют, слабеет дыханье…
          Да замолчи же, молю!

Смерть

Доброе знаменье — стихнет страданье.
          Баюшки ба́ю-баю́.

Мать

Прочь ты, проклятая! Лаской своею
          Сгубишь ты радость мою!

Смерть

Нет, мирный сон я младенцу навею.
          Баюшки ба́ю-баю́.

Мать

Сжалься! Пожди допевать хоть мгновенье
          Страшную песню твою!

Смерть

Видишь — уснул он под тихое пенье
          Баюшки ба́ю-баю́.

<1875>

414. Серенада («Нега волшебная, ночь голубая…»)

Нега волшебная, ночь голубая,
          Трепетный сумрак весны;
Внемлет, поникнув головкой, больная
          Шепот ночной тишины.

Сон не смыкает блестящие очи,
          Жизнь к наслажденью зовет,
А в полумраке медлительной ночи
          Смерть серенаду поет:

«Знаю: в темнице суровой и тесной
          Молодость вянет твоя.
Рыцарь неведомый, силой чудесной
          Освобожу я тебя.

Старость бездушная шепчет напрасно:
          Бойся любви молодой!
Ложно измыслила недуг опасный,
          Чтоб не ушла ты со мной.

Но посмотри на себя: красотою
          Лик твой прозрачный блестит;
Щеки румяны; волнистой косою
          Стан твой, как тучей, обвит.

Пристальных глаз голубое сиянье
          Ярче небес и огня;
Зноем полуденным веет дыханье —
          Ты обольстила меня!

В вешнюю ночь за тюремной оградой
          Рыцаря голос твой звал…
Рыцарь пришел за бесценной наградой;
          Нас упоенья настал!»

Смолкнул напев; прозвучало лобзанье…
          В долгом лобзании том
Слышались вопли, мольбы и стенанье —
          Тихо всё стало потом.

Но поутру, когда ранняя птица
          Пела, любуясь зарей.
Робко в окно заглянувши, денница
          Труп увидала немой.

<1877>

415. А. А. Фету[423]

Словно голос листвы, словно лепет ручья,
В душу веет прохладою песня твоя;
Все внимал бы, как струйки дрожат и звучат,
Все впивал бы цветов и листов аромат.
Все молчал бы, поникнув, чтоб долго вокруг
Только песни блуждал торжествующий звук,
Чтоб на ласку его, на призыв и привет
Только сердце б томилось и билось в ответ…

1887

416. «Не смолкай, говори… В ласке речи твоей…»[424]